— Попытайся расслабиться.
Она сделала движение, словно пытаясь вырваться, но он крепче прижал ее к себе, заставляя смириться и не отпуская. Вскоре боль утихла, она немного успокоилась.
— Легче? — спросил он.
Она кивнула.
Тогда он снова возобновил свои движения — сначала медленно, осторожно, потом несколько быстрее, с нажимом. Она… она снова начала возноситься к вершине блаженства, снова чувствовала, что больше не вытерпит, большего наслаждения быть не может. Но это чувство продолжало нарастать, и делалось страшно: чем же это должно окончиться? Землетрясением? Или их обоих поглотит пламя, возникшее от соприкосновения тел?..
«Вот чего я еще не знала, не могла знать в моих сновидениях», — мелькнуло у нее в голове. Эта немыслимая близость, это невероятное соединение, сплав с человеком из плоти и крови. Чужим, но ставшим таким неимоверно близким. Настоящим возлюбленным, пиратом, похитителем — назови его как угодно, — чей жар высекает искры из ее тела и души…
Такого она никогда не испытывала, не знала — ни в снах, ни в мечтах…
Первобытная сила неистовой, свирепой страсти охватила ее, заставила рухнуть на своего возлюбленного — сейчас он был им и только им, — чтобы слиться с ним и сделаться его частью. Или превратить его в часть самой себя.
Стиснув зубы, словно он боролся с чем-то, что сильнее его и чему необходимо противостоять, Келл сделал еще одно, последнее движение вверх и затем резко дернулся, высвобождая себя из-под ее тела.
Она не поняла смысла его телодвижений, не обратила внимания на их внезапную резкость — ей было не до того: буря сладострастного ощущения была так сильна, что поглотила ее целиком. Она не могла сдержать криков и стонов блаженства, в то время как ее бедра сотрясались в счастливых конвульсиях.
Он же сумел в самый последний момент вырваться из чудесного плена, как того и хотел, и излить свое семя не в нее, а рядом, на простыню.
Немало времени понадобилось Рейвен, чтобы окончательно прийти в себя и суметь осмыслить то, что произошло. Обессилев, она долго лежала рядом с Келлом, уткнувшись лицом ему в плечо. Временами ее мысли прояснялись.
И первое, что она поняла: он не хочет, чтобы у них — у нее — был ребенок. Это поначалу вызвало в ней острое чувство печали, однако потом здравый смысл подсказал ей, что он поступил совершенно правильно, если не сказать — благородно. Разве хотела бы она иметь ребенка от человека, который не собирался быть ее подлинным мужем и уж тем более — настоящим отцом?
И то, что он лежит сейчас почти под ней с учащенно бьющимся сердцем, и то, что его рука нежно убирает локон волос, упавший ей на лоб, ничего не значит. Общего будущего, общей судьбы у них нет и быть не может. И это, наверное, к лучшему…
— Скажи, Рейвен, — услышала она, — то, что сейчас произошло, похоже на твои сновидения?
Прозвучи вопрос несколько минут назад, она затруднилась бы ответить, но сейчас ей было легче это сделать. Да, он вовлек ее в такое завихрение страсти, в такое наслаждение… Она достигла такой высоты, что упасть с нее казалось катастрофой, — но они вместе достигли вершины и вместе низверглись с нее в пучину еще большего наслаждения… Он все это раскрыл перед ней, позволил познать, и она ему благодарна. Однако зачем ей это теперь, если ее жизнь сложится так, как ей предстоит сложиться?..
Избегая его настойчивого взгляда, она спокойно сказала:
— Пожалуй, я все-таки предпочитаю мои фантазии. Они не столь болезненны…
Он понял ее в самом прямом смысле и спросил обеспокоенно:
— Тебе было очень больно?
— Нет, не очень. Даже меньше, чем я предполагала.
— Следующий раз будет совсем не больно, — сказал он.
— Следующего раза у нас не будет, — отозвалась она.
С этими словами она набросила на плечи простыню, чтобы прикрыть наготу, и собралась сойти с постели, но он остановил ее.
— Подожди.
Поднявшись с кровати, он подошел к умывальнику, откуда вернулся, держа в руках тазик с водой и полотенце. После чего, к ее великому замешательству, вытер следы крови и семени с простыни и с тела Рейвен. Затем вымылся сам.
Это проявление внимания и заботы производило довольно странное впечатление, потому что лицо его оставалось все время суровым, чтобы не сказать больше. Но делал он это быстро, ловко и естественно. Было ясно, что ему не впервой оказывать услуги людям. Она смутно припомнила, как прошедшей ночью он неоднократно отирал пот с ее лица и тела, приносил воды, не говоря уж об услугах совсем иного толка.
Однако она испытала облегчение, когда он закончил все эти дела и она смогла наконец лечь под одеяло. Он потушил лампу, и комнату теперь освещал только камин.
Он тоже лег и вытянулся на спине, подложив руки под голову, не глядя на Рейвен. Скосив глаза, она различила его четкий профиль.
В ней вновь шевельнулось желание пережить все то, что совсем недавно произошло. Это ее не на шутку испугало. Ведь она решилась на этот странный и попросту нелепый брак с единственной целью — избежать громкого скандала, притушить его в зародыше. И ничего больше ей не нужно от человека, который с сегодняшнего вечера стал называться ее мужем. Но все ее надежды лопнут, окажутся напрасными, если к их отношениям примешается чувство — страсть, которая запросто может превратить ее в легкую добычу этого мужчины, сделать его жертвой.
Она вздрогнула, когда раздался его голос.
— Ты в самом деле решила лишить себя того, что называется интимной жизнью?
Господи! Что она должна отвечать?
— Да, — сказала она.
— Ну и ну!
В его голосе было искреннее удивление.
— Что здесь странного?
— То, что ты не предназначена для участи монахини. И что никакое, даже самое живое воображение, каким наградил тебя Господь, не может сравниться с истинной, невыдуманной страстью. Боюсь, ты со временем весьма пожалеешь о том, чего лишила себя.
— Сомневаюсь, ибо полагаю, что фантазии могут заменить многое в жизни. Не напрасно способностью грезить нас наделило небо.
Он повернул к ней голову, не поднимаясь с подушки.
— А знаешь ли ты, что страсть может существовать и без любви?
— Возможно. Но мне бы не хотелось, чтобы со мной происходило такое.
Келл усмехнулся.
— Что ж, меня, как твоего мужа, вполне устраивает подобное заявление. Мне не хотелось бы носить рога.
— Можете не беспокоиться на этот счет.
— Однако хочу надеяться, что эти ограничения не относятся ко мне? — В его голосе звучало подлинное беспокойство.
— Нет, — ответила она. — По-моему, мы уже говорили об этом, когда обсуждали условия нашего брака.
Ее слова задели Келла довольно странным образом: он почувствовал обиду за Рейвен; ему стала неприятна ее покорность, ее полная готовность терпеть неверность другого. Грех прелюбодеяния. Про себя он такого сказать не может.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
Она сделала движение, словно пытаясь вырваться, но он крепче прижал ее к себе, заставляя смириться и не отпуская. Вскоре боль утихла, она немного успокоилась.
— Легче? — спросил он.
Она кивнула.
Тогда он снова возобновил свои движения — сначала медленно, осторожно, потом несколько быстрее, с нажимом. Она… она снова начала возноситься к вершине блаженства, снова чувствовала, что больше не вытерпит, большего наслаждения быть не может. Но это чувство продолжало нарастать, и делалось страшно: чем же это должно окончиться? Землетрясением? Или их обоих поглотит пламя, возникшее от соприкосновения тел?..
«Вот чего я еще не знала, не могла знать в моих сновидениях», — мелькнуло у нее в голове. Эта немыслимая близость, это невероятное соединение, сплав с человеком из плоти и крови. Чужим, но ставшим таким неимоверно близким. Настоящим возлюбленным, пиратом, похитителем — назови его как угодно, — чей жар высекает искры из ее тела и души…
Такого она никогда не испытывала, не знала — ни в снах, ни в мечтах…
Первобытная сила неистовой, свирепой страсти охватила ее, заставила рухнуть на своего возлюбленного — сейчас он был им и только им, — чтобы слиться с ним и сделаться его частью. Или превратить его в часть самой себя.
Стиснув зубы, словно он боролся с чем-то, что сильнее его и чему необходимо противостоять, Келл сделал еще одно, последнее движение вверх и затем резко дернулся, высвобождая себя из-под ее тела.
Она не поняла смысла его телодвижений, не обратила внимания на их внезапную резкость — ей было не до того: буря сладострастного ощущения была так сильна, что поглотила ее целиком. Она не могла сдержать криков и стонов блаженства, в то время как ее бедра сотрясались в счастливых конвульсиях.
Он же сумел в самый последний момент вырваться из чудесного плена, как того и хотел, и излить свое семя не в нее, а рядом, на простыню.
Немало времени понадобилось Рейвен, чтобы окончательно прийти в себя и суметь осмыслить то, что произошло. Обессилев, она долго лежала рядом с Келлом, уткнувшись лицом ему в плечо. Временами ее мысли прояснялись.
И первое, что она поняла: он не хочет, чтобы у них — у нее — был ребенок. Это поначалу вызвало в ней острое чувство печали, однако потом здравый смысл подсказал ей, что он поступил совершенно правильно, если не сказать — благородно. Разве хотела бы она иметь ребенка от человека, который не собирался быть ее подлинным мужем и уж тем более — настоящим отцом?
И то, что он лежит сейчас почти под ней с учащенно бьющимся сердцем, и то, что его рука нежно убирает локон волос, упавший ей на лоб, ничего не значит. Общего будущего, общей судьбы у них нет и быть не может. И это, наверное, к лучшему…
— Скажи, Рейвен, — услышала она, — то, что сейчас произошло, похоже на твои сновидения?
Прозвучи вопрос несколько минут назад, она затруднилась бы ответить, но сейчас ей было легче это сделать. Да, он вовлек ее в такое завихрение страсти, в такое наслаждение… Она достигла такой высоты, что упасть с нее казалось катастрофой, — но они вместе достигли вершины и вместе низверглись с нее в пучину еще большего наслаждения… Он все это раскрыл перед ней, позволил познать, и она ему благодарна. Однако зачем ей это теперь, если ее жизнь сложится так, как ей предстоит сложиться?..
Избегая его настойчивого взгляда, она спокойно сказала:
— Пожалуй, я все-таки предпочитаю мои фантазии. Они не столь болезненны…
Он понял ее в самом прямом смысле и спросил обеспокоенно:
— Тебе было очень больно?
— Нет, не очень. Даже меньше, чем я предполагала.
— Следующий раз будет совсем не больно, — сказал он.
— Следующего раза у нас не будет, — отозвалась она.
С этими словами она набросила на плечи простыню, чтобы прикрыть наготу, и собралась сойти с постели, но он остановил ее.
— Подожди.
Поднявшись с кровати, он подошел к умывальнику, откуда вернулся, держа в руках тазик с водой и полотенце. После чего, к ее великому замешательству, вытер следы крови и семени с простыни и с тела Рейвен. Затем вымылся сам.
Это проявление внимания и заботы производило довольно странное впечатление, потому что лицо его оставалось все время суровым, чтобы не сказать больше. Но делал он это быстро, ловко и естественно. Было ясно, что ему не впервой оказывать услуги людям. Она смутно припомнила, как прошедшей ночью он неоднократно отирал пот с ее лица и тела, приносил воды, не говоря уж об услугах совсем иного толка.
Однако она испытала облегчение, когда он закончил все эти дела и она смогла наконец лечь под одеяло. Он потушил лампу, и комнату теперь освещал только камин.
Он тоже лег и вытянулся на спине, подложив руки под голову, не глядя на Рейвен. Скосив глаза, она различила его четкий профиль.
В ней вновь шевельнулось желание пережить все то, что совсем недавно произошло. Это ее не на шутку испугало. Ведь она решилась на этот странный и попросту нелепый брак с единственной целью — избежать громкого скандала, притушить его в зародыше. И ничего больше ей не нужно от человека, который с сегодняшнего вечера стал называться ее мужем. Но все ее надежды лопнут, окажутся напрасными, если к их отношениям примешается чувство — страсть, которая запросто может превратить ее в легкую добычу этого мужчины, сделать его жертвой.
Она вздрогнула, когда раздался его голос.
— Ты в самом деле решила лишить себя того, что называется интимной жизнью?
Господи! Что она должна отвечать?
— Да, — сказала она.
— Ну и ну!
В его голосе было искреннее удивление.
— Что здесь странного?
— То, что ты не предназначена для участи монахини. И что никакое, даже самое живое воображение, каким наградил тебя Господь, не может сравниться с истинной, невыдуманной страстью. Боюсь, ты со временем весьма пожалеешь о том, чего лишила себя.
— Сомневаюсь, ибо полагаю, что фантазии могут заменить многое в жизни. Не напрасно способностью грезить нас наделило небо.
Он повернул к ней голову, не поднимаясь с подушки.
— А знаешь ли ты, что страсть может существовать и без любви?
— Возможно. Но мне бы не хотелось, чтобы со мной происходило такое.
Келл усмехнулся.
— Что ж, меня, как твоего мужа, вполне устраивает подобное заявление. Мне не хотелось бы носить рога.
— Можете не беспокоиться на этот счет.
— Однако хочу надеяться, что эти ограничения не относятся ко мне? — В его голосе звучало подлинное беспокойство.
— Нет, — ответила она. — По-моему, мы уже говорили об этом, когда обсуждали условия нашего брака.
Ее слова задели Келла довольно странным образом: он почувствовал обиду за Рейвен; ему стала неприятна ее покорность, ее полная готовность терпеть неверность другого. Грех прелюбодеяния. Про себя он такого сказать не может.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87