Они победили. Кеннет едва живой вышел в коридор и опустился на пол, вдыхая всей грудью свежий воздух.
К нему подошел сэр Энтони, которого было трудно узнать в пижаме и халате, испачканных сажей.
– Слава Богу, нам удалось отстоять картины, – сказал он, – и все благодаря вам.
Кеннет откашлялся, прочищая саднящее от угара горло.
– Надо еще раз все основательно залить водой, чтобы пламя вновь не набрало силу, – только и сказал он.
Лавиния распорядилась, чтобы принесли еще воды. Ребекка с тазом воды в руках опустилась перед Кеннетом на колени. Ее вышитая ночная сорочка была вся в саже, босые ступни почернели от грязи.
– Как вы себя чувствуете, капитан? – спросила она. – Мне кажется, у вас обгорели руки.
Кеннет посмотрел на свои руки – они покраснели и покрылись волдырями. Только сейчас он почувствовал нестерпимую боль. Он попытался пошевелить пальцами, но не смог.
– Чертовски больно, – пожаловался он.
Не поднимая глаз, Ребекка промыла ему правую руку и наложила на нее целебную мазь. Ее сорочка сползла с плеча, позволяя видеть округлости груди. Грудь была лилейно-розовой и в сравнении с перепачканным сажей лицом казалась еще нежнее. Кеннет отметил про себя, что, если это приковывает его внимание, значит, не все еще потеряно.
Он отвел глаза. Закончив с его правой рукой, Ребекка все с тем же отсутствующим выражением принялась за левую.
Из сгоревшей мастерской вернулся сэр Энтони.
– Загублена вся мебель, и сгорело пять картин, – сообщил он. – Это пустяки по сравнению с тем, что могло бы случиться. Но что же все-таки произошло? Все свечи были погашены, огонь в каминах не горел. Льняное масло не могло взорваться само по себе.
– Это был поджог, – мрачно заключил Кеннет. – Я случайно подошел к окну моей мастерской и увидел какого-то человека, запустившего чем-то в окно. Как я догадываюсь, он наполнил бутылку порохом, залил горлышко воском, вставил туда фитиль, который можно поджечь в долю секунды, – и вот самодельная бомба готова. Остальное лишь ловкость рук.
– Но почему? – спросил обескураженный сэр Энтони.
– Кто знает? Это мог быть разгневанный критик ваших картин, ревнивый соперник, рассерженный муж, а может, какой-то бонапартист, которому не понравилась ваша серия «Ватерлоо». – Кеннет с трудом поднялся на ноги. – Я советую вам нанять людей, которые могли бы охранять дом по ночам, пока все не выяснится.
– Великолепная мысль! – воскликнула Лавиния. – А сейчас я предлагаю выпить всем бренди и баиньки.
Кеннет взглянул на слуг, толпившихся в холле. На их лицах были усталость и торжество победы.
– Если бы не наши общие старания, дом бы неминуемо сгорел дотла, а с ним и половина квартала. Я считаю, что вы все заслужили награду.
Сэр Энтони одобрительно кивнул, и слуги радостно закивали головами. Обвив рукой талию художника, Лавиния повела его в спальню. Ребекка последовала за ними, по-прежнему избегая взгляда Кеннета.
Отпустив прислугу, за исключением швейцара и дворецкого, Кеннет вместе с ними еще раз обследовал мастерскую сэра Энтони и убедился, что огонь затушен основательно. Затем он приказал оставшимся слугам идти спать, намереваясь остаться внизу до утра, чтобы понаблюдать за домом.
– Я сам покараулю, милорд, – сказал дворецкий. – Вам досталось больше всех, и вы совершенно измотаны. Вам надо отдохнуть.
Кеннет попытался возразить, но Минтон и слушать ничего не желал.
– В армии это бы назвали нарушением субординации, – заметил Кеннет с вымученной улыбкой.
– Мы не на военной службе, милорд, и самое большее, что вы можете сделать, – это уволить меня.
– У меня никогда не появлялось такого желания. – Кеннет положил руку на плечо дворецкого. – Спасибо, Минтон.
Измученный Кеннет поднялся к себе в спальню. Он открыл дверь и увидел в своей комнате Ребекку. Кеннет с сожалением отметил ее тяжелый бесформенный халат, полностью скрывающий изящную соблазнительную фигурку. По холодному выражению ее лица Кеннет понял, что его не ждет ничего хорошего. Ребекка встала и протянула ему стакан с бренди.
– Я подумала, что вам следует подкрепиться, – сказала она.
– Вы не ошиблись. – Кеннет сделал большой глоток. Бренди обожгло горло. Он подошел к тазу с водой и вымыл лицо и руки. – События стали развиваться с молниеносной быстротой, – сказал он, взглянув на Ребекку.
– Вы считаете, что это как-то связано с гибелью матери?
– Возможно, и нет, но нельзя исключать вероятность, что у вашей семьи два смертельных врага. – Кеннет взбил подушки и растянулся на кровати поверх стеганого одеяла; в горле у него саднило, все тело начало ломить. – Итак, мы имеем уже три факта, говорящих сами за себя: передозировка опия, загадочная гибель вашей матери и сегодняшний случай с поджогом. События нарастают со скоростью снежного кома и становятся все драматичнее.
Глаза Ребекки потемнели от гнева.
– Каким же надо быть негодяем, чтобы из-за личной мести подвергать опасности жизнь ни в чем не повинных людей! Вы сказали, что у нашей семьи есть враг, значит, намеченная им жертва – мой отец. Я слишком незаметная личность, чтобы пытаться меня убить. За исключением, конечно, вас.
– Поверьте мне, Ребекка, что у меня и в мыслях нет причинить вам вред, – сказал Кеннет, прижав руки к груди.
Ребекка отвела взгляд в сторону.
– Не пора ли рассказать отцу, что поджог – это лишь часть спланированной мести?
Кеннет задумался, затем покачал головой.
– В этом пока нет необходимости. После сегодняшнего случая он будет более осторожен, даже если и не узнает о моих подозрениях.
– Вам виднее, – Ребекка поднялась и направилась к двери. – Спокойной ночи, капитан.
Кеннет с трудом подавил в себе желание броситься за Ребеккой, поднять ее на руки и отнести в постель. Нет, не для того, чтобы заняться с ней любовью, а только припасть к ставшему родным существу, восстановить то душевное доверие, которое было между ними.
Но он прекрасно понимал всю невозможность своих желаний. Тяжело вздохнув, Кеннет поставил на столик пустой стакан.
– Значит, я ничем не заслужил вашего прощения, – сказал он, – ни тем, что я спас ваш дом от огня, ни тем, что было хорошего между нами?
Уже взявшись за ручку двери, Ребекка остановилась.
– Я никогда не сомневалась в вашей храбрости, капитан. Просто я перестала верить вам. – Ребекка вышла из комнаты, закрыв за собой дверь.
Горе молодой женщины было настолько очевидным, она так глубоко страдала, что у Кеннета защемило сердце. Ему невольно пришла в голову мысль, что причина ее страданий лежит гораздо глубже и связана не только с их ссорой. Ее первая любовь была несчастной, ее отец, хотя и любил ее, не был образцом добродетели и являлся для нее, скорее, отрицательным примером. Она рано поняла, что на мужчин нельзя полагаться и тем более доверять им.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103