.. Так вот, откровенно говоря, он представляется мне человеком, достаточно опасным для других. Кроме того, я слышал парочку историй о его распутстве… Ох, простите, дорогая! Что я такое позволяю себе? Но если честно, мне странно думать о вас как о его жене.
Рейвен с трудом сдержала ироническую улыбку: кто на ее глазах осуждает сейчас распутство? Один из наиболее знаменитых блудодеев Лондона. Его высочество Принц Наслаждений собственной персоной!..
Несколько шагов они проехали молча, но Смельчак Джереми долго молчать не мог.
— Представляю, как расстроится Ник, когда узнает, что с вами произошло, — сказал он. — Просто снимет с меня голову, что я так опростоволосился: допустил похищение и ваше внезапное замужество!
Смельчак ухмыльнулся, но Рейвен не ответила на его улыбку.
Ник, о котором он упомянул — Николас Сейбин, — был американским судовладельцем-капером. То есть таким, чьи торговые корабли нападали на другие суда, которые считали враждебными. В общем, его можно было вполне назвать морским разбойником, пиратом. Но можно и «морским партизаном». Ведь год назад началась очередная война Англии против Соединенных Штатов, и Ник «помогал» своим соплеменникам, подвергая разграблению английские торговые суда. За свои действия он был заочно приговорен британским судом к повешению, поскольку поймать его не удавалось. Однако тайно он уже побывал в Англии, откуда вывез к себе на родину, в Виргинию, свою красавицу жену Аврору.
Обо всем этом Рейвен уже знала в общих чертах, так как Николас Сейбин был не кем иным, как сыном ее настоящего отца, американца, и, следовательно, братом самой Рейвен. Кроме того, когда его еще не обвинили в пиратстве, он какое-то время по просьбе своего отца был ее легальным опекуном, а когда бежал из Англии, поручил сестру заботе двух ближайших друзей, бесшабашного Смельчака Вулвертона и положительного Люсиана Уиклиффа.
И тот и другой всерьез восприняли просьбу друга, но, к обоюдному огорчению, не смогли ни предвидеть, ни предотвратить того, что случилось с их подопечной.
— Ох, если б я только мог знать, что задумал этот сукин сын! — Лицо Вулвертона исказилось от гнева, и Рейвен поняла, что он говорит о Шоне Лассетере. — То, что его поучили жизни на флоте, это цветочки — тюрьма для него была бы лучшей наградой! Если бы вы, дорогая, согласились свидетельствовать против него…
Рейвен содрогнулась, вспомнив все, что произошло совсем недавно, но твердо ответила:
— Я не могу этого сделать, Джереми, и вы прекрасно знаете почему. А что касается этого негодяя, он получил свое. Келл говорит, что без жалости не может смотреть на его спину.
— Я бы его отделал так же со всех сторон, — пробурчал Вулвертон. — Неужели вы простили его? О, святая!
— Совсем нет. Но что толку копить ненависть и мечтать о мести? Не забывайте, я замужем за его братом и не хочу внутрисемейной вражды.
— Кстати, о старшем брате, дорогая. Я собираюсь предупредить его, чтобы он не подумал даже словом обидеть вас. Иначе он будет иметь дело со мной.
— О нет, пожалуйста, Джереми, не нужно этого! Я уверена, он не причинит мне ни малейшего вреда. В крайнем случае я сама разберусь с ним.
— Что ж, как скажете, моя любовь. Но обещайте, что при первой же необходимости…
— Обещаю, Смельчак, вы будете первым, к кому я обращусь, если понадобится.
Он наклонился и поцеловал ее в щеку.
— Смотрите, вы поклялись… А что касается Ника, надеюсь, мы вскоре сумеем увидеться. И что я скажу ему? Если, не дай Бог, с вами произойдет еще какая-нибудь неприятность, он лишит меня не только головы, но и еще более необходимой мне части тела. Ха-ха…
В ту ночь ей снился Келл. Не так, как ее пират, которого она всегда намеренно желала увидеть, а просто случайно. Но так же явственно. Его страсть захватывала целиком ее тело, ее душу, все ее чувства… Она проснулась обессиленная, ей было трудно дышать.
Она бы хотела вообще забыть о существовании так называемого мужа, но то и дело вынуждена была вспоминать о нем по разным поводам. Вот и сейчас, например, ей предстоит сообщить ему, что ее друзья решили устроить званый вечер в честь их бракосочетания. Хочет он или нет, но проклятые условности обязывают его присутствовать на нем.
Находясь в одном доме, они, как ни странно, несколько дней не виделись. Наконец однажды, вернувшись с утренней прогулки, Рейвен узнала, что он находится в своих покоях. Пройти туда она решила через общую гардеробную и, войдя, застала его, к своему смущению, выходящим из ванны.
Он тоже, видимо, ощутил неловкость, потому что замер на месте как был, без одежды.
Как странно, мелькнуло в голове у Рейвен, словно всего несколько дней назад не было той безумной страстной свадебной ночи, когда они забыли о существовании таких чувств, как стыд и смущение, и полностью тонули в совершенно иных ощущениях…
Ее взор, охватив его сильное, мускулистое тело, задержался на чреслах… Неужели это и есть то, что приносит такое удовольствие? Нет, больше, чем удовольствие, — неизмеримое наслаждение.
Ей показалось, в его глазах тоже промелькнуло воспоминание о той ночи. Впрочем, он торопливо завернулся в полотенце и только потом спросил:
— Вы не привыкли стучать в дверь, прежде чем войти?
Она покраснела.
— Прошу прощения… Я не знала… я думала…
Он еще не брился в это утро. Его щеки оттеняла легкая синева, от этого лицо казалось мрачным. Впрочем, голос, которым он спрашивал ее, тоже не отличался веселостью.
— Вы хотите сказать мне что-то срочное, мадам?
— Ничего, я подожду, — упавшим голосом ответила Рейвен и вышла, закрыв за собой дверь и унося в себе его обнаженное тело.
Она забыла возобновить с ним разговор о званом вечере, а когда вспомнила, снова не могла его застать. И тогда ей пришла в голову мысль посетить его там, где он проводит большую часть времени, — в его клубе на Сент-Джеймс-стрит.
Отправилась она туда в сопровождении О'Малли в закрытой коляске, надев шляпу с густой вуалью. Поход был смелым поступком. Для светской дамы посещение игорного дома было событием из ряда вон выходящим. Кроме того, Рейвен это живо напомнило о событиях, перевернувших всю ее жизнь.
Остановившись у входной двери, она не сразу подняла дверной молоток, чтобы постучать, а когда сделала это, оказалась лицом к лицу с огромным привратником. Тот, судя по его лицу с проломленным носом и редким зубам, в более молодые годы занимался боксом.
С ним она не решилась вступить в разговор, а обратилась к подошедшему дворецкому, которому сказала напрямик:
— Я миссис Лассетер и хотела бы поговорить со своим мужем.
На гладко выбритом лице выражение удивления и неодобрения моментально сменилось бесстрастной миной.
— Я узнаю, мадам, принимает ли он сейчас.
Но что Рейвен решительно возразила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
Рейвен с трудом сдержала ироническую улыбку: кто на ее глазах осуждает сейчас распутство? Один из наиболее знаменитых блудодеев Лондона. Его высочество Принц Наслаждений собственной персоной!..
Несколько шагов они проехали молча, но Смельчак Джереми долго молчать не мог.
— Представляю, как расстроится Ник, когда узнает, что с вами произошло, — сказал он. — Просто снимет с меня голову, что я так опростоволосился: допустил похищение и ваше внезапное замужество!
Смельчак ухмыльнулся, но Рейвен не ответила на его улыбку.
Ник, о котором он упомянул — Николас Сейбин, — был американским судовладельцем-капером. То есть таким, чьи торговые корабли нападали на другие суда, которые считали враждебными. В общем, его можно было вполне назвать морским разбойником, пиратом. Но можно и «морским партизаном». Ведь год назад началась очередная война Англии против Соединенных Штатов, и Ник «помогал» своим соплеменникам, подвергая разграблению английские торговые суда. За свои действия он был заочно приговорен британским судом к повешению, поскольку поймать его не удавалось. Однако тайно он уже побывал в Англии, откуда вывез к себе на родину, в Виргинию, свою красавицу жену Аврору.
Обо всем этом Рейвен уже знала в общих чертах, так как Николас Сейбин был не кем иным, как сыном ее настоящего отца, американца, и, следовательно, братом самой Рейвен. Кроме того, когда его еще не обвинили в пиратстве, он какое-то время по просьбе своего отца был ее легальным опекуном, а когда бежал из Англии, поручил сестру заботе двух ближайших друзей, бесшабашного Смельчака Вулвертона и положительного Люсиана Уиклиффа.
И тот и другой всерьез восприняли просьбу друга, но, к обоюдному огорчению, не смогли ни предвидеть, ни предотвратить того, что случилось с их подопечной.
— Ох, если б я только мог знать, что задумал этот сукин сын! — Лицо Вулвертона исказилось от гнева, и Рейвен поняла, что он говорит о Шоне Лассетере. — То, что его поучили жизни на флоте, это цветочки — тюрьма для него была бы лучшей наградой! Если бы вы, дорогая, согласились свидетельствовать против него…
Рейвен содрогнулась, вспомнив все, что произошло совсем недавно, но твердо ответила:
— Я не могу этого сделать, Джереми, и вы прекрасно знаете почему. А что касается этого негодяя, он получил свое. Келл говорит, что без жалости не может смотреть на его спину.
— Я бы его отделал так же со всех сторон, — пробурчал Вулвертон. — Неужели вы простили его? О, святая!
— Совсем нет. Но что толку копить ненависть и мечтать о мести? Не забывайте, я замужем за его братом и не хочу внутрисемейной вражды.
— Кстати, о старшем брате, дорогая. Я собираюсь предупредить его, чтобы он не подумал даже словом обидеть вас. Иначе он будет иметь дело со мной.
— О нет, пожалуйста, Джереми, не нужно этого! Я уверена, он не причинит мне ни малейшего вреда. В крайнем случае я сама разберусь с ним.
— Что ж, как скажете, моя любовь. Но обещайте, что при первой же необходимости…
— Обещаю, Смельчак, вы будете первым, к кому я обращусь, если понадобится.
Он наклонился и поцеловал ее в щеку.
— Смотрите, вы поклялись… А что касается Ника, надеюсь, мы вскоре сумеем увидеться. И что я скажу ему? Если, не дай Бог, с вами произойдет еще какая-нибудь неприятность, он лишит меня не только головы, но и еще более необходимой мне части тела. Ха-ха…
В ту ночь ей снился Келл. Не так, как ее пират, которого она всегда намеренно желала увидеть, а просто случайно. Но так же явственно. Его страсть захватывала целиком ее тело, ее душу, все ее чувства… Она проснулась обессиленная, ей было трудно дышать.
Она бы хотела вообще забыть о существовании так называемого мужа, но то и дело вынуждена была вспоминать о нем по разным поводам. Вот и сейчас, например, ей предстоит сообщить ему, что ее друзья решили устроить званый вечер в честь их бракосочетания. Хочет он или нет, но проклятые условности обязывают его присутствовать на нем.
Находясь в одном доме, они, как ни странно, несколько дней не виделись. Наконец однажды, вернувшись с утренней прогулки, Рейвен узнала, что он находится в своих покоях. Пройти туда она решила через общую гардеробную и, войдя, застала его, к своему смущению, выходящим из ванны.
Он тоже, видимо, ощутил неловкость, потому что замер на месте как был, без одежды.
Как странно, мелькнуло в голове у Рейвен, словно всего несколько дней назад не было той безумной страстной свадебной ночи, когда они забыли о существовании таких чувств, как стыд и смущение, и полностью тонули в совершенно иных ощущениях…
Ее взор, охватив его сильное, мускулистое тело, задержался на чреслах… Неужели это и есть то, что приносит такое удовольствие? Нет, больше, чем удовольствие, — неизмеримое наслаждение.
Ей показалось, в его глазах тоже промелькнуло воспоминание о той ночи. Впрочем, он торопливо завернулся в полотенце и только потом спросил:
— Вы не привыкли стучать в дверь, прежде чем войти?
Она покраснела.
— Прошу прощения… Я не знала… я думала…
Он еще не брился в это утро. Его щеки оттеняла легкая синева, от этого лицо казалось мрачным. Впрочем, голос, которым он спрашивал ее, тоже не отличался веселостью.
— Вы хотите сказать мне что-то срочное, мадам?
— Ничего, я подожду, — упавшим голосом ответила Рейвен и вышла, закрыв за собой дверь и унося в себе его обнаженное тело.
Она забыла возобновить с ним разговор о званом вечере, а когда вспомнила, снова не могла его застать. И тогда ей пришла в голову мысль посетить его там, где он проводит большую часть времени, — в его клубе на Сент-Джеймс-стрит.
Отправилась она туда в сопровождении О'Малли в закрытой коляске, надев шляпу с густой вуалью. Поход был смелым поступком. Для светской дамы посещение игорного дома было событием из ряда вон выходящим. Кроме того, Рейвен это живо напомнило о событиях, перевернувших всю ее жизнь.
Остановившись у входной двери, она не сразу подняла дверной молоток, чтобы постучать, а когда сделала это, оказалась лицом к лицу с огромным привратником. Тот, судя по его лицу с проломленным носом и редким зубам, в более молодые годы занимался боксом.
С ним она не решилась вступить в разговор, а обратилась к подошедшему дворецкому, которому сказала напрямик:
— Я миссис Лассетер и хотела бы поговорить со своим мужем.
На гладко выбритом лице выражение удивления и неодобрения моментально сменилось бесстрастной миной.
— Я узнаю, мадам, принимает ли он сейчас.
Но что Рейвен решительно возразила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87