— изумилась она и, переводя разговор на другую тему, спросила:
— А чем занимаетесь вы?
После всего услышанного я не смогла заставить себя сказать правду и выбрала первое, что пришло мне в голову:
— Я работаю библиографом в Российской национальной библиотеке.
Моя маленькая ложь оказала на Нину Викторовну благотворное действие. Она стала восторгаться возможностью каждый день находиться в обществе книг, расспрашивала меня о том, как живет бывшая Публичка. Поскольку мне приходилось бывать в библиотеке достаточно часто, я с полной ответственностью сказала, что там творится полная неразбериха в связи с переездом в новое здание.
— Да, я читала об этом, — горестно вздохнула Нина Викторовна. — Но вы не расстраивайтесь: профессия библиографа будет востребована всегда.
Я со страхом стала ожидать новых вопросов, на которые уже вряд ли смогла бы ответить, потому что имела весьма туманное представление о том, как работают библиографы.
Но, к счастью, стал накрапывать дождь, и наша беседа закончилась.
***
Случилось так, что мы подружились. Общество старой учительницы было необычайно интересным. Она заново открывала для меня историю, и я с удивлением убеждалась в том, какой интересной может быть эта наука. Мы часто гуляли вместе, я провожала ее на процедуры. Нина Викторовна была одинока, и единственным светом в окошке был для нее любимый племянник, которого после трагической смерти родителей она воспитывала как сына.
— Гене было тогда тринадцать лет, — рассказывала Нина Викторовна. — Я думала, он никогда не оправится после трагедии.
Но Гена всегда был сильным мальчиком, он выстоял. Потом Геннадий окончил университет, работает, правда, не по специальности, но кому в наше время нужны математики. Сейчас он живет отдельно, сделал неплохую карьеру, у него свое дело. Но меня не забывает, без его помощи я бы пропала со своей пенсией и болезнями. Вот и путевку сюда тоже он купил.
Я слушала Нину Викторовну очень внимательно, понимая, что племянника она видит нечасто и скучает по живому общению.
О Василии Карачаевцеве мы больше не говорили, я развлекала ее забавными историями о собственной племяннице, которая к пяти годам превратилась в домашнего тирана, и расспрашивала учительницу о том, как следует воспитывать детей. Несмотря на разницу в возрасте, у нас с ней было много общего. Мы любили одни и те же фильмы и книги и помнили наизусть строки из одних и тех же стихотворений. Единственное, в чем наши мнения не совпадали, было отношение к современной журналистике, которую Нина Викторовна, мягко выражаясь, не жаловала.
— И знаете за что? — с жаром говорила моя собеседница. — Для журналистов факт важнее истины, а событие — важнее человека. Все эти так называемые расследования имеют единственную цель — зацепить, шокировать или, на худой конец, развлечь. Посмотрите, что творится в киосках печати сегодня? Заголовок аршинными буквами на первой полосе: «Целки умирали на кресте!»
И это — об убийстве в монастыре. По-вашему, это смешно?
— По-моему, это ужасно, — отвечала я. — Но вряд ли на основании этого следует делать вывод обо всей журналистике.
Теперь наставала моя очередь горячиться и отстаивать честь своей профессии. Я доказывала ей, что не следует всех стричь под одну гребенку, что «желтая» пресса существует во всех цивилизованных странах, потому что каждый должен иметь право выбора.
— Валя! Успокойтесь, — говорила мне Нина Викторовна. — Что вам до этих писак?
Ведь вы библиограф, а не журналист. — И добавляла:
— Знаете, чем хороша работа учителя? Тем, что в качестве профессиональной задачи здесь ставится необходимость если не любить, то уважать каждого своего ученика.
Наша беседа возвращалась в обычное русло, и я жалела о том, что не сказала ей правду о себе. Но момент был упущен, а терять дружбу старой учительницы мне не хотелось.
***
В среду приехал Скрипка. Я обрадовалась его появлению, потому что неожиданно для себя поняла, что успела соскучиться. Но радость моя оказалась преждевременной. С места в карьер Алексей заявил, что не позже пятницы я должна быть в Агентстве.
— Мог бы хотя бы ради приличия сделать вид, что приехал сюда ради меня, — обиделась я.
— А ради кого же? — искренне изумился он. — Шеф велел поехать и уговорить тебя прервать отпуск.
— Интересно, зачем я ему так срочно понадобилась?
— Не знаю, — пожал плечами Скрипка.
Я почти не сомневалась в том, что он врет, но по опыту знала, что допытываться бесполезно.
— Хорошо, — сказала я, — передай Обнорскому, что ты выполнил его поручение.
Увидимся в пятницу.
С этими словами я отвернулась, давая ему понять, что визит завершен.
— Ух и язва ты, Горностаева! — обиделся Скрипка. — Я к тебе, как к человеку, думал, мы вместе вернемся сегодня в город.
— Нет уж, дудки! — заявила я. — У меня еще день оплаченного отдыха.
— Как знаешь, — сказал он, садясь в машину и захлопывая дверцу.
***
Ночью я долго не могла заснуть, размышляя о том, что могло случиться в Агентстве. А утром сразу после завтрака стала готовиться к отъезду. Нина Викторовна была огорчена моим внезапным решением, но из деликатности воздерживалась от вопросов.
Срок ее пребывания в пансионате заканчивался завтра, и она с нетерпением ожидала племянника, который должен был приехать.
— Жалко, что вы уезжаете сегодня, — сказала учительница. — Я бы познакомила вас с Геной, он бы отвез нас вместе на машине.
— Вчера я уже отказалась от такой возможности, — ответила я.
— Этот молодой человек, который приезжал, — ваш друг? — осторожно спросила она.
— Нет, это друг моей бывшей подруги, — ответила я.
— Жаль, — сказала Нина Викторовна, — он такой славный и, по-моему, уехал очень расстроенным.
— Вам показалось, — усмехнулась я, подумав о том, что «славный» по отношению к Скрипке — явное преувеличение.
Мы тепло попрощались и обменялись номерами телефонов.
Перед самым моим уходом на станцию Нина Викторовна протянула мне маленький пакетик.
— Возьмите, Валя, на память. Я люблю от нечего делать вязать крючком маленькие милые пустячки. А потом дарю их приятным людям. Это — воротничок для блузки. Некоторое время назад я подарила такой же одной симпатичной даме. Она заходила к Геночке по делам и увидела, как я рукодельничаю. Представляете, пришла в такой восторг от моего кружева, что я решила подарить его ей. Она хотела деньги дать, но я не взяла. Пусть носит на радость. И вы — возьмите. Мне от этого только приятно. А вам, думаю, пойдет…
Сидя в электричке, я вспоминала Нину Викторовну, знакомство с которой стало самым ярким эпизодом моего летнего отдыха.
***
— Как ты к этому относишься? — спросила меня Агеева, когда в пятницу я появилась на работе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
— А чем занимаетесь вы?
После всего услышанного я не смогла заставить себя сказать правду и выбрала первое, что пришло мне в голову:
— Я работаю библиографом в Российской национальной библиотеке.
Моя маленькая ложь оказала на Нину Викторовну благотворное действие. Она стала восторгаться возможностью каждый день находиться в обществе книг, расспрашивала меня о том, как живет бывшая Публичка. Поскольку мне приходилось бывать в библиотеке достаточно часто, я с полной ответственностью сказала, что там творится полная неразбериха в связи с переездом в новое здание.
— Да, я читала об этом, — горестно вздохнула Нина Викторовна. — Но вы не расстраивайтесь: профессия библиографа будет востребована всегда.
Я со страхом стала ожидать новых вопросов, на которые уже вряд ли смогла бы ответить, потому что имела весьма туманное представление о том, как работают библиографы.
Но, к счастью, стал накрапывать дождь, и наша беседа закончилась.
***
Случилось так, что мы подружились. Общество старой учительницы было необычайно интересным. Она заново открывала для меня историю, и я с удивлением убеждалась в том, какой интересной может быть эта наука. Мы часто гуляли вместе, я провожала ее на процедуры. Нина Викторовна была одинока, и единственным светом в окошке был для нее любимый племянник, которого после трагической смерти родителей она воспитывала как сына.
— Гене было тогда тринадцать лет, — рассказывала Нина Викторовна. — Я думала, он никогда не оправится после трагедии.
Но Гена всегда был сильным мальчиком, он выстоял. Потом Геннадий окончил университет, работает, правда, не по специальности, но кому в наше время нужны математики. Сейчас он живет отдельно, сделал неплохую карьеру, у него свое дело. Но меня не забывает, без его помощи я бы пропала со своей пенсией и болезнями. Вот и путевку сюда тоже он купил.
Я слушала Нину Викторовну очень внимательно, понимая, что племянника она видит нечасто и скучает по живому общению.
О Василии Карачаевцеве мы больше не говорили, я развлекала ее забавными историями о собственной племяннице, которая к пяти годам превратилась в домашнего тирана, и расспрашивала учительницу о том, как следует воспитывать детей. Несмотря на разницу в возрасте, у нас с ней было много общего. Мы любили одни и те же фильмы и книги и помнили наизусть строки из одних и тех же стихотворений. Единственное, в чем наши мнения не совпадали, было отношение к современной журналистике, которую Нина Викторовна, мягко выражаясь, не жаловала.
— И знаете за что? — с жаром говорила моя собеседница. — Для журналистов факт важнее истины, а событие — важнее человека. Все эти так называемые расследования имеют единственную цель — зацепить, шокировать или, на худой конец, развлечь. Посмотрите, что творится в киосках печати сегодня? Заголовок аршинными буквами на первой полосе: «Целки умирали на кресте!»
И это — об убийстве в монастыре. По-вашему, это смешно?
— По-моему, это ужасно, — отвечала я. — Но вряд ли на основании этого следует делать вывод обо всей журналистике.
Теперь наставала моя очередь горячиться и отстаивать честь своей профессии. Я доказывала ей, что не следует всех стричь под одну гребенку, что «желтая» пресса существует во всех цивилизованных странах, потому что каждый должен иметь право выбора.
— Валя! Успокойтесь, — говорила мне Нина Викторовна. — Что вам до этих писак?
Ведь вы библиограф, а не журналист. — И добавляла:
— Знаете, чем хороша работа учителя? Тем, что в качестве профессиональной задачи здесь ставится необходимость если не любить, то уважать каждого своего ученика.
Наша беседа возвращалась в обычное русло, и я жалела о том, что не сказала ей правду о себе. Но момент был упущен, а терять дружбу старой учительницы мне не хотелось.
***
В среду приехал Скрипка. Я обрадовалась его появлению, потому что неожиданно для себя поняла, что успела соскучиться. Но радость моя оказалась преждевременной. С места в карьер Алексей заявил, что не позже пятницы я должна быть в Агентстве.
— Мог бы хотя бы ради приличия сделать вид, что приехал сюда ради меня, — обиделась я.
— А ради кого же? — искренне изумился он. — Шеф велел поехать и уговорить тебя прервать отпуск.
— Интересно, зачем я ему так срочно понадобилась?
— Не знаю, — пожал плечами Скрипка.
Я почти не сомневалась в том, что он врет, но по опыту знала, что допытываться бесполезно.
— Хорошо, — сказала я, — передай Обнорскому, что ты выполнил его поручение.
Увидимся в пятницу.
С этими словами я отвернулась, давая ему понять, что визит завершен.
— Ух и язва ты, Горностаева! — обиделся Скрипка. — Я к тебе, как к человеку, думал, мы вместе вернемся сегодня в город.
— Нет уж, дудки! — заявила я. — У меня еще день оплаченного отдыха.
— Как знаешь, — сказал он, садясь в машину и захлопывая дверцу.
***
Ночью я долго не могла заснуть, размышляя о том, что могло случиться в Агентстве. А утром сразу после завтрака стала готовиться к отъезду. Нина Викторовна была огорчена моим внезапным решением, но из деликатности воздерживалась от вопросов.
Срок ее пребывания в пансионате заканчивался завтра, и она с нетерпением ожидала племянника, который должен был приехать.
— Жалко, что вы уезжаете сегодня, — сказала учительница. — Я бы познакомила вас с Геной, он бы отвез нас вместе на машине.
— Вчера я уже отказалась от такой возможности, — ответила я.
— Этот молодой человек, который приезжал, — ваш друг? — осторожно спросила она.
— Нет, это друг моей бывшей подруги, — ответила я.
— Жаль, — сказала Нина Викторовна, — он такой славный и, по-моему, уехал очень расстроенным.
— Вам показалось, — усмехнулась я, подумав о том, что «славный» по отношению к Скрипке — явное преувеличение.
Мы тепло попрощались и обменялись номерами телефонов.
Перед самым моим уходом на станцию Нина Викторовна протянула мне маленький пакетик.
— Возьмите, Валя, на память. Я люблю от нечего делать вязать крючком маленькие милые пустячки. А потом дарю их приятным людям. Это — воротничок для блузки. Некоторое время назад я подарила такой же одной симпатичной даме. Она заходила к Геночке по делам и увидела, как я рукодельничаю. Представляете, пришла в такой восторг от моего кружева, что я решила подарить его ей. Она хотела деньги дать, но я не взяла. Пусть носит на радость. И вы — возьмите. Мне от этого только приятно. А вам, думаю, пойдет…
Сидя в электричке, я вспоминала Нину Викторовну, знакомство с которой стало самым ярким эпизодом моего летнего отдыха.
***
— Как ты к этому относишься? — спросила меня Агеева, когда в пятницу я появилась на работе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67