Мелким, безнадежно искренним
почерком, чернилами было написано по-немецки пять слов: "Боже милостивый,
жизнь - это ад". Больше там ничего не было - никаких пояснений. На пустой
странице, в болезненной тишине комнаты слова эти обретали весомость
неоспоримого обвинения, некой классической его формулы. Икс вглядывался в
них несколько минут, стараясь не поддаваться, а это было очень трудно.
Затем взял огрызок карандаша и с жаром, какого за все эти месяцы не
вкладывал нив одно дело, приписал внизу по-английски: "Отцы и учителя,
мыслю: "Что есть ад?" Рассуждаю так: "Страдание о том, что нельзя уже
более любить". Он начал выводить под этими словами имя автора -
Достоевского, - но вдруг увидел - и страх волной пробежал по всему его
телу, - что разобрать то, что он написал, почти невозможно. Тогда он
захлопнул книгу.
Потом схватил со стола первое, что попалось под руку, - это было
письмо от его старшего брата из Олбани. Оно лежало на столе еще до того,
как он попал в госпиталь. Икс вскрыл конверт и вяло приготовился прочесть
все письмо целиком, но прочитал лишь верхний кусок первой страницы. Он
остановился после слов: "...раз проклятущая война уже кончилась и теперь у
тебя, наверно, времени вагон - так как насчет того, чтобы прислать
ребятишкам парочку штыков или свастик..." Икс разорвал письмо и взглянул в
корзину на его обрывки. Только тут он обнаружил, что в письмо был вложен
любительский снимок, которого он не заметил раньше. Еще и сейчас можно
было разглядеть чьи-то ноги, стоящие на какой-то лужайке.
Он положил руки на стол и опустил на них голову. Болело все, с головы
до ног, и казалось, все зоны боли связаны между собой. Совсем как лампочки
на рождественской елке: соединенные общим проводом, они выходя их строя
все разом, стоит испортиться одной.
Дверь с шумом распахнулась, хотя никто не постучал. Икс поднял
голову, повернул ее и увидел капрала Зет, стоящего в дверях. Капрал Зет
был его напарником по джипу и постоянным во всех его пяти операциях, с
первого дня высадки на континент. Он жил внизу, а наверх, к Иксу, обычно
поднимался затем, чтобы выложить дошедшие до него слухи или повозмущаться.
Это был здоровенный, фотогеничного вида детина лет двадцати четырех. Во
время войны его сфотографировали в Хюртгенвальде для одного из
американских журналов; он позировал с величайшей охотой и в каждой руке
держал по индейке, присланной ко Дню благодарения.
- Что, письмишко пишешь? - обратился он к Иксу. - Ну и темнотища тут,
черт подери! - Входя в помещение, Зет обычно предпочитал, чтобы был
включен верхний свет.
Икс повернулся к нему и предложил войти - только осторожнее, чтобы не
наступить на собаку.
- На что?
- На Элвина. Он у тебя прямо под ногами, Клей. Зажег бы ты свет, к
чертям, что ли!
Клей нащупал выключатель, щелкнул им, потом прошел через маленькую
комнатушку - размером с каморку для прислуги - и сел на край постели,
лицом к Иксу. С его тщательно причесанных кирпично-рыжих волос еще стекали
капли - он не пожалел воды, чтобы хорошенько прилизать свою шевелюру. Из
правого нагрудного кармана серовато-зеленой гимнастерки привычно торчал
гребешок с зажимом, как у авторучки. Над левым карманом красовался боевой
значок пехотинца (хотя фактически носить его было ему не положено),
орденская ленточка за участие в операциях на европейском фронте с пятью
бронзовыми звездочками на ней (вместо одной серебряной, заменявшей пять
бронзовых) и ленточка за службу в армии до Пирл-Харбора.
- Так тебя и разэтак, - проговорил он с тяжким вздохом. Это не
означало ровно ничего - известное дело, армия! Потом он вынул из кармана
гимнастерки пачку сигарет, вытянул одну, снова водворил пачку на место и
застегнул клапан кармана. Пуская дым, он обводил комнату пустым взглядом.
Наконец глаза его остановились на приемнике. - Эй, - сказал он, - через
минуту по радио колоссальное обозрение. Боб Хоуп и еще всякие.
Открыв новую пачку сигарет, Икс ответил, что только что выключил
радио.
Ничуть не обескураженный, Клей стал с интересом наблюдать за тем, как
Икс пытается закурить.
- Ух, черт, - сказал он с азартом болельщика, - посмотрел бы вы на
свои дурацкие лапы. - Ну и трясучка у тебя, черт подери. Да ты сам-то
знаешь?
Иксу удалось наконец закурить сигарету; он кивнул и сказал, что Клей,
конечно, здорово все подмечает.
- Эй, кроме шуток. Я чуть не сомлел, к чертям, когда увидал тебя в
госпитале. Лежит - мертвец мертвецом, черт тебя подери. Сколько ты весу
спустил, а? Сколько фунтов? Ты сам-то знаешь?
- Не знаю. Как ты тут без меня - много писем получил? От Лоретты есть
что-нибудь?
Лоретта была девушка Клея. Они собирались пожениться при первой
возможности. Она довольно часто писала ему из безмятежного своего мирка
тройных восклицательных знаков и скороспелых суждений. И всю войну Клей
читал Иксу вслух письма Лоретты, даже самые интимные, - в сущности, чем
они были интимнее, тем он охотнее их читал. А прочитав, всякий раз просил
Икса то сочинить ответ, то сделать его поподробней, то вставить для пущей
важности несколько французских или немецких слов.
- Ага, вчера получил от нее письмо. Оно внизу, у меня в комнате.
Потом покажу, - ответил Клей равнодушно. Сидя на краю постели, он вдруг
выпрямился, задержал дыхание и звучно, со смаком, рыгнул. Потом, видимо,
не слишком довольный своим достижением, снова опустил плечи. - Этот сукин
сын, ее братец, смывается с флота - бедро у него повреждено. Подвезло ему
с этим бедром, гаду. - Он опять сел прямо и приготовился рыгнуть, но на
сей раз получилось совсем неважно. Вдруг он встрепенулся. - Эй, пока я не
забыл. Завтра встаем в пять и гоним в Гамбург или еще там куда-то.
Получать эйзенхауэровские куртки на все подразделение.
Окинув его враждебным взглядом, Икс объявил, что ему лично
эйзенхауэровская куртка ни к чему.
Клей посмотрел на него удивленно, даже слегка обижено.
- Хорошие куртки. Красивые. Чего это ты?
- Не вижу смысла. Зачем нам вставать в пять утра? Война-то кончилась,
черт дери!
- Да я не знаю. Сказано - до обеда вернуться. При-шли какие-то новые
бланки, надо их до обеда заполнить... Я спрашивал Буллинга, чего ж он
сегодня их не дает заполнять, - они же у него на столе, эти чертовы
бланки. Так нет, не желает конверты распечатывать, сукин он сын.
Они помолчали секунду, остро ненавидя Буллинга.
Вдруг Клей взглянул на Икса с новым - повышенным - интересом.
- Эй, - сказал он, - а ты знаешь, что у тебя половина морды ходуном
ходит?
1 2 3 4 5 6 7 8