«Ма, не надо». И он, и его брат держались поодаль, на лицах – нескрываемое сомнение во всем. Такой вид частенько бывает у посетителей в больнице.
Я была смята ее словоизвержением. Факт, она унаследовала – у папаши его ораторские наклонности.
– Меня к нему не пускают, – сказала я. – Но если вы скажете, что вы его дочь, сестры позовут ординатора, и он вас проведет. Пока. Было очень приятно познакомиться... Я сбежала из клиники, чуть ли не улыбаясь, но Рути выразила словами чувство вины, которое я испытывала. Ну почему, проклятье, старина лез не в свое дело? Зачем потащился наверх? Чтобы там ему череп раскроили?... Его ранили при попытке защитить меня. Прекрасно! Но это означало, что теперь-то я непременно должна найти громил. Стало быть, соревноваться с полицией на том поле, где у нее были все преимущества. Правда, они ничего не знали о досье. И мне? надлежало выяснить, кто же платит моему бывшему мужу.
Если бы меня не знали в его конторе, я могла бы устроиться там секретаршей. И речи нет о том, чтобы выудить что-либо у сотрудников. Начни я копать, сейчас же будет доложено Дику...
Моя квартира выглядела ужасающе, беспросветно, невыносимо. Это был не просто разгром. Без мистера Контрераса дом вообще казался безжизненным. Я постояла у окна. Юные корейцы играли в мяч, лихо гоняя его прямо по помидорным кустикам, благо хозяина не было. Я взяла доски, вырубленные из моей двери, и отнесла их в садик. Под немигающим взглядом мальчишек соорудила импровизированный заборчик вокруг кустиков.
– Больше здесь не играйте, ребята. Поняли?
Те молча кивнули. Я поднялась к себе, чувствуя себя значительно лучше, все-таки что-то сделала, хоть какой-то внесла порядок. И снова погрузилась в размышления...
Глава 21
Прочно связанные
Мистер Контрерас пришел в сознание к вечеру в воскресенье. Поскольку его оставили в реанимационном отделении еще на сутки, я не смогла с ним повидаться. Мне сказали, что он почти ничего не помнит из того, что произошло. Ему вспомнился лишь привычный вечерний уклад: как он готовил ужин, читал газету – результаты гонок, – но хоть его застрели, в памяти – никаких подробностей о происшедшем на лестнице. Не помнил даже, как бежал по ступенькам к моей квартире.
Ни Лотти, ни психоневролог, осмотревший Контрераса, не дали полиции обнадеживающие сведения: не осталось надежды на то, что он вообще когда-нибудь опознает налетчиков. Такое случается, когда резко травмирующий сознание эпизод блокирует кусочек памяти, – временная амнезия. Детектив Роулингс, на которого я наткнулась в клинике, был обескуражен. А я благодарила небо за то, что Контрерас остался жив.
В понедельник утром мой клиент с картонной фабрики решил наконец согласиться с предъявленным мною тарифом. Кто-то из рабочих въехал бульдозером прямо в стену одного из цехов и сокрушил ее, причинив ущерб на сумму в пять «штук». Создалось впечатление, что водитель был полностью невменяем из-за употребления крэка – сырого кокаина. Хозяину фабрики пришлось не по вкусу то; что я приступлю к работе не раньше, чем через неделю, но он согласился на приглашение братьев Стритер. Уже на следующий день двое из них были готовы приступить к работе.
Обеспечив себе таким образом постоянного клиента, я смогла наконец полностью посвятить себя решению собственных проблем. Подозрения по отношению к Питеру смущали меня, а вспомнив о последнем телефонном разговоре, я чуть было не всплакнула. Но вопросы оставались. Я должна была доказать самой себе, что Питер не имел отношения к исчезновению документов Дитера из моей квартиры.
Итак, секретарша Дика. Лежа на полу в гостиной, посреди неубранных книг и пластинок, я закрыла глаза... Ей под сорок, замужем, стройная, элегантная, учтивая, деловая. Регнер. Харриет Регнер.
В десять я позвонила в Шомбург, в «Дружбу-5», и попросила к телефону Алана Хамфриса, исполнительного директора. Женский голос возвестил, что меня соединяют с его офисом.
– Доброе утро, – сказала я, как мне казалось, приятным полуофициальным голосом. – Говорит Харриет Регнер, секретарь мистера Ярборо.
– О, привет, Харриет! Это Джеки. Хорошо провела уик-энд? Кажется, ты немного простудилась?
– Ах, Просто сенная лихорадка, Джеки, этакая сезонная аллергия.
Я покрепче прижала носовой платок к ноздрям, чтобы сделать тембр голоса более гнусавым.
– Знаешь, мистеру Ярборо нужна небольшая информация от мистера Хамфриса... Нет, нет... Не надо меня с ним соединять. Ты наверняка в курсе и можешь мне ее передать. Мы не совсем уверены: оплата счетов Монкфиша занесена на общий счет «корпорации» или должна прийти отдельной платежкой непосредственно доктору Бургойну?
– Минуточку, не вешай трубку... – Я глядела в потолок, мечтая о возможности повидать Дика в тот момент, когда он узнает о нашем разговоре. – Харриет, ты слушаешь? Мистер Хамфрис сказал, что уже утряс эти вопросы с мистером Ярборо. Счет должен поступить Бургойну, но сюда, прямо в госпиталь, на его имя... Алан хочет переговорить с тобой.
– Конечно, конечно, Джеки... О, извини, меня зовет мистер Ярборо, могу я перезвонить через секунду? Отлично...
Я положила трубку. Все ясно, и есть подтверждение данному факту. «Дружба» оплачивала счет, предъявленный Монкфишем. Но почему, ради всего святого, почему?! Вдруг Алан Хамфрис сам фанатичный член безумного общества. Или «Дружба» также занималась пресловутыми «терапевтическими» абортами, как многие другие клиники, особенно на поздних стадиях беременности. И скорее всего именно это беспокоило Хамфриса, тяжким бременем легло на его душу. А в результате он оплачивал счета Монкфиша сам, не внося их в приходную кассовую книгу госпиталя.
Но один болезненный вопрос оставался неразъясненным. Какое отношение имел к происшествию Бургойн? Питер был у меня дома в ту ночь, когда я притащила досье лиги Монкфиша. Но Питеру-то какое до этого дело?
Я с неохотой позвонила в его кабинет в «Дружбе». Секретарь сказала, что он в операционной. Хочу ли я что-нибудь ему передать? Я едва удержалась, чтобы не сказать: «Да. Желаю уточнить, кого он нанял, чтобы избить мистера Контрераса и ограбить мою квартиру». Однако спросила, лишь, как обстоят дела с историей болезни Консуэло.
Запнувшись, она ответила:
– Доктор не дал мне никаких указаний на этот счет. Как ваше имя?
Я назвалась и попросила передать Питеру, чтобы он тут же перезвонил мне, как только вернется из операционной. Я нервно выхаживала по моему оскверненному жилищу, готовая к бою, к действиям. Но к каким? В конце концов позвонила Мюррею Райерсону, заведующему отделом криминальной хроники газеты «Геральд стар», той самой, что дала заметку об ограблении Монкфиша под рубрикой «Пульс Чикаго»...
Весть об ограблении моей квартиры докатилась до отдела в пятницу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
Я была смята ее словоизвержением. Факт, она унаследовала – у папаши его ораторские наклонности.
– Меня к нему не пускают, – сказала я. – Но если вы скажете, что вы его дочь, сестры позовут ординатора, и он вас проведет. Пока. Было очень приятно познакомиться... Я сбежала из клиники, чуть ли не улыбаясь, но Рути выразила словами чувство вины, которое я испытывала. Ну почему, проклятье, старина лез не в свое дело? Зачем потащился наверх? Чтобы там ему череп раскроили?... Его ранили при попытке защитить меня. Прекрасно! Но это означало, что теперь-то я непременно должна найти громил. Стало быть, соревноваться с полицией на том поле, где у нее были все преимущества. Правда, они ничего не знали о досье. И мне? надлежало выяснить, кто же платит моему бывшему мужу.
Если бы меня не знали в его конторе, я могла бы устроиться там секретаршей. И речи нет о том, чтобы выудить что-либо у сотрудников. Начни я копать, сейчас же будет доложено Дику...
Моя квартира выглядела ужасающе, беспросветно, невыносимо. Это был не просто разгром. Без мистера Контрераса дом вообще казался безжизненным. Я постояла у окна. Юные корейцы играли в мяч, лихо гоняя его прямо по помидорным кустикам, благо хозяина не было. Я взяла доски, вырубленные из моей двери, и отнесла их в садик. Под немигающим взглядом мальчишек соорудила импровизированный заборчик вокруг кустиков.
– Больше здесь не играйте, ребята. Поняли?
Те молча кивнули. Я поднялась к себе, чувствуя себя значительно лучше, все-таки что-то сделала, хоть какой-то внесла порядок. И снова погрузилась в размышления...
Глава 21
Прочно связанные
Мистер Контрерас пришел в сознание к вечеру в воскресенье. Поскольку его оставили в реанимационном отделении еще на сутки, я не смогла с ним повидаться. Мне сказали, что он почти ничего не помнит из того, что произошло. Ему вспомнился лишь привычный вечерний уклад: как он готовил ужин, читал газету – результаты гонок, – но хоть его застрели, в памяти – никаких подробностей о происшедшем на лестнице. Не помнил даже, как бежал по ступенькам к моей квартире.
Ни Лотти, ни психоневролог, осмотревший Контрераса, не дали полиции обнадеживающие сведения: не осталось надежды на то, что он вообще когда-нибудь опознает налетчиков. Такое случается, когда резко травмирующий сознание эпизод блокирует кусочек памяти, – временная амнезия. Детектив Роулингс, на которого я наткнулась в клинике, был обескуражен. А я благодарила небо за то, что Контрерас остался жив.
В понедельник утром мой клиент с картонной фабрики решил наконец согласиться с предъявленным мною тарифом. Кто-то из рабочих въехал бульдозером прямо в стену одного из цехов и сокрушил ее, причинив ущерб на сумму в пять «штук». Создалось впечатление, что водитель был полностью невменяем из-за употребления крэка – сырого кокаина. Хозяину фабрики пришлось не по вкусу то; что я приступлю к работе не раньше, чем через неделю, но он согласился на приглашение братьев Стритер. Уже на следующий день двое из них были готовы приступить к работе.
Обеспечив себе таким образом постоянного клиента, я смогла наконец полностью посвятить себя решению собственных проблем. Подозрения по отношению к Питеру смущали меня, а вспомнив о последнем телефонном разговоре, я чуть было не всплакнула. Но вопросы оставались. Я должна была доказать самой себе, что Питер не имел отношения к исчезновению документов Дитера из моей квартиры.
Итак, секретарша Дика. Лежа на полу в гостиной, посреди неубранных книг и пластинок, я закрыла глаза... Ей под сорок, замужем, стройная, элегантная, учтивая, деловая. Регнер. Харриет Регнер.
В десять я позвонила в Шомбург, в «Дружбу-5», и попросила к телефону Алана Хамфриса, исполнительного директора. Женский голос возвестил, что меня соединяют с его офисом.
– Доброе утро, – сказала я, как мне казалось, приятным полуофициальным голосом. – Говорит Харриет Регнер, секретарь мистера Ярборо.
– О, привет, Харриет! Это Джеки. Хорошо провела уик-энд? Кажется, ты немного простудилась?
– Ах, Просто сенная лихорадка, Джеки, этакая сезонная аллергия.
Я покрепче прижала носовой платок к ноздрям, чтобы сделать тембр голоса более гнусавым.
– Знаешь, мистеру Ярборо нужна небольшая информация от мистера Хамфриса... Нет, нет... Не надо меня с ним соединять. Ты наверняка в курсе и можешь мне ее передать. Мы не совсем уверены: оплата счетов Монкфиша занесена на общий счет «корпорации» или должна прийти отдельной платежкой непосредственно доктору Бургойну?
– Минуточку, не вешай трубку... – Я глядела в потолок, мечтая о возможности повидать Дика в тот момент, когда он узнает о нашем разговоре. – Харриет, ты слушаешь? Мистер Хамфрис сказал, что уже утряс эти вопросы с мистером Ярборо. Счет должен поступить Бургойну, но сюда, прямо в госпиталь, на его имя... Алан хочет переговорить с тобой.
– Конечно, конечно, Джеки... О, извини, меня зовет мистер Ярборо, могу я перезвонить через секунду? Отлично...
Я положила трубку. Все ясно, и есть подтверждение данному факту. «Дружба» оплачивала счет, предъявленный Монкфишем. Но почему, ради всего святого, почему?! Вдруг Алан Хамфрис сам фанатичный член безумного общества. Или «Дружба» также занималась пресловутыми «терапевтическими» абортами, как многие другие клиники, особенно на поздних стадиях беременности. И скорее всего именно это беспокоило Хамфриса, тяжким бременем легло на его душу. А в результате он оплачивал счета Монкфиша сам, не внося их в приходную кассовую книгу госпиталя.
Но один болезненный вопрос оставался неразъясненным. Какое отношение имел к происшествию Бургойн? Питер был у меня дома в ту ночь, когда я притащила досье лиги Монкфиша. Но Питеру-то какое до этого дело?
Я с неохотой позвонила в его кабинет в «Дружбе». Секретарь сказала, что он в операционной. Хочу ли я что-нибудь ему передать? Я едва удержалась, чтобы не сказать: «Да. Желаю уточнить, кого он нанял, чтобы избить мистера Контрераса и ограбить мою квартиру». Однако спросила, лишь, как обстоят дела с историей болезни Консуэло.
Запнувшись, она ответила:
– Доктор не дал мне никаких указаний на этот счет. Как ваше имя?
Я назвалась и попросила передать Питеру, чтобы он тут же перезвонил мне, как только вернется из операционной. Я нервно выхаживала по моему оскверненному жилищу, готовая к бою, к действиям. Но к каким? В конце концов позвонила Мюррею Райерсону, заведующему отделом криминальной хроники газеты «Геральд стар», той самой, что дала заметку об ограблении Монкфиша под рубрикой «Пульс Чикаго»...
Весть об ограблении моей квартиры докатилась до отдела в пятницу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71