Минутами молодой девушкой снова овладевало смутное беспокойство, мучившее ее с утра. Кроме того, сильная страсть Ивана Федоровича, которой он в этот день даже не скрывал, до такой степени смущала ее, что она была очень рада, когда наконец, приехали остальные приглашенные.
Тотчас же завязался оживленный разговор. Гости пели, декламировали и танцевали под звуки аккордеона. Ужин был сервирован тоже в саду, так как вечер был чудный и теплый, как в середине лета.
Во время ужина общая веселость стала выходить из границ. Друзья Ивана Федоровича пили много, и их дамы не отставали от них. Речи становились смелее, лица все более и более разгорались, а между тем, шампанское продолжалс литься рекой, и гости беспрерывно следовали один за другим. Виолета, поддаваясь общим убеждениям, пила всего понемногу. После третьего бокала, который ее заставили выпить в ответ на тост за ее здоровье, у нее закружилась голова, щеки разгорелись и глаза лихорадочно заблестели.
В первый раз в жизни она смело отвечала на свободные фразы, обращенные к ней, позволила Ивану Федоровичу поцеловать себя, когда он предложил ей выпить на «ты», и смеялась, как безумная над госпожой Леклерк, которая совершенно "опьянела и была действительно смешна.
При всеобщем оживлении, никто не заметил, что небо заволоклось черными тучами и что легкий, освежающий ветерок сменился зловещей тишиной.
Вдруг яркая молния прорезала темное небо, прогремел гром, и по саду пронесся страшный порыв ветра.
Старые деревья со свистом согнулись, а скатерть вместе с посудой снесло на землю.
Женщины вскрикнули от страха и, пошатываясь, бросились к дому, за ними следовали мужчины, еще менее твердо державшиеся на ногах, за исключением Ивана Федоровича, который пил сравнительно умеренно и находился только в возбужденном состоянии.
Пока последний приказывал лакеям внести часть вещей и увести Аглаю, которая отбивалась и не хотела входить в дом, несмотря на начинавшийся ливень, гости разместились по диванам гостиной и будуара и через несколько минут их всхрапывание доказало, что вино окончательно победило их.
Не спала одна Виолета; голова у нее была тяжела, в ушах шумело, а ноги ее до такой степени подкашивались, что Иван Федорович должен был поддерживать ее. Кроме того, она боялась грозы, которая все усиливалась. Как испуганная птичка, забилась она в угол будуара, и даже крики и ругательства Аглаи, которую тащили в столовую, не могли вывести ее из оцепенения.
Как только окна и двери были закрыты, Иван Федорович подошел к молодой девушке и тихо заставил ее встать.
— Пойдем, Виолета! Я дам тебе выпить сельтерской воды, это освежит тебя, — сказал он, обнимая ее за талию и уводя в спальню, дверь которой запер за собой на ключ.
Виолета не заметила этого; она послушно следовала за ним. Когда новый удар грома потряс дом, она боязливо прижалась к Ивану Федоровичу и пробормотала:
— Я боюсь!
— Боишься, когда я с тобой? Полно! Успокойся, маленькая безумица! Пусть там гремит гроза; зато посмотри, как здесь все спокойно и полно любви, — прибавил он, усаживая Виолету на низкий и мягкий диван.
Это была та же самая комната, где некогда спали новобрачные, где родилась несчастная Ольга и где Ксения Александровна боролась со смертью и проливала потоки слез после похищения ее ребенка. Но все эти воспоминания не имели никакой цены в глазах эгоистичного вивера, не признававшего другого закона, кроме своей фантазии, другой цели, кроме наслаждения.
Отягченная вином и тяжелым ароматом' роз и резеды, которым была насыщена комната, Виоле-та прислонилась головой к плечу Ивана Федоровича. Она в каком-то забытьи слушала его страстные слова и не противилась уже больше горячим поцелуям, которыми он осыпал ее.
Опьяненная, с трепещущим сердцем, слушала она искусительные слова, позабыв про бушующую бурю. А между тем, казалось, вся природа была в возмущении; ветер с ревом и свистом гнул и ломал деревья, а дождь, смешанный с градом, громко стучал в стекла.
— Виолета, дорогая моя, скажи мне, что ты меня любишь! — вскричал Иван Федорович, прижимая к себе молодую девушку.
Движимая последним проблеском рассудка, Виолета пыталась оттолкнуть его и пробормотала:
— Оставь меня!
Но встретив пылающий взгляд, полный гнева и упрека, она внезапно ослабела и, обвив руками шею Ивана Федоровича, прошептала прерывающимся голосом:
— Да, да! Я люблю тебя!
В эту минуту яркая молния, проскользнув в щель между портьерами, осветила комнату бледно-зеленым светом, в котором потонул розовый свет лампы, и страшный громовой удар потряс дом до самого основания, так что зазвенели окна и даже флаконы на туалете.
Виолета вскрикнула от ужаса, думая, что молния ударила в самый дом, но Иван Федорович был глух и слеп ко всему. Удовлетворение от одержанной, наконец, победы, наполняло все его существо. Грубая, животная страсть, бушевавшая в нем, заглушала все другие чувства.
Было уже поздно, когда Виолета проснулась. Она была одна. JB первую минуту, смущенный взгляд ее нерешительно блуждал по незнакомой обстановке. Вдруг, вид плюшевого халата, валявшегося на кресле, пробудил в ней память. Перед ней восстали вчерашние события, хотя еще смутно, но все-таки настолько ясно, что она сразу поняла, что безвозвратно пала. Яркий румянец залил лицо молодой девушки. С хриплым стоном она зарылась головой в подушки и залилась горькими слезами. Стыд и отчаяние сдавили ей сердце.
Она чувствовала себя невыразимо несчастной и приниженной.
Наконец, Виолета встала, поправила перед туалетом прическу и оделась. Почти с отвращением смотрела она на свое бледное лицо, на дрожащие губы, и слезы снова подступили к горлу.
Что теперь будет? Все кончено! Она теперь низзедена в число своих легкомысленных подруг. Неужели же она пойдет по той же дороге, как и они?
В это время Иван Федорович находился в самом прекрасном расположении духа. Новая победа восхищала его. Наивность и застенчивость молодой девушки только еще больше придавали ей очарования. А что он толкнул в грязь молодое невинное существо, это нисколько не тревожило его покладистой совести, и он не испытывал даже тени угрызения.
Иван Федорович встал рано. Он хотел посмотреть, каких бед натворила гроза, а также заказать тонкий завтрак для своих неожиданных гостей. Отдав приказания повару и убедившись, что все еще спят, вышел в сад и увидел, что молния ударила во дворе в дерево, росшее у самых окон спальни, и расколола его сразу донизу. В саду тоже буря натворила немало бед.
При виде Виолеты, которая бледная, с опухшими от слез глазами стояла перед туалетом, Иван Федорович хотел обнять ее и поцелуями осушить ее слезы, но та отступила назад и залилась слезами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Тотчас же завязался оживленный разговор. Гости пели, декламировали и танцевали под звуки аккордеона. Ужин был сервирован тоже в саду, так как вечер был чудный и теплый, как в середине лета.
Во время ужина общая веселость стала выходить из границ. Друзья Ивана Федоровича пили много, и их дамы не отставали от них. Речи становились смелее, лица все более и более разгорались, а между тем, шампанское продолжалс литься рекой, и гости беспрерывно следовали один за другим. Виолета, поддаваясь общим убеждениям, пила всего понемногу. После третьего бокала, который ее заставили выпить в ответ на тост за ее здоровье, у нее закружилась голова, щеки разгорелись и глаза лихорадочно заблестели.
В первый раз в жизни она смело отвечала на свободные фразы, обращенные к ней, позволила Ивану Федоровичу поцеловать себя, когда он предложил ей выпить на «ты», и смеялась, как безумная над госпожой Леклерк, которая совершенно "опьянела и была действительно смешна.
При всеобщем оживлении, никто не заметил, что небо заволоклось черными тучами и что легкий, освежающий ветерок сменился зловещей тишиной.
Вдруг яркая молния прорезала темное небо, прогремел гром, и по саду пронесся страшный порыв ветра.
Старые деревья со свистом согнулись, а скатерть вместе с посудой снесло на землю.
Женщины вскрикнули от страха и, пошатываясь, бросились к дому, за ними следовали мужчины, еще менее твердо державшиеся на ногах, за исключением Ивана Федоровича, который пил сравнительно умеренно и находился только в возбужденном состоянии.
Пока последний приказывал лакеям внести часть вещей и увести Аглаю, которая отбивалась и не хотела входить в дом, несмотря на начинавшийся ливень, гости разместились по диванам гостиной и будуара и через несколько минут их всхрапывание доказало, что вино окончательно победило их.
Не спала одна Виолета; голова у нее была тяжела, в ушах шумело, а ноги ее до такой степени подкашивались, что Иван Федорович должен был поддерживать ее. Кроме того, она боялась грозы, которая все усиливалась. Как испуганная птичка, забилась она в угол будуара, и даже крики и ругательства Аглаи, которую тащили в столовую, не могли вывести ее из оцепенения.
Как только окна и двери были закрыты, Иван Федорович подошел к молодой девушке и тихо заставил ее встать.
— Пойдем, Виолета! Я дам тебе выпить сельтерской воды, это освежит тебя, — сказал он, обнимая ее за талию и уводя в спальню, дверь которой запер за собой на ключ.
Виолета не заметила этого; она послушно следовала за ним. Когда новый удар грома потряс дом, она боязливо прижалась к Ивану Федоровичу и пробормотала:
— Я боюсь!
— Боишься, когда я с тобой? Полно! Успокойся, маленькая безумица! Пусть там гремит гроза; зато посмотри, как здесь все спокойно и полно любви, — прибавил он, усаживая Виолету на низкий и мягкий диван.
Это была та же самая комната, где некогда спали новобрачные, где родилась несчастная Ольга и где Ксения Александровна боролась со смертью и проливала потоки слез после похищения ее ребенка. Но все эти воспоминания не имели никакой цены в глазах эгоистичного вивера, не признававшего другого закона, кроме своей фантазии, другой цели, кроме наслаждения.
Отягченная вином и тяжелым ароматом' роз и резеды, которым была насыщена комната, Виоле-та прислонилась головой к плечу Ивана Федоровича. Она в каком-то забытьи слушала его страстные слова и не противилась уже больше горячим поцелуям, которыми он осыпал ее.
Опьяненная, с трепещущим сердцем, слушала она искусительные слова, позабыв про бушующую бурю. А между тем, казалось, вся природа была в возмущении; ветер с ревом и свистом гнул и ломал деревья, а дождь, смешанный с градом, громко стучал в стекла.
— Виолета, дорогая моя, скажи мне, что ты меня любишь! — вскричал Иван Федорович, прижимая к себе молодую девушку.
Движимая последним проблеском рассудка, Виолета пыталась оттолкнуть его и пробормотала:
— Оставь меня!
Но встретив пылающий взгляд, полный гнева и упрека, она внезапно ослабела и, обвив руками шею Ивана Федоровича, прошептала прерывающимся голосом:
— Да, да! Я люблю тебя!
В эту минуту яркая молния, проскользнув в щель между портьерами, осветила комнату бледно-зеленым светом, в котором потонул розовый свет лампы, и страшный громовой удар потряс дом до самого основания, так что зазвенели окна и даже флаконы на туалете.
Виолета вскрикнула от ужаса, думая, что молния ударила в самый дом, но Иван Федорович был глух и слеп ко всему. Удовлетворение от одержанной, наконец, победы, наполняло все его существо. Грубая, животная страсть, бушевавшая в нем, заглушала все другие чувства.
Было уже поздно, когда Виолета проснулась. Она была одна. JB первую минуту, смущенный взгляд ее нерешительно блуждал по незнакомой обстановке. Вдруг, вид плюшевого халата, валявшегося на кресле, пробудил в ней память. Перед ней восстали вчерашние события, хотя еще смутно, но все-таки настолько ясно, что она сразу поняла, что безвозвратно пала. Яркий румянец залил лицо молодой девушки. С хриплым стоном она зарылась головой в подушки и залилась горькими слезами. Стыд и отчаяние сдавили ей сердце.
Она чувствовала себя невыразимо несчастной и приниженной.
Наконец, Виолета встала, поправила перед туалетом прическу и оделась. Почти с отвращением смотрела она на свое бледное лицо, на дрожащие губы, и слезы снова подступили к горлу.
Что теперь будет? Все кончено! Она теперь низзедена в число своих легкомысленных подруг. Неужели же она пойдет по той же дороге, как и они?
В это время Иван Федорович находился в самом прекрасном расположении духа. Новая победа восхищала его. Наивность и застенчивость молодой девушки только еще больше придавали ей очарования. А что он толкнул в грязь молодое невинное существо, это нисколько не тревожило его покладистой совести, и он не испытывал даже тени угрызения.
Иван Федорович встал рано. Он хотел посмотреть, каких бед натворила гроза, а также заказать тонкий завтрак для своих неожиданных гостей. Отдав приказания повару и убедившись, что все еще спят, вышел в сад и увидел, что молния ударила во дворе в дерево, росшее у самых окон спальни, и расколола его сразу донизу. В саду тоже буря натворила немало бед.
При виде Виолеты, которая бледная, с опухшими от слез глазами стояла перед туалетом, Иван Федорович хотел обнять ее и поцелуями осушить ее слезы, но та отступила назад и залилась слезами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54