Тел было всего четыре. Вся эта история оказалась не чем иным, как тошнотворной шуткой, которую сыграли с кем-то несколько студентов-медиков из больницы лонг-айлендского колледжа. Нет никакой необходимости без нужды расстраивать родственников. Никто не хочет, чтобы многообещающие медицинские карьеры были раздавлены в зародыше. Декан уже устроил ребятам головомойку, которую они не скоро забудут. Все тела будут возвращены в целости и сохранности, семьи озорников заплатят за новые гробы и похороны; перезахоронения должны пройти очень тихо.
Рубен бурей ворвался в кабинет капитана Коннелли сразу же, как только прочел это заявление.
– Что за студенты-медики? Откуда? – сыпал он вопросами. – Какие еще семьи?
Коннелли просто пожал своими широкими плечами и посоветовал Рубену не обращать внимания на эту бумагу.
– Ее состряпали, чтобы кое-какие люди были всем довольны и счастливы, Рубен. Будь славным мальчиком, подыграй им. На твое расследование это не повлияет, я обещаю. Это то, что называют связями с общественностью, больше ничего.
В довершение всех бед из отдела по работе с прессой на Полис Плаза к ним прислали Дуга Ламонта. Полный лейтенант в двадцать пять. Чудо-ребенок, очень толковый, ему бы в рекламе работать. Жил на Манхэттене, в здании Три-Бе-Ка. В пентхаусе. Носил костюм от Иссея Мияке, рубашку от Умберто Джиночьетти, туфли от Гуччи. Рубен вспомнил знаменитое изречение дяди Натана: «Никогда не носи одежды, названия которой ты не можешь выговорить».
Ламонт и его бригада модельеров получили указания разбираться с вопросами, если и когда они появятся. Парочка репортеров из местных газет что-то унюхала в воздухе, может быть, с помощью одного из гробовщиков. Один пришел из «Гаитянского Обозревателя», чья редакция помещалась в районе старых военно-морских доков. Ламонт живенько от них избавился; они вышли от него с довольными улыбками на лицах, сжимая в руках парочку сочных историй об изнасиловании при отягчающих обстоятельствах, нашпигованных «конфиденциальной информацией»; головы репортеров еще кружились от прочувстванного монолога о согбенных годами вдовах, которых может хватить удар, если они узнают, что их дражайших супругов до срока воззвали из праха. На загладку Дуг скормил им изрядное количество «вы играйте в мячик с нами, мы будем играть в мячик с вами», намекая на всякие блага, которые могут на них пролиться.
Начинающие репортеры, щенята еще, рьяные бородачи с горящими глазами, которые знали, как выговариваются имена на модных бирках, они проглотили Ламонта и его стодолларовую улыбку как тарелку sushi , холодными. Любой бы с этим справился. Зачем Манхэттену понадобилось присылать Сказочного Принца?
Ни одно из остальных тел опознать так и не удалось, и вряд ли можно было рассчитывать на это в дальнейшем, разве только обследование зубов даст что-нибудь новое. Рубен поставил новичка по имени Джонсон проверять, не поступало ли заявлений об осквернении могил, актах вандализма на кладбищах. Тела положили на лед. А затем поступил лабораторный отчет по Филиусу. Сейчас их все разложили рядком в морге для серии исследований post mortem, которые будут вестись всю ночь. Ничего особенно сложного. Эксперты знали, что им нужно искать: следы отравления тетродотоксином.
Рубен и его напарник Дэнни Кохен проехали на восток по Фултон, потом повернули на Джамайка Авеню, огибая нижний край огромного комплекса парков и кладбищ, который соединяет Бруклин и Квинз. Даже в смерти жители Нью-Йорка предпочитали единению серегацию. Высокие стены из камня и ржавые чугунные решетки отделяли евреев от католиков, пуэрториканцев от китайцев. Без всякого сомнения, они отправлялись на огороженные и разделенные оградами небеса.
– Терпеть не могу это место, – поморщился Дэнни. – Когда я был еще мальчишкой, отец все время привозил меня сюда. Все эти каменные домики с надписью «Кохен» над дверью. Меня постоянно мучили кошмары. Я рассуждал так: «Если ты Кохен, тебя непременно должны запереть в один из таких домиков». Я думал, что это были маленькие тюрьмы.
Сразу за Стоун Роуд они свернули на Сипресс Хиллз – Кипарисовые Холмы. Это кладбище было популярно у гаитян, хотя пока что у них не было здесь своего отдельного участка. Это кладбище не делилось по вероисповеданиям: язычники покоились вперемешку с правоверными, черные – с белыми.
Остальная часть эксгумационной команды уже ждала их в конторе кладбища. Помимо Рубена и Дэнни в команду входили Стив Корески, представлявший прокурора штата; патологоанатом, который должен был провести потом вскрытие; доктор-ливанец по имени Шамун; агент похоронного бюро, который руководил похоронами, и два длинноволосых могильщика. К удивлению Рубена, вместе с остальными стояла Салли Пил. Салли была его старой знакомой, она обладала острым умом и работала адвокатом в юридическом отделе мэрии Нью-Йорка.
– Как всегда пунктуален, Рубен.
Салли была миниатюрной блондинкой со стальным характером. В свое время они с Рубеном часто встречались, года три назад, на очень личной основе; но сегодня их встреча впервые происходила на кладбище. На какое-то мгновение Рубен почувствовал знакомое влечение: Салли Пил была не из тех, кого вы забывали через неделю. Сделав над собой усилие, он улыбнулся; они по-прежнему оставались друзьями, по-прежнему встречались время от времени, по-прежнему дарили друг другу подарки на Рождество и Ханукку.
– Что ты здесь делаешь, Салли? Я не думал, что муниципальные власти интересуются такими вещами?
– Просто присматриваю за тобой, Рубен. Как поживаешь?
– Нормально. Ты выглядишь прекрасно.
– Есть хочется. У меня был запланирован ужин на сегодняшний вечер.
– С кем-нибудь, кого я знаю?
Салли фыркнула:
– Разве у меня могли бы оказаться знакомые среди тех, кого ты знаешь? Помилосердствуй, Рубен. Предъяви Стиву разрешение и давай вытаскивать этого парня на свет божий.
Нарсис был похоронен со стороны Парка, у восточной границы Кипарисовых Холмов, неподалеку от Мемориального Аббатства. Вся группа медленно покатила между высокими, наполовину растворившимися во тьме деревьями. Справа в свете машинных фар возникали одна за одной старые еврейские могилы. Через минуту их сменили длинные ряди китайских могил – низкие плиты с маленькими камнями, прижавшими сверху клочки бумаги.
Они поставили машины недалеко от Аббатства и прошли остальную часть пути пешком, вытянувшись в одну линию между тесно стоявшими серыми и розовыми надгробиями. Имена были большей частью испанские. Никто из усопших не выглядел особенно знаменитым или богатым. Края посыпанной щебнем дорожки, по которой они шли, отмечали самые четкие из всех границ. Лучи их фонарей выхватывали из темноты имена и даты, каменную фигуру маленького раненого ангела, потускневшие цветы, прибитые к земле дождем и ветром.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
Рубен бурей ворвался в кабинет капитана Коннелли сразу же, как только прочел это заявление.
– Что за студенты-медики? Откуда? – сыпал он вопросами. – Какие еще семьи?
Коннелли просто пожал своими широкими плечами и посоветовал Рубену не обращать внимания на эту бумагу.
– Ее состряпали, чтобы кое-какие люди были всем довольны и счастливы, Рубен. Будь славным мальчиком, подыграй им. На твое расследование это не повлияет, я обещаю. Это то, что называют связями с общественностью, больше ничего.
В довершение всех бед из отдела по работе с прессой на Полис Плаза к ним прислали Дуга Ламонта. Полный лейтенант в двадцать пять. Чудо-ребенок, очень толковый, ему бы в рекламе работать. Жил на Манхэттене, в здании Три-Бе-Ка. В пентхаусе. Носил костюм от Иссея Мияке, рубашку от Умберто Джиночьетти, туфли от Гуччи. Рубен вспомнил знаменитое изречение дяди Натана: «Никогда не носи одежды, названия которой ты не можешь выговорить».
Ламонт и его бригада модельеров получили указания разбираться с вопросами, если и когда они появятся. Парочка репортеров из местных газет что-то унюхала в воздухе, может быть, с помощью одного из гробовщиков. Один пришел из «Гаитянского Обозревателя», чья редакция помещалась в районе старых военно-морских доков. Ламонт живенько от них избавился; они вышли от него с довольными улыбками на лицах, сжимая в руках парочку сочных историй об изнасиловании при отягчающих обстоятельствах, нашпигованных «конфиденциальной информацией»; головы репортеров еще кружились от прочувстванного монолога о согбенных годами вдовах, которых может хватить удар, если они узнают, что их дражайших супругов до срока воззвали из праха. На загладку Дуг скормил им изрядное количество «вы играйте в мячик с нами, мы будем играть в мячик с вами», намекая на всякие блага, которые могут на них пролиться.
Начинающие репортеры, щенята еще, рьяные бородачи с горящими глазами, которые знали, как выговариваются имена на модных бирках, они проглотили Ламонта и его стодолларовую улыбку как тарелку sushi , холодными. Любой бы с этим справился. Зачем Манхэттену понадобилось присылать Сказочного Принца?
Ни одно из остальных тел опознать так и не удалось, и вряд ли можно было рассчитывать на это в дальнейшем, разве только обследование зубов даст что-нибудь новое. Рубен поставил новичка по имени Джонсон проверять, не поступало ли заявлений об осквернении могил, актах вандализма на кладбищах. Тела положили на лед. А затем поступил лабораторный отчет по Филиусу. Сейчас их все разложили рядком в морге для серии исследований post mortem, которые будут вестись всю ночь. Ничего особенно сложного. Эксперты знали, что им нужно искать: следы отравления тетродотоксином.
Рубен и его напарник Дэнни Кохен проехали на восток по Фултон, потом повернули на Джамайка Авеню, огибая нижний край огромного комплекса парков и кладбищ, который соединяет Бруклин и Квинз. Даже в смерти жители Нью-Йорка предпочитали единению серегацию. Высокие стены из камня и ржавые чугунные решетки отделяли евреев от католиков, пуэрториканцев от китайцев. Без всякого сомнения, они отправлялись на огороженные и разделенные оградами небеса.
– Терпеть не могу это место, – поморщился Дэнни. – Когда я был еще мальчишкой, отец все время привозил меня сюда. Все эти каменные домики с надписью «Кохен» над дверью. Меня постоянно мучили кошмары. Я рассуждал так: «Если ты Кохен, тебя непременно должны запереть в один из таких домиков». Я думал, что это были маленькие тюрьмы.
Сразу за Стоун Роуд они свернули на Сипресс Хиллз – Кипарисовые Холмы. Это кладбище было популярно у гаитян, хотя пока что у них не было здесь своего отдельного участка. Это кладбище не делилось по вероисповеданиям: язычники покоились вперемешку с правоверными, черные – с белыми.
Остальная часть эксгумационной команды уже ждала их в конторе кладбища. Помимо Рубена и Дэнни в команду входили Стив Корески, представлявший прокурора штата; патологоанатом, который должен был провести потом вскрытие; доктор-ливанец по имени Шамун; агент похоронного бюро, который руководил похоронами, и два длинноволосых могильщика. К удивлению Рубена, вместе с остальными стояла Салли Пил. Салли была его старой знакомой, она обладала острым умом и работала адвокатом в юридическом отделе мэрии Нью-Йорка.
– Как всегда пунктуален, Рубен.
Салли была миниатюрной блондинкой со стальным характером. В свое время они с Рубеном часто встречались, года три назад, на очень личной основе; но сегодня их встреча впервые происходила на кладбище. На какое-то мгновение Рубен почувствовал знакомое влечение: Салли Пил была не из тех, кого вы забывали через неделю. Сделав над собой усилие, он улыбнулся; они по-прежнему оставались друзьями, по-прежнему встречались время от времени, по-прежнему дарили друг другу подарки на Рождество и Ханукку.
– Что ты здесь делаешь, Салли? Я не думал, что муниципальные власти интересуются такими вещами?
– Просто присматриваю за тобой, Рубен. Как поживаешь?
– Нормально. Ты выглядишь прекрасно.
– Есть хочется. У меня был запланирован ужин на сегодняшний вечер.
– С кем-нибудь, кого я знаю?
Салли фыркнула:
– Разве у меня могли бы оказаться знакомые среди тех, кого ты знаешь? Помилосердствуй, Рубен. Предъяви Стиву разрешение и давай вытаскивать этого парня на свет божий.
Нарсис был похоронен со стороны Парка, у восточной границы Кипарисовых Холмов, неподалеку от Мемориального Аббатства. Вся группа медленно покатила между высокими, наполовину растворившимися во тьме деревьями. Справа в свете машинных фар возникали одна за одной старые еврейские могилы. Через минуту их сменили длинные ряди китайских могил – низкие плиты с маленькими камнями, прижавшими сверху клочки бумаги.
Они поставили машины недалеко от Аббатства и прошли остальную часть пути пешком, вытянувшись в одну линию между тесно стоявшими серыми и розовыми надгробиями. Имена были большей частью испанские. Никто из усопших не выглядел особенно знаменитым или богатым. Края посыпанной щебнем дорожки, по которой они шли, отмечали самые четкие из всех границ. Лучи их фонарей выхватывали из темноты имена и даты, каменную фигуру маленького раненого ангела, потускневшие цветы, прибитые к земле дождем и ветром.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115