– Вряд ли такой уж грех – волноваться за тебя.
– Грех, когда при этом приходится жертвовать своими принципами, – объявила Каро.
Макс сдержал невольную улыбку.
– Верно. Но чем я могу загладить свою вину? Как добиться, чтобы ты меня простила?
– Освобождение Изабеллы, – отрезала она. – И неподдельная искренность с твоей стороны. Ты, похоже, ничуть не раскаиваешься.
На самом деле он раскаивался, а вот она вовсе не намеревалась смягчиться.
Он глотнул спиртного, не переставая наблюдать ее хаотические метания по комнате, отмечая, как грациозно колышутся ее бедра под свободным одеянием. И почувствовал, как твердеет плоть.
– Намереваешься всю ночь бегать по комнате?
– Да. Вряд ли я смогу уснуть.
– Кто говорит о сне? Я знаю куда более приятный способ провести время, – заверил он, многозначительно поглядывая на кровать. Обычно арабы спали на циновках из крашеного тростника, покрытых коврами, но эта кровать была типично берберской: высотой около двух футов, сплетенная из канатов и накрытая шелковыми покрывалами и яркими шелковыми подушками.
– Ты это серьезно? – язвительно осведомилась Каро.
– Абсолютно. Ждать придется долго. А мои ласки отвлекут тебя от тревожных мыслей.
– Заверяю, что не нуждаюсь в развлечениях.
– Возможно, нуждаюсь я.
– В данный момент твои желания и нужды меня совершенно не интересуют.
Макс ответил медленной дразнящей улыбкой.
– Но я твой господин и повелитель. Или ты забыла? Тебя привели сюда, чтобы ублажать меня. Думаю, прежде всего ты должна меня раздеть.
Каро ответила презрительным взглядом.
– Ты вполне способен раздеться сам.
– Но это будет далеко не так приятно.
В ее глазах полыхнуло пламя. Макс вспомнил, как Сафул сказал, что предпочитает пылких любовниц. И теперь, когда ее глаза буквально метали искры, он ощутил, как растет его желание и тяжелеют чресла.
Однако Каро, отказываясь поддаться на его уловки, подошла к окну, открыла ставню и выглянула в темный двор.
Ее пренебрежение было откровенным вызовом, пославшим по телу Макса огненное вожделение.
Он хотел ее. Хотел затеряться в ее неистовой сладости, во вкусе и запахе, в ощущении ее кожи. Хотел, чтобы она вздрагивала, сжимая его затвердевшую плоть, хотел чувствовать конвульсии ее экстаза, когда он взорвется в ней.
Но сильнее всего он хотел той физической близости, которую может дать только страсть. Ласкать Каро, глубоко вонзаться, соединяться с ней самым интимным из возможных способов, заверить ее, что она тепла, жива и в безопасности. И вероятно, их слияние даже позволит ему забыть тревожное осознание того, что эта ночь может стать последней.
Макс спокойно обошел комнату, туша масляные светильники, пока не остался один, отбрасывавший приглушенный золотистый свет. Сел на кровать, чтобы снять сапоги, тут же встал и сбросил одежду. Судя по напрягшейся спине, Каро прекрасно знала, что он делает.
Он подошел к ней.
Она не шевелилась, пока он закрывал ставню, отсекая приток холодного ночного воздуха. Теперь они одни. Совсем одни. И никто им не помешает. И когда он прижался губами к ее волосам, она оцепенела. Но Макс обнял ее за талию, притянул к себе и сжал теплые холмики под шелковой тканью. Когда он нашел тугие камешки ее сосков, золотые марокканские украшения, задетые его пальцем, зазвенели.
– Мы так давно не были вместе, ангел, – хрипло пробормотал он.
Каро вздрогнула, и он понял, что она испытывает то же исступленное желание, которое уже давно терзало его.
– Тосковала ли ты по мне так же сильно, как я – по тебе.
– Н-нет, вовсе нет, – не слишком убедительно выдавила она.
– Почему же ты так тяжело дышишь? Почему твои соски так тверды и остры?
Она не ответила.
– Думаю, ты хочешь этого не меньше меня.
– Макс…
– Я знаю твое тело, Каро. Знаю, как свести тебя с ума.
Он медленно поднял подол ее одеяния до бедер, обнажая мягкие изгибы ягодиц, и прижался к ним напряженным фаллосом, давая ей ощутить его яростное возбуждение. Каро задохнулась – очевидное доказательство ее желания.
Он продолжал говорить, тихо, гортанно, прижимая свое тяжелое копье к ложбинке между ее ягодицами.
– Позволь свести тебя с ума, милая. Позволь ласкать тебя языком, руками, моим жаром. Я покрою поцелуями твою прелестную шелковистую кожу, заставлю тебя гореть от одного прикосновения…
Искры раскаленного желания пролетели между ними, когда Макс стал гладить темные локоны, венчающие ее бедра, заставляя Каро инстинктивно выгнуться и положить голову ему на плечо. Она искренне пыталась противиться ему, но тихий стон говорил яснее всяких слов, что она уступит.
Держа одну руку между ее бедер, он повернул ее спиной к стене. Каро смотрела на него, нервно облизывая губы. Жест был настолько эротичным, что он невольно вспомнил, как эти самые сочные губы ласкают его, берут его жадную плоть, сосут и возбуждают, как Макс ее учил.
Голод, неутоленный и примитивный, терзал обоих. Но наряду с голодом он ощущал настоятельную потребность подарить ей наслаждение, овладеть, доставить радость. Так, чтобы она извивалась под ним, страстно моля о том, что ему не терпелось ей дать.
И Макса обуяло такое желание, что он боялся взорваться от одного прикосновения к ней. И все же вынудил себя не торопиться. Когда он закончит возбуждать Каро, она сама будет молить наполнить ее.
Он поймал одно из ожерелий, которые она носила, – нить резных серебряных шариков, и, к очевидному удивлению Каро, поспешно его снял. Подняв ее одеяния еще выше, чтобы обнажить трепещущий белый живот, он провел нитью шариков по ее коже, между бедрами и услышал сдавленный крик Каро.
Но Макс встал на одно колено, вдыхая ее запах, чувствуя, как пульсируют чресла, возбужденный эротическим зрелищем: сверкающие серебряные шарики, спрятавшиеся в завитках ее женственности, касающиеся влажных розовых лепестков ее лона.
Легко лаская эти лепестки, он шепотом попросил ее раздвинуть ноги. Ее тело, спелое и совершенное, открылось его жаркому взгляду. Не отрывая глаз, он медленно провел ожерельем по впадинке между лепестками, заставив ее вздрогнуть.
– Не смей шевелиться, – велел он, снова проводя ожерельем по разгоряченной плоти.
Она дернулась от прохладного скользящего поцелуя бусин.
– Я велел тебе стоять смирно, – рассердился Макс.
– Не знаю… смогу ли.
– Ты должна. Сначала я ублажу тебя, а потом войду глубже глубокого и услышу твои стоны.
Его чувственное предупреждение окатило Каро волной желания, отозвавшегося пульсацией между ног.
Ей хотелось протестовать, но не было ни сил, ни желания оттолкнуть его. Каждый нерв в ее теле был сосредоточен на чарующем скольжении серебряных бусин, дразнящих и возбуждающих ее. Внизу живота копилась знакомая сладостная тяжесть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86