Глава 25. БОГИ, СТАВШИЕ РЫЦАРЯМИ КОРОЛЯ АРТУРА
По правде говоря, английским читателям лучше знакомы не эти фрагменты легенды об Артуре. Образ, с которым сегодня чаще всего ассоциируется это имя в сознании читателя, — не Артур в ипостаси бога, а Артур «благородный король», основатель знаменитого Круглого стола, из-за которого он посылает своих верных рыцарей «охранять земли и искоренять зло человеческое», как сказано в «Королевских идиллиях» Теннисона. Эта концепция обязана своим происхождением даже не «Смерти Артура» сэра Томаса Мэлори, а именно «Королевским идиллиям» Теннисона, однако надо отметить, что Теннисон настолько осовременил старинное предание, что в его версии от старинного Артура не осталось практически ничего, кроме имени. Справедливости ради надо признать, что поэт и сам признается, что его творение имеет лишь косвенное отношение к славному герою, ибо
…седой король, чье имя — древний призрак,
А образ сходит, словно мгла, с вершин
Туда, где дремлет кромлех[123], в книге Гальфрида[124]
Приписанный ему иль Маллеору…
Однако на самом деле он всего лишь воспользовался старинной легендой для создания идеального образа совершенного английского джентльмена — титул, на который едва ли стал бы претендовать реальный Артур. В этом образе уже практически не осталось никаких следов его мифологического прототипа. Сказанное в значительной мере относится и к знаменитой книге Мэлори. Мы можем быть совершенно уверены в том, что добрый сэр Томас даже не подозревал, что персонажи, которых он столь подробно описывает, некогда могли не иметь ничего общего с теми христианскими рыцарями, в коих они превратились на страницах французских романов, легших в основу его компиляции, созданной уже в XV веке. Старинные боги время от времени подвергались весьма и весьма активной эвгемеризации [125]. Персонажи «Четырех Ветвей Мабиноги» всегда воспринимались исключительно как боги. Однако в более поздних валлийских преданиях их божественные одежды уже порядком поистрепались и висят на них лохмотьями, а первые же норманнские интерпретаторы этих преданий придают бывшим богам еще более явные человеческие черты. К тому времени, когда Мэлори в XV веке создавал на основе иноязычных романов свою знаменитую «Смерть Артура», старинные образы успели измениться настолько, что читателям, знавшим богов еще в их древних ипостасях, было бы очень нелегко узнать их черты и деяния под масками средневековых рыцарей.
Мы выбрали «Смерть Артура» Мэлори в качестве наиболее полного образчика сочинений Артуровского круга, отдав ей предпочтение перед более ранними валлийскими поэмами и преданиями. Это объясняется тремя причинами. Во-первых, «Смерть Артура» — это par exellence английский роман об Артуре, из которого черпали сведения об этом персонаже все последующие авторы, включая и Теннисона. Во-вторых, множество памятников иноязычной литературы, посвященных жизни и подвигам Артура, просто невозможно вместить в тесные рамки отдельной главы. В-третьих, тонкий вкус и чутье Мэлори помогли ему отобрать лучшие и наиболее типичные памятники иноязычных литератур и искусно вплести их образы в ткань своего произведения. Поэтому мы встречаем в нем большинство наших старинных британских богов как из более ранних пантеонов, так и из круга персонажей, связанных с образом Артура, действующих на страницах «Смерти Артура» под маской средневековых рыцарей.
Кстати сказать, любопытно, что сэр Эдвард Стрэйхи в своем предисловии к изданию кэкстоновской версии «Смерти Артура» использует для общей оценки прозаической поэмы Мэлори практически тот же образ, которым столь эффектно воспользовался в свое время Мэттью Арнольд в своей книге «Исследования кельтской литературы», чтобы охарактеризовать подлинное содержание «Мабиногиона». «Мэлори, — пишет он, — воздвиг огромный и величественный средневековый замок, стенами которого служат обветшалые и даже кое-где превратившиеся в развалины творения прежних веков». По-видимому, Мэлори просто не представлял себе, до какой степени обветшали и стали руинами эти памятники седой древности, ибо он устраивает беспорядочную путаницу персонажей старинной мифологии. В его творении не только действуют рука об руку боги и герои древних и более поздних пантеонов, но даже одни и те же божества, слегка видоизменив имена, вновь и вновь проходят перед читателем в самых разных образах. Возьмем в качестве примера древнего бога смерти Аида. Приняв образ короля Брандегора, или Брандегориса (то есть Брана из Гоуэра), он приводит с собой пять тысяч вооруженных воинов, противостоящих королю Артуру, и в то же время под именем сэра Брандела, или Брандилеса (то есть Брана из Гвэлса [126]), является одним из рыцарей Круглого стола, сражающимся на стороне Артура, будучи его верным вассалом. Далее. Под именем Утер Пендрагон (Утер Бен) выступает отец Артура, тогда как в ипостаси короля Бана Бенвикского («Квадратная ограда», что, вне всякого сомнения, означает то же самое, что Кэр Педриван у Талиесина и Карбонек у Мэлори) он предстает иноземным монархом, союзником Артура.
Другой пример. Огирвран, отец Гвиневры, превратился в Леодегранса. Став королем Уриенсом, или Урьенсом, из Гора (Гоуэра), он женится на одной из сестер Артура, сражается против него, но в конце концов признает его своим сюзереном и упоминается в числе рыцарей Артура. В «Смерти Артура» Уриен может быть отождествлен с королем Рьенсом или Рионсом Северо-Валлийским и с королем Нентресом Гарлотским, а затем, меняя облики и имена, словно Протей британских богов, он неожиданно появляется в изолированном эпизоде в роли Балана, сражающегося со своим братом Балином до тех пор, пока они оба не убивают друг друга.
Нетрудно заметить, что божеств подземного царства в романах Артуровского цикла обычно можно узнать по тому, что они ассоциируются не с обжитыми и цивилизованными районами Англии, а с дикими и отдаленными землями севера и запада Британии и с еще более дикими и необжитыми островами. Подобно тому, как Бран и Уриен являются королями Гоуэра, Аравн, под покровом искаженных вариантов имени превратившись в Ангиша или Ангиссанса, становится королем Шотландии или Ирландии, то есть земель скоттов и гэлов, чьи владыки враждовали с бриттами. Пвилл, владыка Аннвна, точно так же выступает под двумя личинами. В качестве Пеллеса, «короля чужой страны» и Хранителя Св. Грааля, он являет собой персонаж большого мифологического значения, хотя его первичное происхождение и окружение столь же чужды позднейшей христианской ретуши, как чужды сам Пеллес и его королевский сан облику рыцарей Артура. Владыка Аида фигурирует в качестве "близкого сородича Иосифа Аримафейского [127]", человека, «не жалевшего сил ради укрепления христианства и святой церкви».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153