Но улыбка, игравшая на его губах, сияла как солнце, прорвавшееся сквозь гряду грозовых туч. Ровена протянула к нему руки. Гарет остановился, прервав песню на половине вдоха. На его лице было выражение, неведомое Ровене ранее. У нее возникло ощущение, что она видит призрак молодого Гарета, стеснительного и смущенного, может быть, даже не уверенного в себе.
Когда он не сдвинулся с места, чтобы обнять ее в ответ на ее призыв, волна такого же смущения охватила и ее. Она сделала вид, что просто потягивается.
— Этот цвет вам к лицу, милорд, — промолвила она, имея в виду тонкую шерстяную ткань, переброшенную через его плечо. — Красиво оттеняет ваши волосы.
— Если будешь вести себя хорошо, — ответил он, — я, может быть, одолжу ее тебе.
Гарет сунул полено в ослабевающий огонь, а все прочее, принесенное с собой, сложил на стол. Он подошел к кровати и помахал перед веснушчатым носом Ровены замечательным платьем самых изысканных оттенков розового цвета. Она потянулась за ним, но он отдернул его, весело улыбаясь. Его глаза скользнули по ее обнаженным плечам, выглянувшим из-под съехавшего покрывала.
Ровена натянула покрывало до самого носа, поглядывая поверх него озорными голубыми глазами.
— Если будешь вести себя хорошо, я, может быть… — произнесла она приглушенным голосом, но не смогла закончить фразу.
Великолепный наряд полетел на пол, когда Гарет кинулся на нее. В воздух полетели перья, когда он перекатился на спину, а она оказалась наверху. Покрывало окутало их обоих. Теплые руки Гарета обхватили ее талию.
Его глаза сверкали.
— Какая бессердечность! Ты не знаешь, каким опасностям я подвергался, добывая эти сокровища для моей леди. Я столкнулся с тремя драконами, извергающими на меня огонь возмездия.
— Может быть, этих драконов звали Ирвин, Фредди и еще один Фредди?
— Может быть.
Ровена притихла.
— И ты убил этих драконов своим мечом?
— Увы! Я был безоружен. Мне пришлось смиренно выносить их кислые взгляды и оскорбительное бормотание. Силы моего могучего меча были истощены одной очаровательной дамой, которая теперь насмехается над моими скромными дарами.
Ровена уперлась ладонями в его грудь, тщетно пытаясь ускользнуть.
— Твой могучий меч вновь обнаруживает признаки жизни.
Глаза Гарета сузились от страстного желания.
— Такая красавица могла бы и мертвого возродить к жизни.
Он сжал в ладонях ее лицо и притянул к себе. Когда она наконец выпрямилась, руки ее дрожали, а дыхание никак не могло успокоиться.
— И это — единственный дар, который ты принес мне? Или есть еще что-нибудь?
Гарет усмехнулся.
— Неизменная практичность.
Он сбросил ее с себя, и она с притворным визгом полетела в мягкую перину. Удобно устроилась под покрывалом, наблюдая, как он идет к столу за своими приношениями.
Склонившись перед нею, он поставил железный котелок рядом с кроватью, притворяясь, что несет нечто очень тяжелое.
— Ваша ванна, миледи. Ровена нахмурилась.
— Немного маловата…
— Не жалуйся, а то я сам запихну тебя в нее.
Ровена взглянула на котелок, всего лишь в фут шириной, и мудро замолчала.
Широким жестом он преподнес ей блюдо с угощениями. Ее глаза зажглись неподдельным интересом.
— Эти сокровища были отвоеваны у очень прожорливого дракона, с хлопающими ушами и чрезвычайно негодующим взглядом.
— Конечно, негодующим, ведь тут его любимый сыр. Ты лишил его большого удовольствия.
Гарет сел на край кровати, гладя ее волосы.
— А также его помолвленной.
— Ты, конечно, сгорал от стыда. — Ровена с наслаждением поглощала сочные кусочки рыбы и сыр. Она успела изрядно проголодаться.
— Только тогда, когда самый маленький дракон пронзил меня своим взглядом. Если бы это было лезвие, оно отсекло бы мою распутную голову.
— Как ты хотел отсечь его голову прошлым вечером. — Пальцы Ровены сжали виноградину, и ягода выскользнула из кожуры на кровать.
— Вряд ли я сделал бы это. Я замечаю в себе все большую симпатию к этому парню. Он достойный противник, особенно когда вооружен котелком или ножом.
Ровена от неожиданности раскрыла рот.
— Так ты не хотел убивать его?
Гарет тут же сунул ей в рот виноградину.
— Ни в коем случае.
— Значит, ты провел меня!
Он вздохнул. Его пальцы гладили шелк ее щеки.
— Неужели мы будем до самой смерти обсуждать мои права на тебя? Сколько раз я должен завоевывать тебя, чтобы ты убедилась, что принадлежишь мне?
Ровена проглотила виноградину целиком.
— Ты и перед этим не выиграл меня у рыцарей. — Она отвела его руку. — Ты перевернул кости в своей мантии. Ты надул их.
Гарет встал.
— Последний человек, который сказал мне такое, получил хороший удар копьем в горло.
— За что? За то, что сказал правду?
Гарет пнул ногой котелок, перевернув его.
— Да, я обманул их! А ты бы предпочла, чтобы я позволил этому негодяю Персивалю унести тебя наверх? Или чтобы я убил его только за то, что он взглянул на тебя?
— Но, может быть, ты надул и отца ради меня, с самого начала?
Ее безмятежность выводила его из себя.
— В противоположность твоему чудовищному мнению обо мне, я не занимаюсь надувательством идиотов. Или убийством мальчиков.
— А убийством женщин? — Эти слова были произнесены прежде, чем Ровена успела понять, что она сказала.
Губы Гарета изогнулись в странной улыбке. Ровена ощутила озноб, когда он провел пальцем по ее носу сверху вниз и поцеловал ее.
— Только время может сказать, моя любовь. Только время может ответить на это.
Он оставил ее сидящей, прижавшейся щекой к коленям, размышляющей над его словами и жаждущей его новых прикосновений. Она так и сидела, пока Ирвин не заколотил в дверь, объявив недовольным голосом, что лошади готовы для возвращения в Карлеон.
16
Марли перескакивала с ветви на ветвь, как неуклюжая обезьяна. На вершине древнего дуба ветви становились более хрупкими и далеко расходились друг от друга. В конце концов ей пришлось взбираться по стволу. Она ободрала колено о грубую кору, но почти не почувствовала боли. Последняя ветвь, до которой она дотянулась, оказалась-таки слишком тонкой и обломилась под ее рукой. Несколько лет назад Марли легко могла пробираться чуть ли не по самым верхним ветвям, не выдавая себя даже хрустом. Ворча от отвращения к своей нынешней неловкости, она пристроилась наконец в тонком переплетении ветвей. Почему она, черт возьми, так изменилась: вес, рост, фигура. Это несправедливо.
Она сидела среди голых ветвей, надежно скрывающих ее облаченную в черное фигуру. Марли оперлась щекой на влажную кору. Она любила зиму за то, что это время года не обещает ничего, чего не смогло бы дать.
Утренний дождь превратил снег в грязное месиво. Небо и земля объединились в единое полотно, окрашенное во все оттенки серого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
Когда он не сдвинулся с места, чтобы обнять ее в ответ на ее призыв, волна такого же смущения охватила и ее. Она сделала вид, что просто потягивается.
— Этот цвет вам к лицу, милорд, — промолвила она, имея в виду тонкую шерстяную ткань, переброшенную через его плечо. — Красиво оттеняет ваши волосы.
— Если будешь вести себя хорошо, — ответил он, — я, может быть, одолжу ее тебе.
Гарет сунул полено в ослабевающий огонь, а все прочее, принесенное с собой, сложил на стол. Он подошел к кровати и помахал перед веснушчатым носом Ровены замечательным платьем самых изысканных оттенков розового цвета. Она потянулась за ним, но он отдернул его, весело улыбаясь. Его глаза скользнули по ее обнаженным плечам, выглянувшим из-под съехавшего покрывала.
Ровена натянула покрывало до самого носа, поглядывая поверх него озорными голубыми глазами.
— Если будешь вести себя хорошо, я, может быть… — произнесла она приглушенным голосом, но не смогла закончить фразу.
Великолепный наряд полетел на пол, когда Гарет кинулся на нее. В воздух полетели перья, когда он перекатился на спину, а она оказалась наверху. Покрывало окутало их обоих. Теплые руки Гарета обхватили ее талию.
Его глаза сверкали.
— Какая бессердечность! Ты не знаешь, каким опасностям я подвергался, добывая эти сокровища для моей леди. Я столкнулся с тремя драконами, извергающими на меня огонь возмездия.
— Может быть, этих драконов звали Ирвин, Фредди и еще один Фредди?
— Может быть.
Ровена притихла.
— И ты убил этих драконов своим мечом?
— Увы! Я был безоружен. Мне пришлось смиренно выносить их кислые взгляды и оскорбительное бормотание. Силы моего могучего меча были истощены одной очаровательной дамой, которая теперь насмехается над моими скромными дарами.
Ровена уперлась ладонями в его грудь, тщетно пытаясь ускользнуть.
— Твой могучий меч вновь обнаруживает признаки жизни.
Глаза Гарета сузились от страстного желания.
— Такая красавица могла бы и мертвого возродить к жизни.
Он сжал в ладонях ее лицо и притянул к себе. Когда она наконец выпрямилась, руки ее дрожали, а дыхание никак не могло успокоиться.
— И это — единственный дар, который ты принес мне? Или есть еще что-нибудь?
Гарет усмехнулся.
— Неизменная практичность.
Он сбросил ее с себя, и она с притворным визгом полетела в мягкую перину. Удобно устроилась под покрывалом, наблюдая, как он идет к столу за своими приношениями.
Склонившись перед нею, он поставил железный котелок рядом с кроватью, притворяясь, что несет нечто очень тяжелое.
— Ваша ванна, миледи. Ровена нахмурилась.
— Немного маловата…
— Не жалуйся, а то я сам запихну тебя в нее.
Ровена взглянула на котелок, всего лишь в фут шириной, и мудро замолчала.
Широким жестом он преподнес ей блюдо с угощениями. Ее глаза зажглись неподдельным интересом.
— Эти сокровища были отвоеваны у очень прожорливого дракона, с хлопающими ушами и чрезвычайно негодующим взглядом.
— Конечно, негодующим, ведь тут его любимый сыр. Ты лишил его большого удовольствия.
Гарет сел на край кровати, гладя ее волосы.
— А также его помолвленной.
— Ты, конечно, сгорал от стыда. — Ровена с наслаждением поглощала сочные кусочки рыбы и сыр. Она успела изрядно проголодаться.
— Только тогда, когда самый маленький дракон пронзил меня своим взглядом. Если бы это было лезвие, оно отсекло бы мою распутную голову.
— Как ты хотел отсечь его голову прошлым вечером. — Пальцы Ровены сжали виноградину, и ягода выскользнула из кожуры на кровать.
— Вряд ли я сделал бы это. Я замечаю в себе все большую симпатию к этому парню. Он достойный противник, особенно когда вооружен котелком или ножом.
Ровена от неожиданности раскрыла рот.
— Так ты не хотел убивать его?
Гарет тут же сунул ей в рот виноградину.
— Ни в коем случае.
— Значит, ты провел меня!
Он вздохнул. Его пальцы гладили шелк ее щеки.
— Неужели мы будем до самой смерти обсуждать мои права на тебя? Сколько раз я должен завоевывать тебя, чтобы ты убедилась, что принадлежишь мне?
Ровена проглотила виноградину целиком.
— Ты и перед этим не выиграл меня у рыцарей. — Она отвела его руку. — Ты перевернул кости в своей мантии. Ты надул их.
Гарет встал.
— Последний человек, который сказал мне такое, получил хороший удар копьем в горло.
— За что? За то, что сказал правду?
Гарет пнул ногой котелок, перевернув его.
— Да, я обманул их! А ты бы предпочла, чтобы я позволил этому негодяю Персивалю унести тебя наверх? Или чтобы я убил его только за то, что он взглянул на тебя?
— Но, может быть, ты надул и отца ради меня, с самого начала?
Ее безмятежность выводила его из себя.
— В противоположность твоему чудовищному мнению обо мне, я не занимаюсь надувательством идиотов. Или убийством мальчиков.
— А убийством женщин? — Эти слова были произнесены прежде, чем Ровена успела понять, что она сказала.
Губы Гарета изогнулись в странной улыбке. Ровена ощутила озноб, когда он провел пальцем по ее носу сверху вниз и поцеловал ее.
— Только время может сказать, моя любовь. Только время может ответить на это.
Он оставил ее сидящей, прижавшейся щекой к коленям, размышляющей над его словами и жаждущей его новых прикосновений. Она так и сидела, пока Ирвин не заколотил в дверь, объявив недовольным голосом, что лошади готовы для возвращения в Карлеон.
16
Марли перескакивала с ветви на ветвь, как неуклюжая обезьяна. На вершине древнего дуба ветви становились более хрупкими и далеко расходились друг от друга. В конце концов ей пришлось взбираться по стволу. Она ободрала колено о грубую кору, но почти не почувствовала боли. Последняя ветвь, до которой она дотянулась, оказалась-таки слишком тонкой и обломилась под ее рукой. Несколько лет назад Марли легко могла пробираться чуть ли не по самым верхним ветвям, не выдавая себя даже хрустом. Ворча от отвращения к своей нынешней неловкости, она пристроилась наконец в тонком переплетении ветвей. Почему она, черт возьми, так изменилась: вес, рост, фигура. Это несправедливо.
Она сидела среди голых ветвей, надежно скрывающих ее облаченную в черное фигуру. Марли оперлась щекой на влажную кору. Она любила зиму за то, что это время года не обещает ничего, чего не смогло бы дать.
Утренний дождь превратил снег в грязное месиво. Небо и земля объединились в единое полотно, окрашенное во все оттенки серого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82