Жалобно запричитал сбитый с ног смерд. Послышались возгласы:
— Бояре идут, расступись… дорогу!..
Антон и Феликс Борецкие, сыновья новгородской посадницы, торопились с дружиной на берег.
Там, у деревянной пристани, рядышком, как две родные сестры, стояли красавицы лодьи. На пристани братьев уже ждали. С лодьи на берег были положены сходни, покрытые цветными ковровыми дорожками, у сходен собралось духовенство в дорогих ризах и разодетая местная знать во главе с новгородским наместником.
Высокие, в поколенных кафтанах из черного бархата на золотых застежках, в зеленых сафьяновых сапожках с узким загнутым носом, сыновья посадницы выделялись важным видом и напыщенностью.
Начался молебен за благополучное плавание.
Услыхав церковное пение, разношерстная базарная толпа тоже ринулась к берегу. Воины в легких кольчугах пиками загородили дорогу.
Но вот молебен кончился. Братья на прощанье обнялись и расцеловались — мало ли что в пути может приключиться. Напутствуемые добрыми пожеланиями, новгородцы разошлись по своим лодьям. По разукрашенной сходне с резными перильцами кормщик «Архангела Михаила» Старостин провел Антона в роскошно убранную кормовую каюту.
На лодьях стали подымать паруса и выкатывать якорь. Под возгласы провожавшей мореходов толпы корабли, набрав в паруса ветер, понеслись вниз по великой северной реке, к просторам «дышучего» моря.
Оборванные, ребятишки, шлепая босыми ногами по влажному береговому песку, бежали за уходившими судами.
Но вот уже не слышны голоса с пристани.
Мимо лодей потянулись скучные однообразные берега, заваленные плавниковым лесом, скопившимся за века. Часто встречались зеленые островки, покрытые кустарником и высокой травой.
Редко — редко проплывет перед глазами беспорядочная кучка деревянных избушек — поморская деревенька или покажется прилепившаяся на угорье нехитрая рыбацкая хижина. По болотистым местам рдела багрянцем морошка; на ягоде кое-где топтались лесные лакомки — бурые медведи.
Мирно несла свои воды по двинской земле могучая русская река.
Проходят лодьи древнюю Архангельскую обитель, что на урочище Пурнаволокnote 45. Началось двинское устье. На несколько рукавов разбивается река. Лодьи плывут по узкому извилистому корабельному ходу среди песчаных островов, намытых рекой.
Изредка встречается мореходам запоздавшее к торжищу судно; ожидая попутного ветра, прижавшись к берегу, одиноко стоят корабли где-нибудь за мысом, хоронясь от течения.
Постепенно рукав делается шире, полноводнее. И вот последние двинские островки, покрытые бархатом высокой сочной травы, остаются позади, но и они тонут в речной глади. Еще немного — и только верхушки зеленых трав виднеются вдали.
Выйдя из реки, лодьи плыли у большого острова, низкой полосой тянувшегося справа.
Полуночное солнце резкими красками нарисовало причудливую картину. Низкие берега, окрашенные в лиловый цвет, тонули в белесом, тихом море. У горизонта море загоралось, розовело, отражая огненно-багровое небо. И в небе и в море застыли сиреневые облака.
Корабли действительно шли на Грумант. Погода благоприятствовала плаванию. Легкий южный ветерок — обедник — все время держал полными паруса.
Через несколько дней открылся Святой Нос. «Архангел Михаил» стал поворачивать к скалистому мысу. Вслед за ним повернул и «Великий Новгород». Медленно подымались над горизонтом тяжелые угрюмые скалы; уже видно множество крестов, поставленных здесь поколениями русских мореходов.
Укрываясь от сильного течения, лодьи зашли в заводь за низким мыском, далеко выступавшим от высоких скал в море. Вода убывала.
Дождавшись малой воды, кормщики на лодках добрались к самому мысу. Они взяли с собой по увесистому куску оленины и по нескольку штук соленой рыбы.
Здесь, рядом с мысом, чернел большой камень, чуть-чуть выступая из воды. Кормщики положили на него свои дары и, поклонившись, отправились обратно. С прибылой водой море покроет черный камень и примет жертву. Теперь можно было продолжать плавание.
К концу второго дня ветер стал стихать. На горизонте показались безжизненные обрывистые скалы Семи островов. Немного осталось пути до поворота прямо на Грумант Но ветра совсем не стало. Штиль разгладил все морщинки на море. Остановились корабли.
От «Великого Новгорода» отошла маленькая лодка и быстро заскользила по воде: Феликс решил проведать брата Антона.
Сидят братья в Антоновой каюте и после обильного обеда ведут неторопливую беседу, прихлебывая заморское вино и услаждая себя сверх сыта кедровыми орешками.
Полными хозяевами чувствовали себя на севере сыновья посадницы. Земельные владения Борецких широко раскинулись по Северной Двине и беломорскому побережью. Нескольким новгородским вельможам принадлежала вся двинская земля со всеми ее богатствами и черным народом — смердами.
И на берегу и в лодье — все боярское.
Антон расположился по-хозяйски. Каюту кормщика — лучшее помещение на судне — он занимал сам. Внизу, в трюме лодьи, помещались дружинники, рослые, на подбор, молодцы изнывали от безделья, валяясь на нарах. Вокруг было развешано и разбросано оружие и доспехи: луки, колчаны, мечи, кольчуги, островерхие шлемы, небольшие, покрытые кожей щиты, копья. Часть трюма была отгорожена тесом — там хранилось продовольствие мореходов и богатые боярские запасы.
По палубе прохаживались дозорные, поглядывая то на море, то на скалистый Мурманский берег. Безлюдно море. Изредка сверкнут на солнце высокие фонтаны гренландских китов,выглянет из воды морда усатого зверя или мелькнет черная рыбья спина.
Но вот внимание одного из дозорных привлекли серые под цвет моря точки, вдруг показавшиеся из-за высокого мыса. Точки быстро увеличивались, принимая очертания кораблей.
— Ну-ка, друг, покличь кормщика, — с тревогой в голосе сказал старший из мореходов, продолжая пристально вглядываться.
На палубу вышел Старостин.
— Тимофей Петрович, глянь: видать вражина к нам на веслах спешит.
Кормщик сразу понял, в чем дело. Он бросился на корму в каюту, где беседовали бояре Борецкие.
— Господине Антон Филиппович! Беда, варяжские разбойники на двух кораблях гребут.
Братья вышли на палубу и огляделись.
— Феликс, дорогой, — сказал брату Антон, — плыви на свою лодью, готовь дружину. Ежели трижды затрубит рог, спеши на помощь.
— Други! — крикнул Антон своей дружине. — Готовься к брани, плывут корабли вражеские!
— Господине, — снова обратился кормщик к Борецкому, — пускай дружина в готове внизу сидит, на палубу не выходит. Мои молодцы сначала бой примут, а уж потом твои на подмогу. Мало нас, хитростью врага брать надо, пускай думает, что на лодье зверобои одни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
— Бояре идут, расступись… дорогу!..
Антон и Феликс Борецкие, сыновья новгородской посадницы, торопились с дружиной на берег.
Там, у деревянной пристани, рядышком, как две родные сестры, стояли красавицы лодьи. На пристани братьев уже ждали. С лодьи на берег были положены сходни, покрытые цветными ковровыми дорожками, у сходен собралось духовенство в дорогих ризах и разодетая местная знать во главе с новгородским наместником.
Высокие, в поколенных кафтанах из черного бархата на золотых застежках, в зеленых сафьяновых сапожках с узким загнутым носом, сыновья посадницы выделялись важным видом и напыщенностью.
Начался молебен за благополучное плавание.
Услыхав церковное пение, разношерстная базарная толпа тоже ринулась к берегу. Воины в легких кольчугах пиками загородили дорогу.
Но вот молебен кончился. Братья на прощанье обнялись и расцеловались — мало ли что в пути может приключиться. Напутствуемые добрыми пожеланиями, новгородцы разошлись по своим лодьям. По разукрашенной сходне с резными перильцами кормщик «Архангела Михаила» Старостин провел Антона в роскошно убранную кормовую каюту.
На лодьях стали подымать паруса и выкатывать якорь. Под возгласы провожавшей мореходов толпы корабли, набрав в паруса ветер, понеслись вниз по великой северной реке, к просторам «дышучего» моря.
Оборванные, ребятишки, шлепая босыми ногами по влажному береговому песку, бежали за уходившими судами.
Но вот уже не слышны голоса с пристани.
Мимо лодей потянулись скучные однообразные берега, заваленные плавниковым лесом, скопившимся за века. Часто встречались зеленые островки, покрытые кустарником и высокой травой.
Редко — редко проплывет перед глазами беспорядочная кучка деревянных избушек — поморская деревенька или покажется прилепившаяся на угорье нехитрая рыбацкая хижина. По болотистым местам рдела багрянцем морошка; на ягоде кое-где топтались лесные лакомки — бурые медведи.
Мирно несла свои воды по двинской земле могучая русская река.
Проходят лодьи древнюю Архангельскую обитель, что на урочище Пурнаволокnote 45. Началось двинское устье. На несколько рукавов разбивается река. Лодьи плывут по узкому извилистому корабельному ходу среди песчаных островов, намытых рекой.
Изредка встречается мореходам запоздавшее к торжищу судно; ожидая попутного ветра, прижавшись к берегу, одиноко стоят корабли где-нибудь за мысом, хоронясь от течения.
Постепенно рукав делается шире, полноводнее. И вот последние двинские островки, покрытые бархатом высокой сочной травы, остаются позади, но и они тонут в речной глади. Еще немного — и только верхушки зеленых трав виднеются вдали.
Выйдя из реки, лодьи плыли у большого острова, низкой полосой тянувшегося справа.
Полуночное солнце резкими красками нарисовало причудливую картину. Низкие берега, окрашенные в лиловый цвет, тонули в белесом, тихом море. У горизонта море загоралось, розовело, отражая огненно-багровое небо. И в небе и в море застыли сиреневые облака.
Корабли действительно шли на Грумант. Погода благоприятствовала плаванию. Легкий южный ветерок — обедник — все время держал полными паруса.
Через несколько дней открылся Святой Нос. «Архангел Михаил» стал поворачивать к скалистому мысу. Вслед за ним повернул и «Великий Новгород». Медленно подымались над горизонтом тяжелые угрюмые скалы; уже видно множество крестов, поставленных здесь поколениями русских мореходов.
Укрываясь от сильного течения, лодьи зашли в заводь за низким мыском, далеко выступавшим от высоких скал в море. Вода убывала.
Дождавшись малой воды, кормщики на лодках добрались к самому мысу. Они взяли с собой по увесистому куску оленины и по нескольку штук соленой рыбы.
Здесь, рядом с мысом, чернел большой камень, чуть-чуть выступая из воды. Кормщики положили на него свои дары и, поклонившись, отправились обратно. С прибылой водой море покроет черный камень и примет жертву. Теперь можно было продолжать плавание.
К концу второго дня ветер стал стихать. На горизонте показались безжизненные обрывистые скалы Семи островов. Немного осталось пути до поворота прямо на Грумант Но ветра совсем не стало. Штиль разгладил все морщинки на море. Остановились корабли.
От «Великого Новгорода» отошла маленькая лодка и быстро заскользила по воде: Феликс решил проведать брата Антона.
Сидят братья в Антоновой каюте и после обильного обеда ведут неторопливую беседу, прихлебывая заморское вино и услаждая себя сверх сыта кедровыми орешками.
Полными хозяевами чувствовали себя на севере сыновья посадницы. Земельные владения Борецких широко раскинулись по Северной Двине и беломорскому побережью. Нескольким новгородским вельможам принадлежала вся двинская земля со всеми ее богатствами и черным народом — смердами.
И на берегу и в лодье — все боярское.
Антон расположился по-хозяйски. Каюту кормщика — лучшее помещение на судне — он занимал сам. Внизу, в трюме лодьи, помещались дружинники, рослые, на подбор, молодцы изнывали от безделья, валяясь на нарах. Вокруг было развешано и разбросано оружие и доспехи: луки, колчаны, мечи, кольчуги, островерхие шлемы, небольшие, покрытые кожей щиты, копья. Часть трюма была отгорожена тесом — там хранилось продовольствие мореходов и богатые боярские запасы.
По палубе прохаживались дозорные, поглядывая то на море, то на скалистый Мурманский берег. Безлюдно море. Изредка сверкнут на солнце высокие фонтаны гренландских китов,выглянет из воды морда усатого зверя или мелькнет черная рыбья спина.
Но вот внимание одного из дозорных привлекли серые под цвет моря точки, вдруг показавшиеся из-за высокого мыса. Точки быстро увеличивались, принимая очертания кораблей.
— Ну-ка, друг, покличь кормщика, — с тревогой в голосе сказал старший из мореходов, продолжая пристально вглядываться.
На палубу вышел Старостин.
— Тимофей Петрович, глянь: видать вражина к нам на веслах спешит.
Кормщик сразу понял, в чем дело. Он бросился на корму в каюту, где беседовали бояре Борецкие.
— Господине Антон Филиппович! Беда, варяжские разбойники на двух кораблях гребут.
Братья вышли на палубу и огляделись.
— Феликс, дорогой, — сказал брату Антон, — плыви на свою лодью, готовь дружину. Ежели трижды затрубит рог, спеши на помощь.
— Други! — крикнул Антон своей дружине. — Готовься к брани, плывут корабли вражеские!
— Господине, — снова обратился кормщик к Борецкому, — пускай дружина в готове внизу сидит, на палубу не выходит. Мои молодцы сначала бой примут, а уж потом твои на подмогу. Мало нас, хитростью врага брать надо, пускай думает, что на лодье зверобои одни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67