Как только я увидел, что на пульте загораются контрольные огоньки опор, я выбросил наружу все антенны.
Тишина. Мота включил микрофоны. Слабые знакомые звуки, как всегда, когда автоматы исследуют целостность грунта, состав атмосферы, температуру. Ускоренное щелканье переключателей, посапывание остывающих сопел.
— Пока это, — буркнул Мота, отстегивая у себя ремни.
— Ты запеленговал? — спросил я.
Он кивнул.
— Да. Там, — он указал рукой точку на сетке, откуда плыли к нам радиоволны.
Там был город.
— Прямо на север, — пробормотал я вполголоса. Встал и сбросил шлем. Потом некоторое время я работал с компьютером. Прежде, чем он примет опеку над кораблем, мы должны быть уверенными, что приготовленная заранее программа введена в его память, и сделано это надлежащим образом.
Когда я кончил, Моты уже не было в кабине. Со стороны шлюза доходил странный однообразный звук. Я последний раз окинул взглядом датчики, проверил положение переключателей в приставках памяти и на пульте связи, вынул из контейнера специально приготовленные резервные комплекты энергетических узлов личной аппаратуры и излучателей, потом, старательно закрывая за собой двери, вышел в коридор.
Этот звук, словно от плохо натянутой струны — это был ветер. Люк шлюза был распахнут настежь. Камера, обычно освещенная светом одной ксеоновой лампы, была полна солнца.
Через овал люка я увидел Моту. Он стоял с обнаженной головой, опираясь на низкий поручень платформы подъемника и водил взглядом по окрестностям. Его волосы в резком солнечном свете стали абсолютно белыми. Их пряди забавно развевались как это можно видеть на некоторых снимках, когда их авторы хотят создать настроение спокойствия и тишины, умиротворенности.
Я остановился рядом с ним и глубоко вздохнул. В первый раз за многие месяцы мог я это сделать на открытом пространстве, не уменьшая запаса кислорода за спиной.
— Хорошее место для отдыха, — заметил я, оглядевшись.
— Хорошее, — пробормотал он вполголоса. — Идем!
Спускаясь вниз, я не переставал поглощать взором пейзаж. Впереди, на расстоянии более-менее полутора километров темнели величественные массивы гор. Вершины, соединенные гирляндами рваных граней, светились на солнце серебряными пятнами льда и снега. Подножие, из которого они выростали, уходило по мере того, как понижалась платформа, за ближайшие небольшие пригорки, украшенные глыбами, напоминающими юрские останцы. Их светлые, словно известковые стены местами приобретали цвет чистой деликатной розовости. Слева, в глубине, перспективу загораживал хребет, под прямым углом отходящий от главного и соединяющийся с горами, замыкающими долину с востока. На противоположной стене виднелся узкий просвет, показывавший на значительном отдалении узкую поблескивающую полоску реки. Примерно в трехстах метрах от места посадки лежало первое из целой шеренги озерков, до обманчивости напоминавших маленькие альпийские пруды.
Только отсутствие ив и устилающей равнину редкая торчащая щетина, по всей видимости заменяющая тут траву, напоминали, что мы не на Земле.
Да, эта трава могла вернуть к действительности любого, кто, увлеченный пейзажем, хотел бы улечься на склоне и наслаждаться тишиной гор. Мы убедились в этом в первый момент после первых ее шагов. Острые, лишенные листьев прутья зацеплялись за штанины скафандров, а когда на них наступишь, лопались с сухим неприятным треском или неохотно пригинались, затем внезапно выпрямились с силой отпущенных пружин. Они вырастали непосредственно из беловатого, каменистого грунта на равных расстояниях и как раз так, что между ними нельзя было поставить ступню.
Мы преодолели несколько десятков метров высоко поднимая ноги на манер цапель на мелководье, потом Мота остановился.
— Это ни к чему, — буркнул он. — Тем лучше. Не будем задерживаться…
Конечно же, нет! Даже если в его голосе зазвучала нотка сожаления.
— Может, на севере будет иначе, — утешил я его.
Он не ответил. Протянул руку к плечу и включил аппаратуру. Лифт, на котором мы спустились, вздрогнул и пополз вдоль корпуса, направляясь к нише под люком. В нескольких метрах ниже медленно опускалась тяжелая плитка грунтового лифта. Еще момент — и из открытой грузовой камеры высунулся массивный корпус трансера. Кроме самой тяжелой из наших машин на платформе нашлось еще достаточно места для небольшого вездехода.
Мы поедим в город достаточно экипированными. Не только для встречи с людьми, которые захотят обменяться с нами взглядом.
По общему решению я сел на место за рулем вездехода. Я бегло ознакомился с установленной на его задней стенке сигнализационную таблицу, которая должна была заметить нормальную связь, проверил топливо и размещение добавочного снаряжения, затем, не оглядываясь, двинулся. Я миновал по широкой дуге два первых прудка, заполненных зеленоватой и не слишком прозрачной водой, и взял курс прямо на север. В какой то момент я увидел в зеркале заднего вида словно бы облако пара. Трансер набирал скорость, оставляя за собой выдуваемую из торчащей травы росу. Когда горы по обеим сторонам долины сбежались, оставляя узкий каменистый проход, на три четверти залитый мелким ручьем, я оглянулся.
«Рубин» уменьшился до размера высокого обелиска. Его нос блестел в лучах солнца, как посеребренный. Нижняя часть корпуса оказалась в падающей от гор тени. Я ехал с головой, повернутой назад, пока он не исчез у меня из глаз, заслоненный скальными воротами. Потом я повернулся, пробежал взглядом по шкалам индикаторов и ускорил ход.
* * *
Мы ехали без перерыва четырнадцать часов. Когда небо на восходе посветлело и я мог наконец убрать лицо от окуляра ноктовизора, мои глаза застилал молочно-голубой туман. О рефлекторах, дело ясное, мы должны были забыть.
— Все равно.
— Если так, — заключил он, — то я подожду. Предпочтения иметь приятное впереди…
Я без слов опустил спинку кресла. Еще услышал, как Мота встает и пролазит между креслами, намереваясь, по всей видимости, вернуться в свою кабину через ограждения из датчиков и экранов. Но толчка, когда он перескакивал на панцирь трансера, я уж не почувствовал.
Проснулся я сам. Секунду я пробовал воскресить образы, которые в последние мгновения еще пронеслись перед моими глазами, но безуспешно. Я помнил только, что дело происходило во время ежегодного съезда пилотов в Амальфи под Салерно и что чья-то невинная по виду повесть, по мере того как развивалась, оплетала меня все теснее сетью оскорблений и угроз, хотя должна была касаться кого-то абсолютно чужого. В какой-то момент я понял, что не найду ответа на эти обвинения, но что моего ответа никто из присутствующих и не ждет, что все против меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Тишина. Мота включил микрофоны. Слабые знакомые звуки, как всегда, когда автоматы исследуют целостность грунта, состав атмосферы, температуру. Ускоренное щелканье переключателей, посапывание остывающих сопел.
— Пока это, — буркнул Мота, отстегивая у себя ремни.
— Ты запеленговал? — спросил я.
Он кивнул.
— Да. Там, — он указал рукой точку на сетке, откуда плыли к нам радиоволны.
Там был город.
— Прямо на север, — пробормотал я вполголоса. Встал и сбросил шлем. Потом некоторое время я работал с компьютером. Прежде, чем он примет опеку над кораблем, мы должны быть уверенными, что приготовленная заранее программа введена в его память, и сделано это надлежащим образом.
Когда я кончил, Моты уже не было в кабине. Со стороны шлюза доходил странный однообразный звук. Я последний раз окинул взглядом датчики, проверил положение переключателей в приставках памяти и на пульте связи, вынул из контейнера специально приготовленные резервные комплекты энергетических узлов личной аппаратуры и излучателей, потом, старательно закрывая за собой двери, вышел в коридор.
Этот звук, словно от плохо натянутой струны — это был ветер. Люк шлюза был распахнут настежь. Камера, обычно освещенная светом одной ксеоновой лампы, была полна солнца.
Через овал люка я увидел Моту. Он стоял с обнаженной головой, опираясь на низкий поручень платформы подъемника и водил взглядом по окрестностям. Его волосы в резком солнечном свете стали абсолютно белыми. Их пряди забавно развевались как это можно видеть на некоторых снимках, когда их авторы хотят создать настроение спокойствия и тишины, умиротворенности.
Я остановился рядом с ним и глубоко вздохнул. В первый раз за многие месяцы мог я это сделать на открытом пространстве, не уменьшая запаса кислорода за спиной.
— Хорошее место для отдыха, — заметил я, оглядевшись.
— Хорошее, — пробормотал он вполголоса. — Идем!
Спускаясь вниз, я не переставал поглощать взором пейзаж. Впереди, на расстоянии более-менее полутора километров темнели величественные массивы гор. Вершины, соединенные гирляндами рваных граней, светились на солнце серебряными пятнами льда и снега. Подножие, из которого они выростали, уходило по мере того, как понижалась платформа, за ближайшие небольшие пригорки, украшенные глыбами, напоминающими юрские останцы. Их светлые, словно известковые стены местами приобретали цвет чистой деликатной розовости. Слева, в глубине, перспективу загораживал хребет, под прямым углом отходящий от главного и соединяющийся с горами, замыкающими долину с востока. На противоположной стене виднелся узкий просвет, показывавший на значительном отдалении узкую поблескивающую полоску реки. Примерно в трехстах метрах от места посадки лежало первое из целой шеренги озерков, до обманчивости напоминавших маленькие альпийские пруды.
Только отсутствие ив и устилающей равнину редкая торчащая щетина, по всей видимости заменяющая тут траву, напоминали, что мы не на Земле.
Да, эта трава могла вернуть к действительности любого, кто, увлеченный пейзажем, хотел бы улечься на склоне и наслаждаться тишиной гор. Мы убедились в этом в первый момент после первых ее шагов. Острые, лишенные листьев прутья зацеплялись за штанины скафандров, а когда на них наступишь, лопались с сухим неприятным треском или неохотно пригинались, затем внезапно выпрямились с силой отпущенных пружин. Они вырастали непосредственно из беловатого, каменистого грунта на равных расстояниях и как раз так, что между ними нельзя было поставить ступню.
Мы преодолели несколько десятков метров высоко поднимая ноги на манер цапель на мелководье, потом Мота остановился.
— Это ни к чему, — буркнул он. — Тем лучше. Не будем задерживаться…
Конечно же, нет! Даже если в его голосе зазвучала нотка сожаления.
— Может, на севере будет иначе, — утешил я его.
Он не ответил. Протянул руку к плечу и включил аппаратуру. Лифт, на котором мы спустились, вздрогнул и пополз вдоль корпуса, направляясь к нише под люком. В нескольких метрах ниже медленно опускалась тяжелая плитка грунтового лифта. Еще момент — и из открытой грузовой камеры высунулся массивный корпус трансера. Кроме самой тяжелой из наших машин на платформе нашлось еще достаточно места для небольшого вездехода.
Мы поедим в город достаточно экипированными. Не только для встречи с людьми, которые захотят обменяться с нами взглядом.
По общему решению я сел на место за рулем вездехода. Я бегло ознакомился с установленной на его задней стенке сигнализационную таблицу, которая должна была заметить нормальную связь, проверил топливо и размещение добавочного снаряжения, затем, не оглядываясь, двинулся. Я миновал по широкой дуге два первых прудка, заполненных зеленоватой и не слишком прозрачной водой, и взял курс прямо на север. В какой то момент я увидел в зеркале заднего вида словно бы облако пара. Трансер набирал скорость, оставляя за собой выдуваемую из торчащей травы росу. Когда горы по обеим сторонам долины сбежались, оставляя узкий каменистый проход, на три четверти залитый мелким ручьем, я оглянулся.
«Рубин» уменьшился до размера высокого обелиска. Его нос блестел в лучах солнца, как посеребренный. Нижняя часть корпуса оказалась в падающей от гор тени. Я ехал с головой, повернутой назад, пока он не исчез у меня из глаз, заслоненный скальными воротами. Потом я повернулся, пробежал взглядом по шкалам индикаторов и ускорил ход.
* * *
Мы ехали без перерыва четырнадцать часов. Когда небо на восходе посветлело и я мог наконец убрать лицо от окуляра ноктовизора, мои глаза застилал молочно-голубой туман. О рефлекторах, дело ясное, мы должны были забыть.
— Все равно.
— Если так, — заключил он, — то я подожду. Предпочтения иметь приятное впереди…
Я без слов опустил спинку кресла. Еще услышал, как Мота встает и пролазит между креслами, намереваясь, по всей видимости, вернуться в свою кабину через ограждения из датчиков и экранов. Но толчка, когда он перескакивал на панцирь трансера, я уж не почувствовал.
Проснулся я сам. Секунду я пробовал воскресить образы, которые в последние мгновения еще пронеслись перед моими глазами, но безуспешно. Я помнил только, что дело происходило во время ежегодного съезда пилотов в Амальфи под Салерно и что чья-то невинная по виду повесть, по мере того как развивалась, оплетала меня все теснее сетью оскорблений и угроз, хотя должна была касаться кого-то абсолютно чужого. В какой-то момент я понял, что не найду ответа на эти обвинения, но что моего ответа никто из присутствующих и не ждет, что все против меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50