Закурив и положив ногу на ногу, я стал разглядывать группу любителей шахмат, оккупировавших лавку прямо напротив меня. Я старался ни о чем не думать, но очень скоро незаметно для себя вернулся мыслями к убийствам бомжей, решив еще раз проанализировать все известные мне факты. Итак, начнем с того, что убитых уже трое. Все они «паслись» в районе теплотрассы в районе метро «Приморская».
Никто ничего не видел, и информация «по низу» тоже не идет. Если не считать нашего с Шахом подозрения, что бомжи все-таки что-то знают. К тому же следовало учитывать, что опера уже отработали традиционные способы раскрытия таких преступлений, поэтому необходимо изобрести что-то нестандартное. Только вот что?
Самое перспективное — это начинать работать от последнего убийства, оно самое свежее. Что нам известно? Жил-был бомж, никого не трогал, спал в колодце теплотрассы. Где-то у него была жена, которая от него отреклась. Собственности он никакой не имел, никакие фирмы на него не оформлялись, это я по базе данных проверил. Может, он что-то знал, где-то что-то видел? Как и те трое, которых убили до него? Как версию принять можно, но хлипковато. Известно, что за несколько часов до смерти он звонил жене, хвастался, что у него много денег, и тут же жаловался, что за ним следят. «Жинка», конечно, послала его подальше и кинула трубку. Через пять минут он перезвонил и снова попросил о помощи. И с тем же результатом разговор закончился.
Что из этого? Да ничего! Может быть, эти три бомжика украли у серьезных людей что-нибудь ценное. Самое простое — деньги.
Решив, что дело глухое, я встал и направился в Агентство. Мыслительный процесс на свежем воздухе не принес ощутимого результата. Когда я уже заходил в арку дома на улице Росси, мне в голову вдруг пришла одна простая мысль. Конечно, не было никакой уверенности, что этот план принесет какие-нибудь плоды, но попробовать следует. В Агентстве я отловил Зудинцева, который прятался от Спозаранника у репортеров, и, затащив его в курилку, спросил:
— Помнишь, ты говорил, что у тебя есть какая-то знакомая дама на телефонной станции?
— Было такое, только я ее давно не видел.
— А ты можешь ей позвонить?
— Цель какова? Спрашивать о чем?
Я на мгновение задумался, пытаясь облечь в слова свои мысли, бесконтрольно гулявшие в голове:
— Слушай, я стал думать об одной вещи…
— Хорошо, что не о двух, а то бы мы тебя потеряли… — язвительно перебил меня голос сзади.
Я обернулся, передо мной стоял грузинский князь, он же бывший коммунист, он же бывший офицер Советской армии Зураб Гвичия.
— Послушайте, парни, не юродствуйте!
Может быть, мне на самом деле мысль в голову пришла. Смотрите, последний убитый бомж, его фамилия, если помните, Абрамов, звонил своей бывшей жене перед смертью. Откуда он звонил? Не с сотового же, правильно? Значит, либо со стационарного телефона, либо с таксофона. Стационарные — все, кроме «петерстаровских» — не фиксируются, я имею в виду, соединения не фиксируются, потому что там нет поминутной оплаты. Поэтому про них надо вообще забыть. А вот уличные телефоны, которые «по карточкам», стоит проверить. Если Абрамов чувствовал какую-то опасность, то он мог звонить еще кому-то, и, возможно, что тому человеку он рассказал больше, чем жене…
— А ведь действительно он, скорее всего, звонил с таксофона. Все другие, как ты выразился, стационарные телефоны находятся в помещениях, и кто бы туда пустил грязного вонючего бомжа? Надо карточки проверять, — моментально оживился Зудинцев.
— Все равно непонятно, где он деньги-то на карточку взял, за нее ж платить надо, — выразил сомнение Гвичия.
— Эх ты, а еще князь, — пристыдил его Зудинцев. — Его жена сказала, что он ей по телефону про деньги хвастался, значит, мог карточку купить.
Бывший опер убежал звонить знакомой на станцию, а я направился в столовую. Там сидел Обнорский и ел сыр. Причем без всего, даже без хлеба. Была у него такая привычка — сидеть в гордом одиночестве и медленно-медленно поедать сыр. Увидев меня, он перестал жевать и сказал:
— Из-за того, что твой начальник поспорил с ментами, поставлена под угрозу честь Агентства. Если вы проиграете, то это будет очень неприятно для всех. Отсюда вывод: раз невозможно аннулировать пари, значит, его нужно выиграть. Точка. Я, как главный и великий начальник всего Агентства и вашего уродца Спозаранника в том числе, беру на себя руководство всеми операциями, которые вы придумаете. Круглосуточно держите меня в курсе всех ваших дел по данному направлению. Ни одно указание Спозаранника не выполнять без моей визы.
А ему передай, чтобы через десять минут прибыл ко мне в кабинет для пиздюлей и инструктажа. Вопросы есть?
Я несколько растерялся от такой манеры разговаривать, пролепетал что-то типа «слушаюсь, ваше классикоблагородие» и, забыв, что зашел пообедать, покинул уютное помещение нашей столовой.
Вдруг в недрах Агентства раздался вопль.
Вряд ли это был человеческий крик. Из кабинетов начали выглядывать люди, спрашивая друг друга, что происходит. Обнорский тоже выглянул в коридор и спросил:
— Это кто там на собственную премию покушается? Передайте, что лишу, если орать не перестанут.
Крик не повторился, и все вернулись к своим компьютерам. Подумаешь, кричит кто-то, мало ли что в Агентстве бывает. Вернувшись в наш кабинет, я застал следующую картину: Зудинцев что-то вычерчивал на карте города, Гвичия танцевал лезгинку, а Спозаранник, стоя у окна и сложив на груди руки, мрачно на них смотрел.
— Что случилось? — спросил я.
— Родик, твоя идея оказалась гениальной, — признался Зудинцев. — Танька со станции нам по факсу распечатку таксофонной карты передала. На, смотри.
Он передал мне листок бумаги. В распечатке были указаны восемь звонков. Первым был звонок жене, он длился три минуты, второй — ей же. Третий звонок оттуда же, с того же автомата, около метро «Приморская», но адресован он был абоненту, находившемуся, судя по первым трем цифрам, где-то на юге города. Затем карта два дня не работала; в среду утром с нее были зафиксированы два звонка с таксофона на улице, затем еще три — из центра, и последний — опять с Васильевского острова.
— Ты понял? — радостно спрашивал меня Зудинцев. — Все остальные звонки — уже после убийства! Преступники забрали у него карту и звонят теперь по ней.
— Не факт! — возразил Спозаранник. — Может, он ее в таксофоне оставил, а кто-то ее нашел и себе взял.
— А как ты тогда объяснишь, что так много звонков привязано к Васильевскому, а? — не унимался Зудинцев.
— Просто. Тот, кто нашел карту, сам живет или работает на Васильевском, вот и все.
— Ничего не все! — начинал злиться Зудинцев. — Я носом чую, что мы в цель попали. Тут работать надо!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
Никто ничего не видел, и информация «по низу» тоже не идет. Если не считать нашего с Шахом подозрения, что бомжи все-таки что-то знают. К тому же следовало учитывать, что опера уже отработали традиционные способы раскрытия таких преступлений, поэтому необходимо изобрести что-то нестандартное. Только вот что?
Самое перспективное — это начинать работать от последнего убийства, оно самое свежее. Что нам известно? Жил-был бомж, никого не трогал, спал в колодце теплотрассы. Где-то у него была жена, которая от него отреклась. Собственности он никакой не имел, никакие фирмы на него не оформлялись, это я по базе данных проверил. Может, он что-то знал, где-то что-то видел? Как и те трое, которых убили до него? Как версию принять можно, но хлипковато. Известно, что за несколько часов до смерти он звонил жене, хвастался, что у него много денег, и тут же жаловался, что за ним следят. «Жинка», конечно, послала его подальше и кинула трубку. Через пять минут он перезвонил и снова попросил о помощи. И с тем же результатом разговор закончился.
Что из этого? Да ничего! Может быть, эти три бомжика украли у серьезных людей что-нибудь ценное. Самое простое — деньги.
Решив, что дело глухое, я встал и направился в Агентство. Мыслительный процесс на свежем воздухе не принес ощутимого результата. Когда я уже заходил в арку дома на улице Росси, мне в голову вдруг пришла одна простая мысль. Конечно, не было никакой уверенности, что этот план принесет какие-нибудь плоды, но попробовать следует. В Агентстве я отловил Зудинцева, который прятался от Спозаранника у репортеров, и, затащив его в курилку, спросил:
— Помнишь, ты говорил, что у тебя есть какая-то знакомая дама на телефонной станции?
— Было такое, только я ее давно не видел.
— А ты можешь ей позвонить?
— Цель какова? Спрашивать о чем?
Я на мгновение задумался, пытаясь облечь в слова свои мысли, бесконтрольно гулявшие в голове:
— Слушай, я стал думать об одной вещи…
— Хорошо, что не о двух, а то бы мы тебя потеряли… — язвительно перебил меня голос сзади.
Я обернулся, передо мной стоял грузинский князь, он же бывший коммунист, он же бывший офицер Советской армии Зураб Гвичия.
— Послушайте, парни, не юродствуйте!
Может быть, мне на самом деле мысль в голову пришла. Смотрите, последний убитый бомж, его фамилия, если помните, Абрамов, звонил своей бывшей жене перед смертью. Откуда он звонил? Не с сотового же, правильно? Значит, либо со стационарного телефона, либо с таксофона. Стационарные — все, кроме «петерстаровских» — не фиксируются, я имею в виду, соединения не фиксируются, потому что там нет поминутной оплаты. Поэтому про них надо вообще забыть. А вот уличные телефоны, которые «по карточкам», стоит проверить. Если Абрамов чувствовал какую-то опасность, то он мог звонить еще кому-то, и, возможно, что тому человеку он рассказал больше, чем жене…
— А ведь действительно он, скорее всего, звонил с таксофона. Все другие, как ты выразился, стационарные телефоны находятся в помещениях, и кто бы туда пустил грязного вонючего бомжа? Надо карточки проверять, — моментально оживился Зудинцев.
— Все равно непонятно, где он деньги-то на карточку взял, за нее ж платить надо, — выразил сомнение Гвичия.
— Эх ты, а еще князь, — пристыдил его Зудинцев. — Его жена сказала, что он ей по телефону про деньги хвастался, значит, мог карточку купить.
Бывший опер убежал звонить знакомой на станцию, а я направился в столовую. Там сидел Обнорский и ел сыр. Причем без всего, даже без хлеба. Была у него такая привычка — сидеть в гордом одиночестве и медленно-медленно поедать сыр. Увидев меня, он перестал жевать и сказал:
— Из-за того, что твой начальник поспорил с ментами, поставлена под угрозу честь Агентства. Если вы проиграете, то это будет очень неприятно для всех. Отсюда вывод: раз невозможно аннулировать пари, значит, его нужно выиграть. Точка. Я, как главный и великий начальник всего Агентства и вашего уродца Спозаранника в том числе, беру на себя руководство всеми операциями, которые вы придумаете. Круглосуточно держите меня в курсе всех ваших дел по данному направлению. Ни одно указание Спозаранника не выполнять без моей визы.
А ему передай, чтобы через десять минут прибыл ко мне в кабинет для пиздюлей и инструктажа. Вопросы есть?
Я несколько растерялся от такой манеры разговаривать, пролепетал что-то типа «слушаюсь, ваше классикоблагородие» и, забыв, что зашел пообедать, покинул уютное помещение нашей столовой.
Вдруг в недрах Агентства раздался вопль.
Вряд ли это был человеческий крик. Из кабинетов начали выглядывать люди, спрашивая друг друга, что происходит. Обнорский тоже выглянул в коридор и спросил:
— Это кто там на собственную премию покушается? Передайте, что лишу, если орать не перестанут.
Крик не повторился, и все вернулись к своим компьютерам. Подумаешь, кричит кто-то, мало ли что в Агентстве бывает. Вернувшись в наш кабинет, я застал следующую картину: Зудинцев что-то вычерчивал на карте города, Гвичия танцевал лезгинку, а Спозаранник, стоя у окна и сложив на груди руки, мрачно на них смотрел.
— Что случилось? — спросил я.
— Родик, твоя идея оказалась гениальной, — признался Зудинцев. — Танька со станции нам по факсу распечатку таксофонной карты передала. На, смотри.
Он передал мне листок бумаги. В распечатке были указаны восемь звонков. Первым был звонок жене, он длился три минуты, второй — ей же. Третий звонок оттуда же, с того же автомата, около метро «Приморская», но адресован он был абоненту, находившемуся, судя по первым трем цифрам, где-то на юге города. Затем карта два дня не работала; в среду утром с нее были зафиксированы два звонка с таксофона на улице, затем еще три — из центра, и последний — опять с Васильевского острова.
— Ты понял? — радостно спрашивал меня Зудинцев. — Все остальные звонки — уже после убийства! Преступники забрали у него карту и звонят теперь по ней.
— Не факт! — возразил Спозаранник. — Может, он ее в таксофоне оставил, а кто-то ее нашел и себе взял.
— А как ты тогда объяснишь, что так много звонков привязано к Васильевскому, а? — не унимался Зудинцев.
— Просто. Тот, кто нашел карту, сам живет или работает на Васильевском, вот и все.
— Ничего не все! — начинал злиться Зудинцев. — Я носом чую, что мы в цель попали. Тут работать надо!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67