— Очень сожалею, что так вышло, — тихо сказала она, не поворачиваясь от камина.
— Вполне вам верю, — не сразу ответил он, и ей послышался вздох. Затем он продолжил: — Но тут есть доля и моей вины. Я не должен был оставлять разъяренную женщину наедине с огнестрельным оружием.
Он продолжает шутить! Думает, что проявляет таким образом особое благородство. Впрочем, далеко не каждый человек, потерявший столько крови и страдающий от боли, способен на шутки, пускай и не слишком приятные.
— Где вы научились стрелять? — спросил он деловым тоном, как мужчина мужчину.
Ее удивил вопрос, но она с готовностью ответила:
— Это мой старый слуга О'Малли. Еще он учил меня верховой езде, уходу за лошадьми.
— Тот самый О'Малли, который избил моего нетрезвого брата и оставил его на растерзание бандитам-вербовщикам?
Опять он за свое! Она ведь уже объяснила ему, как все обстояло на самом деле. Ответить ей помешал приход Эммы Уолш с кучей бинтов и баночек с целебными мазями.
Глянув через плечо, Рейвен увидела, как, сложив все это на постели, экономка, или кем она тут является, наклонилась над ногой Келла. Укол ревности, который она внезапно ощутила, неприятно поразил Рейвен. Или это зависть? Тогда еще хуже… Но в конце концов, какое ей дело, что оба ведут себя как настоящие любовники? Что ей до этого?
— Рана не выглядит серьезной, — тихо и ласково произнесла Эмма. — Помочь вам перевязать ее, Келл?
— Справлюсь сам, — ответил он. — Уберите потом все эти кровавые тряпки и выстирайте простыни.
Он замолчал, и Рейвен увидела, что он смотрит на нее.
— И пожалуйста, Эмма, помогите мисс Кендрик. Проводите к себе и оденьте. Я отвезу ее домой, а то она перестреляет всех нас и сожжет клуб.
Рейвен почувствовала удовлетворение и облегчение, несмотря на то что в словах Келла была явная насмешка. Все равно она победила. Добилась своего.
Скоро она избавится от присутствия этого невыносимого человека, будет дома, среди своих… Но эта мысль начинала страшить ее все больше и больше.
Полчаса спустя Рейвен, глядя в зеркало, увидела там молодую женщину в платье из кашемира, которое было ей немного длинно внизу и слишком широко сверху, но, в общем, сидело неплохо, а главное, закрывало грудь до горла — ей так надоело чувствовать себя полуобнаженной. Сейчас уже ничто не напоминало о страшной полупризрачной ночи. С особой благодарностью приняла она от Эммы драгоценное жемчужное ожерелье своей матери.
Словно рассчитав время, необходимое Рейвен для одевания, Келл Лассетер постучал в дверь и появился в комнате, уже готовый к выходу из дома. Он слегка хромал, но вовсе не подчеркивал это, как сделали бы многие мужчины на его месте. На нем были другие бриджи, трикотажные, более широкие, так что повязка вокруг раны почти не выделялась.
— Вы совсем не умерли, — осмелилась пошутить Рейвен, — хотя обещали сделать это. Даже не прибегаете к помощи палки.
Он ответил, изобразив улыбку:
— Да, я нарушил обещание. Однако не воображайте, что прощены. Вам нет оправдания.
Взгляд, который он бросил при этом на ее наряд, задержав глаза на груди, был, если можно так выразиться, вызывающим и вверг ее в краску. Этот взгляд как бы напоминал о том, что его обладателю хорошо известно, что именно находится под ее одеждой. Но при этом давал понять: это их общая тайна, и он будет ее хранить.
Туже стянув отвороты плаща и вздернув подбородок, Рей-вен надменно отвернулась.
Однако ей нелегко было долго сохранять высокомерное выражение лица. Шагая рядом с ним по коридору и по лестницам, она вынуждена была то и дело поднимать чересчур длинные юбки, чтобы не запутаться в них. Необходимо было подумать и о другом: прихрамывающему Келлу было трудно поспевать за ней.
Остановившись в холле перед выходом на улицу, Келл немного напугал ее, когда поднял капюшон ее плаща и плотно натянул его на голову, прикрыв часть лица.
— Зачем? — отпрянув, спросила она.
— Обычно я не требую, чтобы мои гости скрывали лица, — ответил он. — Но вы, мисс Кендрик, особая гостья.
Напоминание о случившемся обожгло ее стыдом, но она постаралась взять себя в руки. Она бросила последний взгляд на внутреннюю часть дома, о пребывании в котором не сможет забыть никогда. Ничего зловещего в нем не было. Наоборот: богато обставленные помещения, прекрасная люстра в холле, сверкающий паркет… Да, это «Золотое руно» поистине золотое.
Подумав об этом, она не могла не взглянуть на загадочного хозяина всего этого богатства, чья внешность, безусловно, говорит о том, что этот человек — джентльмен. Но если так, отчего он занимается дурно пахнущим делом — содержит игорный дом?.. Нет, он определенно не тот подозрительный тип, к которому можно отнести его брата; не сластолюбивый негодяй и насильник. Благородство у него не только во внешности, но и, видимо, в душе. Иначе он бы по-другому обошелся с ней ночью, а также сегодня утром, когда она чуть не убила его… Воспоминания о ночи не давали покоя… Да, он вел себя совсем не как насильник, скорее как нежный и ласковый любовник…
Однако тут же она заставила себя взглянуть на это с другой стороны. Кто, собственно, такой этот Келл Лассетер и чем заслужил ее особое восхищение? Обыкновенный игрок. Возможно, более ловкий, чем другие приверженцы этой профессии, разбогатевший на своих темных делишках… Да, он спас ее от худших последствий. Но почему он это сделал? Безусловно, чтобы уберечь от тюрьмы брата. Так что это он, Келл Лассетер, должен благодарить ее, если она не даст хода делу. И вообще хватит о нем… Поскорее все забыть…
На улице их ждал закрытый экипаж. Рейвен сказала вознице, куда ехать, Лассетер помог ей сесть.
Она не возразила, когда он уселся рядом, хотя не ожидала этого. Оба молчали.
А ей так хотелось, чтобы кто-нибудь заговорил с ней — о чем угодно, о любых пустяках, — лишь бы отвлечь от мыслей о том, что ожидает ее дома. Какие слова услышит она от деда? А от тетки? Уж та не пожалеет ни ее, ни своего старого больного брата. И главное, то, что они скажут, ничего не изменит: ее будущее исковеркано, изломано. Она оказалась в еще худшем положении, чем ее мать. А она так надеялась перед смертью, что хотя бы у дочери жизнь сложится по-иному. Не сложится…
Дед наверняка отвернется от нее, как отвернулся от собственной дочери. О тетке и говорить нечего: недаром за ней в семье утвердилось прозвище Дракон. Кто же остается? Кто?..
«Мама… Если бы ты была жива…» Рейвен прикрыла глаза, вспоминая последние дни и часы жизни матери — ее изможденное, когда-то красивое лицо истерзала неизлечимая болезнь. Сжимая из последних сил руку дочери, она говорила хриплым шепотом: «Обещай мне, Рейвен… Поклянись, что выйдешь замуж за порядочного и благородного человека, который сможет защитить тебя от всех несчастий в этом мире…» И Рейвен отвечала ей со слезами в голосе:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87