Но на основании поведения животных мы подумали, что отряд ушел прочь. Поэтому Питамакан предложил мне вернуться обратно в кусты и лечь спать. Я так и сделал и заснул на удивление крепко.
Питамакан всегда брал на себя большую часть работы, сколь бы неприятна она ни была. Отослав меня спать, сам он решил бодрствовать до самого вечера. Однако вскоре после полудня я проснулся сам, упрекнул его, что он позволил мне спать так долго, и занял его место для наблюдения.
День был жарким и безветренным. На всем протяжении долины не было видно ни одного животного: после утреннего водопоя они ушли на равнину, где было прохладнее. Над выступом утеса прямо напротив меня, опустив голову, неподвижно стоял одинокий бизон, его силуэт четко выделялся на фоне голубого неба. Я следил за ним очень долго — вообще, я никогда не уставал наблюдать за бизонами. Их громадные косматые головы производили впечатление великой мудрости. Их странные очертания — резкий силуэт, высокий спереди и очень низкий сзади, мохнатый хвост, покрытые длинными волосами передние ноги — как мне кажется, хорошо сочетались с бескрайними степями, причудливыми зубчатыми песчаниками по берегам рек и высокими снежными горами. Сколь страна их была сурова и величественна, таковыми же были и сами бизоны. Поэт мог бы гораздо лучше рассказать об этих лесистых лощинах и равнинах с сочной травой, которые теперь безвозвратно потеряны для нас!
Ближе к вечеру сзади к старому быку приблизилась небольшая стая волков. Он забеспокоился и развернулся к ним своей низко склоненной рогатой головой. Волки окружили его и некоторые стали изображать нападение. Я много раз видел, как волки по-настоящему кидаются на бизонов, перегрызают ножные сухожилия, валят и пожирают. Поэтому я понимал, что на этот раз они нападают понарошку.
Но бизон-то этого не знал! Он быстро крутился, подставляя волкам свою голову с острыми рогами и, хотя он был довольно далеко от меня, я слышал его сопение и видел его страх. Наконец, так же неожиданно, как появились, волки оставили бизона в покое и затрусили вниз по склону, а их испуганная жертва со всех ног помчалась в другую сторону, чтобы присоединиться к своим сородичам.
Я провожал глазами волков, пока они не скрылись в высокой полыни, росшей у подножия скал. Потом они опять оказались в поле моего зрения и направились к воде — чуть ниже того места, с которого я наблюдал. Вид их был совсем непривлекателен — зимняя шерсть блеклыми клочьями покрывала шкуру. Было видно, что они прибежали издалека: языки, вываливавшиеся из-за длинных клыков, были покрыты беловатой пеной, а хвосты болтались внизу. Тут с рысцы они перешли на бешеный галоп и бросились в воду. Некоторые из них лакали ее так, словно были совершенно не в силах утолить свою жажду.
Теперь они были так близко, что я мог разглядеть их глаза. Однако, поскольку слабый ветерок тянул вверх по долине, нас они не учуяли. Волки напились. Через несколько мгновений старый седой самец переправился через поток, поднялся на противоположный берег, повернулся и взглянул назад. Вся стая последовала за ним, и вскоре они уже пропали вдали.
Как бы мне хотелось знать, зачем они направились на восток! Они не собирались охотиться, ведь мясо они могли добыть и раньше, на равнине. Если бы только захотели, они вполне могли свалить и разорвать старого бизона. Нет, их намерения так и остались для меня волчьей тайной.
Я удивляюсь до глубины души, когда слышу рассуждения о «глупом зверье». Животные не более глупы, чем вы или я. Они имеют свой язык, который не всегда доступен нашему слуху. Они общаются друг с другом, передавая свои ощущения или что-то другое неким иным путем. Но бесспорным фактом остается то, что они общаются друг с другом, и это свидетельствует об их интеллекте. Вы, живущие цивилизованной жизнью, можете не верить этому, но все, кто тесно общается с природой, сами знают этот факт.
На исходе дня бизоны и антилопы, желая напиться, снова потянулись в речную долину. Самец-олень привел свой табун по глубокому оврагу, далеко вдававшемуся в прерию. Заросли полыни просто ожили: залаяли койоты и затявкали лисицы, запрыгали кролики разных видов, появились куропатки, застрекотали сороки, зазвучали голоса более мелких птиц. И все они стремились к воде.
Под самым берегом у наших ив подняли плеск бобры, время от времени громко шлепавшие по воде своими толстыми как доска хвостами.
Я видел все это, и каждый момент доставлял мне удовольствие. Единственно, что меня беспокоило — так это мысли о наших лошадях, которые весь долгий жаркий день были обречены страдать на короткой привязи.
Едва Солнце скрылось за утесами, опоясывавшими долину с запада, я разбудил Питамакана. Мы побежали к берегу, выбрали место поглубже и бросились в воду, спугнув бобров. В таких омутах они уже заготавливали осиновые поленья ветки на корм зимой.
V. Стычка с кри
Искупавшись, мы вылезли из воды и оделись. Было уже совсем темно. Мы сводили коней напиться и пустили пастись. Нам очень хотелось сразу отправиться в путь, но надо было подождать, пока животные не подкормятся. От их сил (а возможно и быстроты) зависел весь успех нашей экспедиции. Поэтому мы дали им нужное время: несколько часов они щипали траву так, как это умеют делать только голодные лошади — звуки «рип, рип, рип» непрерывно звучали в наших ушах.
Было уже около полуночи, когда наши скакуны восстановили силы. Мы оседлали их и двинулись вниз по долине. Проехав около трех миль, мы спустились в большую низину, в нижнем конце которой Драй-Форк впадает в Марайас. Это место густо поросло тополями и высокими ивами. Едва достигнув лесной опушки, мы сразу почуяли слабый, но совершенно отчетливый запах дыма: враги или находились в зарослях, или только что покинули их.
У нас не было выбора — пришлось свернуть в сторону, подняться по склону на очень высокую кручу над рекой, ехать вдоль нее три или четыре сотни ярдов и лишь тогда спуститься к броду, миновав заросли. Из-за таяния снегов в горах вода в реке стояла довольно высоко. Но здесь в русло вдавалась широкая коса, благодаря которой мы и достигли другого берега не замочив содержимого походных сумок. С этого места вьючная тропа поднималась вверх к узкой гряде, оканчивавшейся обрывистой кручей, которую промыла река. Мы пересекли эту гряду и въехали в большую, заросшую лесом балку, которую черноногие называли лощиной Священной Скалы. Я уже дважды вставал здесь лагерем вместе с пикуни и видел эту скалу — валун весом около двух тонн, лежащий на склоне на большой высоте. Считалось, что он обладает способностью к движению и медленно сползает вниз. Силу эту ему придало Солнце, и потому между ними была тесная связь. Проходя мимо, многие черноногие оставляли на этом камне всевозможные мелкие подношения:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Питамакан всегда брал на себя большую часть работы, сколь бы неприятна она ни была. Отослав меня спать, сам он решил бодрствовать до самого вечера. Однако вскоре после полудня я проснулся сам, упрекнул его, что он позволил мне спать так долго, и занял его место для наблюдения.
День был жарким и безветренным. На всем протяжении долины не было видно ни одного животного: после утреннего водопоя они ушли на равнину, где было прохладнее. Над выступом утеса прямо напротив меня, опустив голову, неподвижно стоял одинокий бизон, его силуэт четко выделялся на фоне голубого неба. Я следил за ним очень долго — вообще, я никогда не уставал наблюдать за бизонами. Их громадные косматые головы производили впечатление великой мудрости. Их странные очертания — резкий силуэт, высокий спереди и очень низкий сзади, мохнатый хвост, покрытые длинными волосами передние ноги — как мне кажется, хорошо сочетались с бескрайними степями, причудливыми зубчатыми песчаниками по берегам рек и высокими снежными горами. Сколь страна их была сурова и величественна, таковыми же были и сами бизоны. Поэт мог бы гораздо лучше рассказать об этих лесистых лощинах и равнинах с сочной травой, которые теперь безвозвратно потеряны для нас!
Ближе к вечеру сзади к старому быку приблизилась небольшая стая волков. Он забеспокоился и развернулся к ним своей низко склоненной рогатой головой. Волки окружили его и некоторые стали изображать нападение. Я много раз видел, как волки по-настоящему кидаются на бизонов, перегрызают ножные сухожилия, валят и пожирают. Поэтому я понимал, что на этот раз они нападают понарошку.
Но бизон-то этого не знал! Он быстро крутился, подставляя волкам свою голову с острыми рогами и, хотя он был довольно далеко от меня, я слышал его сопение и видел его страх. Наконец, так же неожиданно, как появились, волки оставили бизона в покое и затрусили вниз по склону, а их испуганная жертва со всех ног помчалась в другую сторону, чтобы присоединиться к своим сородичам.
Я провожал глазами волков, пока они не скрылись в высокой полыни, росшей у подножия скал. Потом они опять оказались в поле моего зрения и направились к воде — чуть ниже того места, с которого я наблюдал. Вид их был совсем непривлекателен — зимняя шерсть блеклыми клочьями покрывала шкуру. Было видно, что они прибежали издалека: языки, вываливавшиеся из-за длинных клыков, были покрыты беловатой пеной, а хвосты болтались внизу. Тут с рысцы они перешли на бешеный галоп и бросились в воду. Некоторые из них лакали ее так, словно были совершенно не в силах утолить свою жажду.
Теперь они были так близко, что я мог разглядеть их глаза. Однако, поскольку слабый ветерок тянул вверх по долине, нас они не учуяли. Волки напились. Через несколько мгновений старый седой самец переправился через поток, поднялся на противоположный берег, повернулся и взглянул назад. Вся стая последовала за ним, и вскоре они уже пропали вдали.
Как бы мне хотелось знать, зачем они направились на восток! Они не собирались охотиться, ведь мясо они могли добыть и раньше, на равнине. Если бы только захотели, они вполне могли свалить и разорвать старого бизона. Нет, их намерения так и остались для меня волчьей тайной.
Я удивляюсь до глубины души, когда слышу рассуждения о «глупом зверье». Животные не более глупы, чем вы или я. Они имеют свой язык, который не всегда доступен нашему слуху. Они общаются друг с другом, передавая свои ощущения или что-то другое неким иным путем. Но бесспорным фактом остается то, что они общаются друг с другом, и это свидетельствует об их интеллекте. Вы, живущие цивилизованной жизнью, можете не верить этому, но все, кто тесно общается с природой, сами знают этот факт.
На исходе дня бизоны и антилопы, желая напиться, снова потянулись в речную долину. Самец-олень привел свой табун по глубокому оврагу, далеко вдававшемуся в прерию. Заросли полыни просто ожили: залаяли койоты и затявкали лисицы, запрыгали кролики разных видов, появились куропатки, застрекотали сороки, зазвучали голоса более мелких птиц. И все они стремились к воде.
Под самым берегом у наших ив подняли плеск бобры, время от времени громко шлепавшие по воде своими толстыми как доска хвостами.
Я видел все это, и каждый момент доставлял мне удовольствие. Единственно, что меня беспокоило — так это мысли о наших лошадях, которые весь долгий жаркий день были обречены страдать на короткой привязи.
Едва Солнце скрылось за утесами, опоясывавшими долину с запада, я разбудил Питамакана. Мы побежали к берегу, выбрали место поглубже и бросились в воду, спугнув бобров. В таких омутах они уже заготавливали осиновые поленья ветки на корм зимой.
V. Стычка с кри
Искупавшись, мы вылезли из воды и оделись. Было уже совсем темно. Мы сводили коней напиться и пустили пастись. Нам очень хотелось сразу отправиться в путь, но надо было подождать, пока животные не подкормятся. От их сил (а возможно и быстроты) зависел весь успех нашей экспедиции. Поэтому мы дали им нужное время: несколько часов они щипали траву так, как это умеют делать только голодные лошади — звуки «рип, рип, рип» непрерывно звучали в наших ушах.
Было уже около полуночи, когда наши скакуны восстановили силы. Мы оседлали их и двинулись вниз по долине. Проехав около трех миль, мы спустились в большую низину, в нижнем конце которой Драй-Форк впадает в Марайас. Это место густо поросло тополями и высокими ивами. Едва достигнув лесной опушки, мы сразу почуяли слабый, но совершенно отчетливый запах дыма: враги или находились в зарослях, или только что покинули их.
У нас не было выбора — пришлось свернуть в сторону, подняться по склону на очень высокую кручу над рекой, ехать вдоль нее три или четыре сотни ярдов и лишь тогда спуститься к броду, миновав заросли. Из-за таяния снегов в горах вода в реке стояла довольно высоко. Но здесь в русло вдавалась широкая коса, благодаря которой мы и достигли другого берега не замочив содержимого походных сумок. С этого места вьючная тропа поднималась вверх к узкой гряде, оканчивавшейся обрывистой кручей, которую промыла река. Мы пересекли эту гряду и въехали в большую, заросшую лесом балку, которую черноногие называли лощиной Священной Скалы. Я уже дважды вставал здесь лагерем вместе с пикуни и видел эту скалу — валун весом около двух тонн, лежащий на склоне на большой высоте. Считалось, что он обладает способностью к движению и медленно сползает вниз. Силу эту ему придало Солнце, и потому между ними была тесная связь. Проходя мимо, многие черноногие оставляли на этом камне всевозможные мелкие подношения:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43