От когда-то могучей армии султана остались лишь партизанские отряды, нападавшие из засад, перерезавшие провода, иногда похищавшие заложников за выкуп.
Джафар построил свой план атаки именно на внезапности. У берберов было меньше сил, чем у Эрве де Бурмона, однако на его стороне знание местности и возможность напасть первым. Он и его люди заняли главный горный перевал — узкую теснину, через которую можно было пройти из Высокого Плато в пустыню Сахару.
Джафар со всяческими предосторожностями распустил слухи, что Алисон держат именно здесь, в районе гор Аулед-Нейл, где живет арабское племя. По его замыслу полковник должен подойти к горам по узкому ущелью, где отсутствие свободного места сильно ограничивало свободу передвижений конницы. Как только французы пройдут ущелье, люди Джафара устроят обвал, отсекая им возможность к отступлению. Когда начнется битва, французы окажутся в ловушке.
Что же до остальной армии, Бен Хамади окружит ее с флангов. Здесь, в ущелье, атаку возглавит Фархат. Джафар должен быть совершенно свободным, чтобы встретиться с давним врагом лицом к лицу.
— Все, как вы сказали, повелитель, — прошептал Фархат, вручая бинокль Джафару. — Полковник впереди.
Джафар поднес бинокль к глазам. Всего около восьмисот человек, все на конях, и большинство в летних голубых мундирах и кепи, с нашейными платками. В арьергарде ехал отряд бедуинов — летучая кавалерия арабских спаги, наемников французской армии. Войско было подкреплено двумя пушками, которыми нельзя сделать ни одного выстрела. Воины Джафара уже стояли наготове, ожидая его сигнала, пока цепочка всадников растянулась по ущелью.
Взгляд Джафара упал на человека в мундире полковника, и руки непроизвольно стиснули бинокль.
Бурмон. Сколько лет это имя не давало покоя, впивалось в душу острой занозой!
Однако сейчас, как ни странно, Джафар не мог заставить себя почувствовать ту свирепую ненависть, которая преследовала его все эти годы при мысли о смертельном враге. Он словно онемел, если не считать тугого узла в низу живота и тупой боли в том месте, где должно было находиться сердце.
Как это могло случиться? Семнадцать лет, целых семнадцать лет он ждал этой минуты. Мести за мучительную смерть родителей.
Джафар усилием воли вынудил себя вернуться к страшным воспоминаниям того дня, когда он слишком рано стал мужчиной, вновь представить алую кровь, вытекавшую из тела отца, слышать вопли матери. Однако перед глазами постоянно стояла Алисон, ее бледное лицо и грусть в огромных глазах.
Джафар с безмолвным проклятием оторвал взгляд от Бурмона и направил бинокль на строй всадников. Тугой узел в желудке стянулся еще сильнее при виде еще одного знакомого лица, краснощекого и круглого.
Дядя Оноре. А рядом с ним ее слуга-индиец. Он примерно этого и ожидал, хотя отчаянно молился, чтобы они остались в Алжире. Какой глупый, бесполезный поступок! Зачем они оказались здесь? Но стоит ли осуждать их за попытку отыскать Алисон? Если бы девушка принадлежала ему, Джафар тоже сделал бы все возможное, чтобы спасти ее.
Лежавший рядом Фархат напрягся и посмотрел вниз. Вдалеке, на севере, поднималось облако пыли — это скакали кавалеристы Бен Хамади, словно облаком накрывая равнину, поднимая тучи песка. По ветру струилось знамя Абдель Кадера, белое, с человеческой ладонью в центре. Французы еще не успели увидеть окружавших их врагов. Джафар кивнул:
— Время пришло.
Настало время мщения. Время закончить кровную месть.
Он вновь заставил себя выбросить из головы мысли об Алисон, приветствуя окутавшее его ледяное спокойствие.
Осторожно подавшись назад, Джафар прошептал последние приказы людям, которые должны оставаться наверху. Потом он и Фархат спустились по крутому склону в глубокую расселину, где стояли лошади, бесшумно вскочили в седла. И стали ждать.
Через несколько мгновений напряженная тишина была прервана топотом подбитых сталью копыт коней по камням.
Джафар поднял руку. Воздух наполнился оглушительным грохотом — лавина камней и глины рухнула в ущелье, сопровождаемая французскими проклятиями и тревожными воплями.
Рука Джафара резко опустилась. Берберы открыли огонь по врагу, стараясь, однако, не поразить полковника. Удовольствие и право убить Бурмона принадлежали лишь их повелителю.
Однако хорошо обученные французские солдаты, предупрежденные шумом, поняли, что впереди ждет засада, и немедленно осадили коней.
— К оружию! К оружию! — кричали офицеры. Кавалерия перестроилась в тесном ущелье, вытянулась в квадрат, защищенная одинаково со всех сторон и способная выдержать любую яростную атаку.
И атака поистине была яростной. Берберы с хриплыми криками нападали, погоняя коней по каменистой тропе, а оставшиеся в укрытии вели непрерывный огонь, чтобы расстроить ряды французов.
В ущелье теснились люди и кони. Джафар скакал впереди, прорубая дорогу среди солдат, отбивая направленные на него штыки кривой саблей. Среди самой жаркой битвы он оставался спокоен, не пугаясь ни пуль, ни сабель, ни копий. Все его внимание было сосредоточено на поисках сына человека, безжалостно убившего его родителей.
Ярдах в пяти Джафар наконец заметил храбро сражавшегося Бурмона. Кавалерист рядом с ним упал, сраженный залпом, другой рухнул, пронзенный саблей. Джафар, почти оглушенный воплями раненых и ржанием коней, мчался вперед, отражая одну атаку за другой.
Еще несколько минут, и положение французов стало отчаянным. Они безуспешно пытались выстоять против свирепых берберов, появившихся неизвестно откуда. Строй солдат был прорван, сопротивление слабело.
— Спешиться! Спешиться! — кричал Бурмон.
Повинуясь приказу, французы спрыгнули на землю и попытались спрятаться за коней, чтобы успеть перезарядить оружие. Берберы разразились торжествующими воплями. Их главной целью было завлечь врага на холмы, пока вождь вступит в поединок с полковником.
Бурмон взмахнул винтовкой, чтобы отразить удар, которого так и не последовало. Вместо этого Джафар с ходу врезался в коня полковника. Тот выпал из седла, но удержался на ногах и выхватил саблю.
Джафар с мрачным удовлетворением улыбнулся и бросился в атаку, гонимый жаждой мести. Сверкающие клинки со звоном скрестились.
Они схватились бешено, свирепо. Каждый стремился взять верх, каждый понимал, что бой идет не на жизнь, а на смерть.
Несколько минут они дрались на равных. Бурмон оказался серьезным противником, но у Джафара выучка была куда лучше, и, кроме того, подхлестывало сознание, что правда на его стороне. Он сражался с неукротимой решимостью — семнадцать лет неутоленной ярости и горечи сделали его другим человеком. В сердце кипела ненависть, жажда крови бурлила в венах, заглушая шум битвы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
Джафар построил свой план атаки именно на внезапности. У берберов было меньше сил, чем у Эрве де Бурмона, однако на его стороне знание местности и возможность напасть первым. Он и его люди заняли главный горный перевал — узкую теснину, через которую можно было пройти из Высокого Плато в пустыню Сахару.
Джафар со всяческими предосторожностями распустил слухи, что Алисон держат именно здесь, в районе гор Аулед-Нейл, где живет арабское племя. По его замыслу полковник должен подойти к горам по узкому ущелью, где отсутствие свободного места сильно ограничивало свободу передвижений конницы. Как только французы пройдут ущелье, люди Джафара устроят обвал, отсекая им возможность к отступлению. Когда начнется битва, французы окажутся в ловушке.
Что же до остальной армии, Бен Хамади окружит ее с флангов. Здесь, в ущелье, атаку возглавит Фархат. Джафар должен быть совершенно свободным, чтобы встретиться с давним врагом лицом к лицу.
— Все, как вы сказали, повелитель, — прошептал Фархат, вручая бинокль Джафару. — Полковник впереди.
Джафар поднес бинокль к глазам. Всего около восьмисот человек, все на конях, и большинство в летних голубых мундирах и кепи, с нашейными платками. В арьергарде ехал отряд бедуинов — летучая кавалерия арабских спаги, наемников французской армии. Войско было подкреплено двумя пушками, которыми нельзя сделать ни одного выстрела. Воины Джафара уже стояли наготове, ожидая его сигнала, пока цепочка всадников растянулась по ущелью.
Взгляд Джафара упал на человека в мундире полковника, и руки непроизвольно стиснули бинокль.
Бурмон. Сколько лет это имя не давало покоя, впивалось в душу острой занозой!
Однако сейчас, как ни странно, Джафар не мог заставить себя почувствовать ту свирепую ненависть, которая преследовала его все эти годы при мысли о смертельном враге. Он словно онемел, если не считать тугого узла в низу живота и тупой боли в том месте, где должно было находиться сердце.
Как это могло случиться? Семнадцать лет, целых семнадцать лет он ждал этой минуты. Мести за мучительную смерть родителей.
Джафар усилием воли вынудил себя вернуться к страшным воспоминаниям того дня, когда он слишком рано стал мужчиной, вновь представить алую кровь, вытекавшую из тела отца, слышать вопли матери. Однако перед глазами постоянно стояла Алисон, ее бледное лицо и грусть в огромных глазах.
Джафар с безмолвным проклятием оторвал взгляд от Бурмона и направил бинокль на строй всадников. Тугой узел в желудке стянулся еще сильнее при виде еще одного знакомого лица, краснощекого и круглого.
Дядя Оноре. А рядом с ним ее слуга-индиец. Он примерно этого и ожидал, хотя отчаянно молился, чтобы они остались в Алжире. Какой глупый, бесполезный поступок! Зачем они оказались здесь? Но стоит ли осуждать их за попытку отыскать Алисон? Если бы девушка принадлежала ему, Джафар тоже сделал бы все возможное, чтобы спасти ее.
Лежавший рядом Фархат напрягся и посмотрел вниз. Вдалеке, на севере, поднималось облако пыли — это скакали кавалеристы Бен Хамади, словно облаком накрывая равнину, поднимая тучи песка. По ветру струилось знамя Абдель Кадера, белое, с человеческой ладонью в центре. Французы еще не успели увидеть окружавших их врагов. Джафар кивнул:
— Время пришло.
Настало время мщения. Время закончить кровную месть.
Он вновь заставил себя выбросить из головы мысли об Алисон, приветствуя окутавшее его ледяное спокойствие.
Осторожно подавшись назад, Джафар прошептал последние приказы людям, которые должны оставаться наверху. Потом он и Фархат спустились по крутому склону в глубокую расселину, где стояли лошади, бесшумно вскочили в седла. И стали ждать.
Через несколько мгновений напряженная тишина была прервана топотом подбитых сталью копыт коней по камням.
Джафар поднял руку. Воздух наполнился оглушительным грохотом — лавина камней и глины рухнула в ущелье, сопровождаемая французскими проклятиями и тревожными воплями.
Рука Джафара резко опустилась. Берберы открыли огонь по врагу, стараясь, однако, не поразить полковника. Удовольствие и право убить Бурмона принадлежали лишь их повелителю.
Однако хорошо обученные французские солдаты, предупрежденные шумом, поняли, что впереди ждет засада, и немедленно осадили коней.
— К оружию! К оружию! — кричали офицеры. Кавалерия перестроилась в тесном ущелье, вытянулась в квадрат, защищенная одинаково со всех сторон и способная выдержать любую яростную атаку.
И атака поистине была яростной. Берберы с хриплыми криками нападали, погоняя коней по каменистой тропе, а оставшиеся в укрытии вели непрерывный огонь, чтобы расстроить ряды французов.
В ущелье теснились люди и кони. Джафар скакал впереди, прорубая дорогу среди солдат, отбивая направленные на него штыки кривой саблей. Среди самой жаркой битвы он оставался спокоен, не пугаясь ни пуль, ни сабель, ни копий. Все его внимание было сосредоточено на поисках сына человека, безжалостно убившего его родителей.
Ярдах в пяти Джафар наконец заметил храбро сражавшегося Бурмона. Кавалерист рядом с ним упал, сраженный залпом, другой рухнул, пронзенный саблей. Джафар, почти оглушенный воплями раненых и ржанием коней, мчался вперед, отражая одну атаку за другой.
Еще несколько минут, и положение французов стало отчаянным. Они безуспешно пытались выстоять против свирепых берберов, появившихся неизвестно откуда. Строй солдат был прорван, сопротивление слабело.
— Спешиться! Спешиться! — кричал Бурмон.
Повинуясь приказу, французы спрыгнули на землю и попытались спрятаться за коней, чтобы успеть перезарядить оружие. Берберы разразились торжествующими воплями. Их главной целью было завлечь врага на холмы, пока вождь вступит в поединок с полковником.
Бурмон взмахнул винтовкой, чтобы отразить удар, которого так и не последовало. Вместо этого Джафар с ходу врезался в коня полковника. Тот выпал из седла, но удержался на ногах и выхватил саблю.
Джафар с мрачным удовлетворением улыбнулся и бросился в атаку, гонимый жаждой мести. Сверкающие клинки со звоном скрестились.
Они схватились бешено, свирепо. Каждый стремился взять верх, каждый понимал, что бой идет не на жизнь, а на смерть.
Несколько минут они дрались на равных. Бурмон оказался серьезным противником, но у Джафара выучка была куда лучше, и, кроме того, подхлестывало сознание, что правда на его стороне. Он сражался с неукротимой решимостью — семнадцать лет неутоленной ярости и горечи сделали его другим человеком. В сердце кипела ненависть, жажда крови бурлила в венах, заглушая шум битвы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112