— Он укусил тебя?
Алисон тихо стонала от боли, держась за правую ногу.
— Д-да… в бедро.
Она все-таки попыталась подняться, но Джафар заставил ее лечь и, перевернув, разорвал панталоны. Красное пятно на бедре быстро увеличивалось. Сердце Джафара замерло. Алисон умрет, если не помочь ей немедленно.
Выхватив кривой кинжал, Джафар, не обращая внимания на тревожный возглас, резко велел Алисон не шевелиться.
— Тебе будет еще больнее, но нужно высосать яд.
— Сначала… турникет… — выдохнула она. — Дядя Седрик — доктор… Он велел бы… перетянуть… ногу… над раной.
Молясь о том, чтобы девушка оказалась права, Джафар развязал ее кушак, туго перетянул бедро, и, не дав времени запротестовать, крест-накрест надрезал место укуса. Боль затмила даже сознание неприличия происходящего. Ни одна порядочная женщина не станет валяться на песке перед мужчиной, да еще и с разорванными панталонами! Алисон пыталась думать о чем-нибудь другом, когда Джафар наклонился и припал губами к ране, но усилие оказалось слишком велико.
Несколько долгих минут он снова и снова высасывал яд, а потом сплевывал на землю, пытаясь не слышать стоны боли, не обращать внимания на пальцы, судорожно впившиеся в его плечи. Он отдал бы свои глаза, если бы сумел уберечь ее от этого, но другого способа спасти жизнь Алисон не было.
Наконец Джафар сделал все, что мог, и отстранился, беспомощно глядя на девушку. Она лежала неподвижно, смертельно бледная, с закрытыми глазами.
Джафар осторожно поднял Алисон и прижал к себе. Девушка не сопротивлялась — очевидно, ее силы были окончательно истощены.
— Алисон, — низким, свирепым и одновременно дрожащим голосом сказал он, — нам придется вернуться в лагерь. Нужно найти лекарство от яда скорпиона.
К его изумлению и облегчению, девушка не протестовала и даже слабо кивнула. Джафар встал, держа девушку бережно, словно бесценный фарфор. Алисон сумела схватиться за складку его бурнуса и прошептала так тихо, что ему пришлось нагнуть голову, чтобы услышать ее.
— Джафар… Я должна была… попытаться… убежать…
— Да. Я знаю. А теперь спи, Темеллал. Тебе нужно беречь силы.
Алисон закрыла глаза и потеряла сознание. Джафар так и не понял, каким образом ему удалось добраться до лагеря. После он вспоминал лишь мучительно тянущиеся часы, топот копыт, невыносимо длинные мили и кровь, стучавшую в ушах, да еще леденящий сердце ужас, что он опоздает, не сможет спасти Алисон.
Однако холодная решимость, вот уже семнадцать лет правящая его жизнью, не позволяла опустить руки. Он неустанно погонял скакуна, заставляя могучее животное отдавать последние капли сил. Блестящая черная шкура блестела от пота и была покрыта хлопьями пены, сильные длинные ноги начали заплетаться к тому времени, когда они оказались в лагере. Алисон металась в жару. Отдавая направо и налево резкие приказы, Джафар отнес бесчувственную девушку в шатер и бережно положил на постель, а потом в который раз приказал послать за старухой, слывшей прекрасной лекаркой. Женщина, которую звали Гастар, вскоре появилась, однако Джафар не отошел от Алисон.
— Dhereth, — объявила Гастар, осмотрев пациентку и мрачно хмурясь. — Очень плоха.
— Спаси ее, — сказал Джафар почти умоляющим голосом.
— Если Аллах позволит.
Гастар засыпала рану порошком хны и влила в рот Алисон настойку опия, но Джафар не привык доверять ни туземным зельям, которыми много веков пользовалось племя, ни собственным горячим молитвам. Когда Гастар ушла, он достал жаропонижающее лекарство, купленное во время одного из путешествий в Алжир, — флакон сернистого эфира, и трясущимися руками влил в рот Алисон чайную ложку.
Джафар сам ухаживал за девушкой, хотя Гастар с охотой соглашалась принять на себя эту обязанность. Он поил Алисон водой и лекарствами, заставлял ее глотать, осторожно гладя горло, снова и снова обтирал обнаженное тело прохладной водой. Когда девушку трясло в ознобе, он прижимал ее к себе, пытаясь близостью передать ей собственные силы. Когда Алисон корчилась от боли, утешал, бормоча нежные слова по-английски, по-французски и даже на арабском и берберском.
Сердце Джафара сжималось каждый раз при виде ее белого лица и бескровных губ. Она сама едва дышала, а тело обдавало жаром. Лихорадка сжигала ее. И во всем виноват он. Не вздумай Джафар похитить девушку, гонимый жаждой мести, она не лежала бы здесь сейчас, больная, измученная, на грани жизни и смерти.
На третий день эфир кончился, но жизнь Алисон по-прежнему висела на волоске. Джафар, как всегда, сидел у ее постели, когда позабытый гость, халиф Бен Хамади, попросил разрешения войти. Джафар вскинул голову, вернувшись к печальной действительности. Он тщательно укрыл истаявшее тело Алисон, натянув одеяло до подбородка, и пригласил халифа войти.
Бен Хамади едва глянул в сторону больной девушки и тут же вежливо отвел глаза, пробормотав подобающие случаю цветистые приветствия хозяину. Джафар, в свою очередь, предложил ему гостеприимство своего убогого жилища, пожелал мира и благословения Аллаха. Хотя жар у Алисон немного спал, опасность все еще не миновала, и у Джафара не было времени на пустую болтовню.
Проницательный араб, должно быть, почувствовал, как напряжен Джафар, однако уселся на ковер, скрестив ноги и пристально глядя на хозяина.
— Я бы не стал так грубо нарушать твое уединение, брат мой, но необходимо обсудить дела. Все последние дни твое время и, подозреваю, мысли были заняты прекрасной пленницей.
Джафар отлично понял скрытый упрек. Эти четыре дня он полностью пренебрегал своими обязанностями, но так и не смог заставить себя выйти из шатра. И при слове «пленница» к нетерпению добавился гнев. Слово было таким холодным, равнодушным и, конечно, ни в малейшей степени не отражало сути его отношений с юной мятежницей… и того, что он к ней испытывал.
Но, сознавая необходимость сдерживаться, Джафар заставил себя спокойно ответить:
— Я не мог покинуть англичанку, ведь она едва жива, ваша светлость. Не хочу, чтобы ее смерть была на моей совести и честь нашего племени оказалась запятнанной. Более того, она невинная жертва распрей и жажды мести. Я сделаю все, чтобы она выжила.
— Ее жизнь… и смерть в руках Аллаха.
— Иногда бывает очень мудрым решением, — подчеркнуто вежливо произнес Джафар, — когда простой смертный может помочь Аллаху, чтобы воля его была исполнена.
Темные глаза халифа сузились, но Джафар не отвел взгляд. Сказанное им, по понятиям мусульманской религии, было почти кощунством, но Джафар не собирался отрекаться ни от единого слова. Он винил себя за все, что произошло с пленницей. Охраняй он ее получше, и Алисон сейчас была бы здорова. Он не мог позволить ей умереть.
Бен Хамади, должно быть, распознал горевшую в Джафаре решимость, поскольку деликатно пожал плечами и сменил тему:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
Алисон тихо стонала от боли, держась за правую ногу.
— Д-да… в бедро.
Она все-таки попыталась подняться, но Джафар заставил ее лечь и, перевернув, разорвал панталоны. Красное пятно на бедре быстро увеличивалось. Сердце Джафара замерло. Алисон умрет, если не помочь ей немедленно.
Выхватив кривой кинжал, Джафар, не обращая внимания на тревожный возглас, резко велел Алисон не шевелиться.
— Тебе будет еще больнее, но нужно высосать яд.
— Сначала… турникет… — выдохнула она. — Дядя Седрик — доктор… Он велел бы… перетянуть… ногу… над раной.
Молясь о том, чтобы девушка оказалась права, Джафар развязал ее кушак, туго перетянул бедро, и, не дав времени запротестовать, крест-накрест надрезал место укуса. Боль затмила даже сознание неприличия происходящего. Ни одна порядочная женщина не станет валяться на песке перед мужчиной, да еще и с разорванными панталонами! Алисон пыталась думать о чем-нибудь другом, когда Джафар наклонился и припал губами к ране, но усилие оказалось слишком велико.
Несколько долгих минут он снова и снова высасывал яд, а потом сплевывал на землю, пытаясь не слышать стоны боли, не обращать внимания на пальцы, судорожно впившиеся в его плечи. Он отдал бы свои глаза, если бы сумел уберечь ее от этого, но другого способа спасти жизнь Алисон не было.
Наконец Джафар сделал все, что мог, и отстранился, беспомощно глядя на девушку. Она лежала неподвижно, смертельно бледная, с закрытыми глазами.
Джафар осторожно поднял Алисон и прижал к себе. Девушка не сопротивлялась — очевидно, ее силы были окончательно истощены.
— Алисон, — низким, свирепым и одновременно дрожащим голосом сказал он, — нам придется вернуться в лагерь. Нужно найти лекарство от яда скорпиона.
К его изумлению и облегчению, девушка не протестовала и даже слабо кивнула. Джафар встал, держа девушку бережно, словно бесценный фарфор. Алисон сумела схватиться за складку его бурнуса и прошептала так тихо, что ему пришлось нагнуть голову, чтобы услышать ее.
— Джафар… Я должна была… попытаться… убежать…
— Да. Я знаю. А теперь спи, Темеллал. Тебе нужно беречь силы.
Алисон закрыла глаза и потеряла сознание. Джафар так и не понял, каким образом ему удалось добраться до лагеря. После он вспоминал лишь мучительно тянущиеся часы, топот копыт, невыносимо длинные мили и кровь, стучавшую в ушах, да еще леденящий сердце ужас, что он опоздает, не сможет спасти Алисон.
Однако холодная решимость, вот уже семнадцать лет правящая его жизнью, не позволяла опустить руки. Он неустанно погонял скакуна, заставляя могучее животное отдавать последние капли сил. Блестящая черная шкура блестела от пота и была покрыта хлопьями пены, сильные длинные ноги начали заплетаться к тому времени, когда они оказались в лагере. Алисон металась в жару. Отдавая направо и налево резкие приказы, Джафар отнес бесчувственную девушку в шатер и бережно положил на постель, а потом в который раз приказал послать за старухой, слывшей прекрасной лекаркой. Женщина, которую звали Гастар, вскоре появилась, однако Джафар не отошел от Алисон.
— Dhereth, — объявила Гастар, осмотрев пациентку и мрачно хмурясь. — Очень плоха.
— Спаси ее, — сказал Джафар почти умоляющим голосом.
— Если Аллах позволит.
Гастар засыпала рану порошком хны и влила в рот Алисон настойку опия, но Джафар не привык доверять ни туземным зельям, которыми много веков пользовалось племя, ни собственным горячим молитвам. Когда Гастар ушла, он достал жаропонижающее лекарство, купленное во время одного из путешествий в Алжир, — флакон сернистого эфира, и трясущимися руками влил в рот Алисон чайную ложку.
Джафар сам ухаживал за девушкой, хотя Гастар с охотой соглашалась принять на себя эту обязанность. Он поил Алисон водой и лекарствами, заставлял ее глотать, осторожно гладя горло, снова и снова обтирал обнаженное тело прохладной водой. Когда девушку трясло в ознобе, он прижимал ее к себе, пытаясь близостью передать ей собственные силы. Когда Алисон корчилась от боли, утешал, бормоча нежные слова по-английски, по-французски и даже на арабском и берберском.
Сердце Джафара сжималось каждый раз при виде ее белого лица и бескровных губ. Она сама едва дышала, а тело обдавало жаром. Лихорадка сжигала ее. И во всем виноват он. Не вздумай Джафар похитить девушку, гонимый жаждой мести, она не лежала бы здесь сейчас, больная, измученная, на грани жизни и смерти.
На третий день эфир кончился, но жизнь Алисон по-прежнему висела на волоске. Джафар, как всегда, сидел у ее постели, когда позабытый гость, халиф Бен Хамади, попросил разрешения войти. Джафар вскинул голову, вернувшись к печальной действительности. Он тщательно укрыл истаявшее тело Алисон, натянув одеяло до подбородка, и пригласил халифа войти.
Бен Хамади едва глянул в сторону больной девушки и тут же вежливо отвел глаза, пробормотав подобающие случаю цветистые приветствия хозяину. Джафар, в свою очередь, предложил ему гостеприимство своего убогого жилища, пожелал мира и благословения Аллаха. Хотя жар у Алисон немного спал, опасность все еще не миновала, и у Джафара не было времени на пустую болтовню.
Проницательный араб, должно быть, почувствовал, как напряжен Джафар, однако уселся на ковер, скрестив ноги и пристально глядя на хозяина.
— Я бы не стал так грубо нарушать твое уединение, брат мой, но необходимо обсудить дела. Все последние дни твое время и, подозреваю, мысли были заняты прекрасной пленницей.
Джафар отлично понял скрытый упрек. Эти четыре дня он полностью пренебрегал своими обязанностями, но так и не смог заставить себя выйти из шатра. И при слове «пленница» к нетерпению добавился гнев. Слово было таким холодным, равнодушным и, конечно, ни в малейшей степени не отражало сути его отношений с юной мятежницей… и того, что он к ней испытывал.
Но, сознавая необходимость сдерживаться, Джафар заставил себя спокойно ответить:
— Я не мог покинуть англичанку, ведь она едва жива, ваша светлость. Не хочу, чтобы ее смерть была на моей совести и честь нашего племени оказалась запятнанной. Более того, она невинная жертва распрей и жажды мести. Я сделаю все, чтобы она выжила.
— Ее жизнь… и смерть в руках Аллаха.
— Иногда бывает очень мудрым решением, — подчеркнуто вежливо произнес Джафар, — когда простой смертный может помочь Аллаху, чтобы воля его была исполнена.
Темные глаза халифа сузились, но Джафар не отвел взгляд. Сказанное им, по понятиям мусульманской религии, было почти кощунством, но Джафар не собирался отрекаться ни от единого слова. Он винил себя за все, что произошло с пленницей. Охраняй он ее получше, и Алисон сейчас была бы здорова. Он не мог позволить ей умереть.
Бен Хамади, должно быть, распознал горевшую в Джафаре решимость, поскольку деликатно пожал плечами и сменил тему:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112