Те, что крадут нашу землю, заваливая ее окровавленными трупами людей? Это война, мисс Викери. Чего вы ожидали? Что их будут приветствовать с распростертыми объятиями?!
Алисон замолчала, думая о всех бессмысленных жертвах войны, не щадившей ни женщин, ни стариков, ни детей. И даже они были повинны в зверствах — недаром говорили, что берберские женщины еще свирепее и неукротимее мужчин.
Алисон вздрогнула, вспомнив, как офицер иностранного легиона попросту смаковал описание ужасно изуродованных трупов французских солдат после особенно кровавой битвы, рассказывая, как арабские женщины подвергали пленных неслыханным пыткам, прежде чем смилостивиться и добить их. Именно поэтому, как считал легионер, лучше погибнуть в первом бою, чем стать заложником жестокости врага.
Алисон могла бы упомянуть об этом сейчас, но не видела смысла обсуждать, какая сторона более безжалостна. И те и другие забывали о человечности. Но, слава Богу, война окончена. Если бы только ее похититель смирился с этим!
— Войне конец, — вслух сказала Алисон. — Неужели не понимаешь? Вы никогда не сможете победить.
Пальцы Джафара стиснули тряпку.
— Возможно. Но мы никогда не перестанем пытаться прогнать захватчиков с нашей земли.
— Новые убийства ничего не решают. Пойми же, это бесполезно.
Распознав тоскливые нотки в голосе девушки, Джафар повернулся и посмотрел в ее серые глаза.
— Борьба с тиранией никогда не будет бессмысленной, мадемуазель.
Она с растерянным недоумением уставилась на него.
Видя ее отчаяние, Джафар неожиданно захотел заставить девушку понять. Пусть Алисон знает, что побудило его вести неравную войну с французами, что заставляет ненавидеть именно де Бурмона, ненавидеть с такой силой, что в душе словно гноится незаживающая рана.
— Может, все-таки предпочтете подумать, — сказал он хриплым шепотом, — почему мы так относимся к французам? Они наводнили нашу страну, горя желанием победить и разрушать все, к чему прикасались. Они грязнили наши колодцы, сжигали урожай, насиловали и убивали наших женщин, делали сиротами детей, оскверняли мечети и могилы, превзошли варварством тех варваров, которым несли цивилизацию.
Он помолчал, впиваясь в Алисон горящим взглядом.
— Но, гонимые алчностью, они нарушили свои же мирные договоры и начали захватывать собственность коренных жителей без компенсации, обложили налогом и без того обедневшее население, поставив его на грань голодания, и вынудили слабейших из нас сдаться. И этому грабежу нет конца. Жадность французов беспредельна. Они хотят захватить наши горы, долины, города, стремятся получить наших лошадей, шатры, верблюдов, женщин. И в то же время презирают наши законы и обычаи, религию и требуют, чтобы мы выносили их пренебрежение, высокомерные рассуждения о расовом превосходстве.
Джафар пробормотал нечто вроде проклятия, но, не отрывая взгляда от Алисон, продолжал:
— Неужели искренне ожидаешь, что я и мой народ безропотно подставим головы под иностранное ярмо? Покоримся без борьбы владычеству французов?
Вопрос, тихий и свирепый, повис в воздухе.
— Ты утверждаешь, война окончена. Но этого никогда не случится, пока на алжирской земле останется хотя бы один француз. Они во веки веков будут нашими врагами.
Алисон медленно покачала головой, понимая причину его неумолимой враждебности к французам, но не странную ненависть к Эрве. Какую обиду мог нанести полковник Джафару?
— Но… дело ведь не только во французской армии, верно? Ты ищешь способа отомстить Эрве. Поэтому и похитил меня.
Джафар спокойно кивнул:
— Да.
Как холодно, неумолимо, жестоко прозвучало это единственное слово… Тоска, грызущая душу Алисон, стала почти невыносимой.
— А когда Эрве придет за мной, — еле слышно шепнула она, — что ты с ним сделаешь?
Лицо Джафара мгновенно превратилось в бесстрастную маску, глаза приняли безразличное выражение. Слегка отвернувшись, он коротко бросил:
— Полковник получит лишь то, что заслуживает.
Алисон затряслась, как в ознобе. Он собирается убить Эрве, она уверена в этом. И сама мысль испугала девушку куда больше, чем все, случившееся с ней за это время. Съежившись, она с трудом поднялась.
— Надеюсь, ты будешь вечно гореть в аду.
— Меня не пугает перспектива вашего христианского ада, мадемуазель, — холодно ответил Джафар.
Алисон стиснула кулаки. В этот момент она ненавидела его с силой, на которую до сих пор не считала себя способной. Однако еще больше она ненавидела собственное бессилие.
Из горла Алисон вырвался похожий на рыдание звук. Девушка повернулась и бросилась в шатер. Глядя ей вслед, Джафар стиснул зубы и так сдавил тряпку, что побелели костяшки пальцев. Холодная ярость и жажда мести поблекли, вытесненные горечью поражения. Джафара глубоко ранили чувства Алисон к этому французскому шакалу, Эрве де Бурмону. Ранили и терзали. Однако даже сейчас Джафар противился почти непреодолимому желанию пойти за ней и утешить.
Но какое утешение он может предложить Алисон, если намеревается убить человека, чьей женой она собиралась стать?
Злобно выругавшись, Джафар стиснул зубы и продолжал чистить скакуна.
Глава 9
Несмотря на то, что день выдался особенно жарким, Алисон не отходила от порога шатра, наблюдая за военными играми берберов. Их поединки выглядели своеобразным видом спорта, но для девушки, знавшей о замыслах Джафара, приобретали иное, зловещее значение.
Они готовятся убивать и умереть. Алисон, онемев от ужаса, зачарованно смотрела на всадников, не в силах отвернуться. Однако в тот момент, когда Джафар направил гарцующего скакуна к шатру, Алисон ушла в спальню. За последние два дня с того памятного вечера она не сказала ему ни слова. И все это время смятение и тоска изводили девушку. Она почти не спала, не ела, палящий жар в желудке не проходил. Напряжение, страх, сознание собственной беспомощности возросли в десятки раз. Теперь она знала, что в опасности не только ее жизнь. Она слышала, что берберы — непобедимые воины. Если замысел Джафара удастся, погибнут десятки французских солдат. И Эрве, милый, добрый Эрве. И дядя Оноре.
Она с жестокой ясностью осознала, что случится, когда дядя узнает, где ее держат в заточении. Оноре никогда не позволит Эрве отправиться одному на поиски племянницы. И хотя он плохо приспособлен к тяготам путешествия по пустыне, обязательно настоит на том, чтобы сопровождать полковника. И кто знает, может, найдет свою смерть.
— Я не допущу этого! — вызывающе пробормотала Алисон, однако боль, сдавившая горло, противоречила решительным словам. Именно она будет повинна в их убийстве, их кровь будет на ее руках, падет на ее голову. Она всему причиной. Не настаивай Алисон на поездке в пустыню, ее никогда бы не похитили, не использовали бы в качестве приманки в капкане Джафара.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
Алисон замолчала, думая о всех бессмысленных жертвах войны, не щадившей ни женщин, ни стариков, ни детей. И даже они были повинны в зверствах — недаром говорили, что берберские женщины еще свирепее и неукротимее мужчин.
Алисон вздрогнула, вспомнив, как офицер иностранного легиона попросту смаковал описание ужасно изуродованных трупов французских солдат после особенно кровавой битвы, рассказывая, как арабские женщины подвергали пленных неслыханным пыткам, прежде чем смилостивиться и добить их. Именно поэтому, как считал легионер, лучше погибнуть в первом бою, чем стать заложником жестокости врага.
Алисон могла бы упомянуть об этом сейчас, но не видела смысла обсуждать, какая сторона более безжалостна. И те и другие забывали о человечности. Но, слава Богу, война окончена. Если бы только ее похититель смирился с этим!
— Войне конец, — вслух сказала Алисон. — Неужели не понимаешь? Вы никогда не сможете победить.
Пальцы Джафара стиснули тряпку.
— Возможно. Но мы никогда не перестанем пытаться прогнать захватчиков с нашей земли.
— Новые убийства ничего не решают. Пойми же, это бесполезно.
Распознав тоскливые нотки в голосе девушки, Джафар повернулся и посмотрел в ее серые глаза.
— Борьба с тиранией никогда не будет бессмысленной, мадемуазель.
Она с растерянным недоумением уставилась на него.
Видя ее отчаяние, Джафар неожиданно захотел заставить девушку понять. Пусть Алисон знает, что побудило его вести неравную войну с французами, что заставляет ненавидеть именно де Бурмона, ненавидеть с такой силой, что в душе словно гноится незаживающая рана.
— Может, все-таки предпочтете подумать, — сказал он хриплым шепотом, — почему мы так относимся к французам? Они наводнили нашу страну, горя желанием победить и разрушать все, к чему прикасались. Они грязнили наши колодцы, сжигали урожай, насиловали и убивали наших женщин, делали сиротами детей, оскверняли мечети и могилы, превзошли варварством тех варваров, которым несли цивилизацию.
Он помолчал, впиваясь в Алисон горящим взглядом.
— Но, гонимые алчностью, они нарушили свои же мирные договоры и начали захватывать собственность коренных жителей без компенсации, обложили налогом и без того обедневшее население, поставив его на грань голодания, и вынудили слабейших из нас сдаться. И этому грабежу нет конца. Жадность французов беспредельна. Они хотят захватить наши горы, долины, города, стремятся получить наших лошадей, шатры, верблюдов, женщин. И в то же время презирают наши законы и обычаи, религию и требуют, чтобы мы выносили их пренебрежение, высокомерные рассуждения о расовом превосходстве.
Джафар пробормотал нечто вроде проклятия, но, не отрывая взгляда от Алисон, продолжал:
— Неужели искренне ожидаешь, что я и мой народ безропотно подставим головы под иностранное ярмо? Покоримся без борьбы владычеству французов?
Вопрос, тихий и свирепый, повис в воздухе.
— Ты утверждаешь, война окончена. Но этого никогда не случится, пока на алжирской земле останется хотя бы один француз. Они во веки веков будут нашими врагами.
Алисон медленно покачала головой, понимая причину его неумолимой враждебности к французам, но не странную ненависть к Эрве. Какую обиду мог нанести полковник Джафару?
— Но… дело ведь не только во французской армии, верно? Ты ищешь способа отомстить Эрве. Поэтому и похитил меня.
Джафар спокойно кивнул:
— Да.
Как холодно, неумолимо, жестоко прозвучало это единственное слово… Тоска, грызущая душу Алисон, стала почти невыносимой.
— А когда Эрве придет за мной, — еле слышно шепнула она, — что ты с ним сделаешь?
Лицо Джафара мгновенно превратилось в бесстрастную маску, глаза приняли безразличное выражение. Слегка отвернувшись, он коротко бросил:
— Полковник получит лишь то, что заслуживает.
Алисон затряслась, как в ознобе. Он собирается убить Эрве, она уверена в этом. И сама мысль испугала девушку куда больше, чем все, случившееся с ней за это время. Съежившись, она с трудом поднялась.
— Надеюсь, ты будешь вечно гореть в аду.
— Меня не пугает перспектива вашего христианского ада, мадемуазель, — холодно ответил Джафар.
Алисон стиснула кулаки. В этот момент она ненавидела его с силой, на которую до сих пор не считала себя способной. Однако еще больше она ненавидела собственное бессилие.
Из горла Алисон вырвался похожий на рыдание звук. Девушка повернулась и бросилась в шатер. Глядя ей вслед, Джафар стиснул зубы и так сдавил тряпку, что побелели костяшки пальцев. Холодная ярость и жажда мести поблекли, вытесненные горечью поражения. Джафара глубоко ранили чувства Алисон к этому французскому шакалу, Эрве де Бурмону. Ранили и терзали. Однако даже сейчас Джафар противился почти непреодолимому желанию пойти за ней и утешить.
Но какое утешение он может предложить Алисон, если намеревается убить человека, чьей женой она собиралась стать?
Злобно выругавшись, Джафар стиснул зубы и продолжал чистить скакуна.
Глава 9
Несмотря на то, что день выдался особенно жарким, Алисон не отходила от порога шатра, наблюдая за военными играми берберов. Их поединки выглядели своеобразным видом спорта, но для девушки, знавшей о замыслах Джафара, приобретали иное, зловещее значение.
Они готовятся убивать и умереть. Алисон, онемев от ужаса, зачарованно смотрела на всадников, не в силах отвернуться. Однако в тот момент, когда Джафар направил гарцующего скакуна к шатру, Алисон ушла в спальню. За последние два дня с того памятного вечера она не сказала ему ни слова. И все это время смятение и тоска изводили девушку. Она почти не спала, не ела, палящий жар в желудке не проходил. Напряжение, страх, сознание собственной беспомощности возросли в десятки раз. Теперь она знала, что в опасности не только ее жизнь. Она слышала, что берберы — непобедимые воины. Если замысел Джафара удастся, погибнут десятки французских солдат. И Эрве, милый, добрый Эрве. И дядя Оноре.
Она с жестокой ясностью осознала, что случится, когда дядя узнает, где ее держат в заточении. Оноре никогда не позволит Эрве отправиться одному на поиски племянницы. И хотя он плохо приспособлен к тяготам путешествия по пустыне, обязательно настоит на том, чтобы сопровождать полковника. И кто знает, может, найдет свою смерть.
— Я не допущу этого! — вызывающе пробормотала Алисон, однако боль, сдавившая горло, противоречила решительным словам. Именно она будет повинна в их убийстве, их кровь будет на ее руках, падет на ее голову. Она всему причиной. Не настаивай Алисон на поездке в пустыню, ее никогда бы не похитили, не использовали бы в качестве приманки в капкане Джафара.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112