Вот и все. Сейчас он драпает, поняв, что заказчик подсунул ему зверя, которого не возьмешь нахрапом и сорвав злость за неудачу на этом Натрыгине, а я могу спать спокойно."
Все выходило предельно логично и убедительно. Но в глубине души она знала, что это не так. Охота не закончена. И как они сумели так быстро перехватить и покарать проштрафившегося? Да ещё подсунуть ей яркое и страшное доказательство своей силы...
Ей пришлось остановиться на выезде из Рима, у небольшого кафе для автомобилистов, чтобы выпить ещё чашку "капуччино", перевести дух и прийти в себя. Без этой передышки она боялась вести машину по трассе.
Итак, им известна её машина. А ей что известно? Имя, адрес "охранной" фирмы... Все это может быть не настоящим. Можно нацепить табличку "Ястреб" на полуподвал, представиться Дыбовым... Твое настоящее имя будет знать лишь ближайшее окружение - те, кто приводят к тебе завербованных. Любые печати, листы бумаги с фирменными "шапками" - все это сейчас не проблема. Судя по всему, кто-то очень хочет подставить некоего настоящего Дыбова...
Натрыгин был опасен тем, что, сдавшись в Москве, мог бы показать помещение подложного "Ястреба". Главарь банды предвидел такую возможность вот и вылез вон из кожи, чтобы "закупорить течь".
То есть, ей не известно практически ничего - кроме того, что эти люди пойдут на все. В таких условиях совершать пятисоткилометровый перегон без какого-либо прикрытия опасно. Да что там, просто глупо, чистый идиотизм. Немало найдется удобных мест, где можно запросто устроить аварию.
Правда... Если бы они хотели просто от неё избавиться, что мешало им сделать это на крытой автостоянке? Ни одного человека на весь уровень, стреляй и режь не хочу, а то и начини её машину взрывчаткой... Но нет, они предпочли продемонстрировать ей труп и исчезнуть. Запугивали. А запугивают тогда, когда на данный момент человек нужен не мертвым, а живым - и покладистым. Чего-то они от неё добиваются... Но чего?
Что-то она должна им выдать перед смертью. Выходит, за три дня, прошедших с первого покушения, обстоятельства сильно изменились?
И тут ей пришла в голову другая мысль. Если они её так тщательно разработали, то не могли не знать, что она скорее будет ждать, пока служитель подгонит её машину к банку, чем станет выводить машину со стоянки самостоятельно. Что не она взорвется, а другой человек... Выходит, это тоже мог быть акт устрашения, а не покушение... Либо они стремились убить двух зайцев одним выстрелом: и напугать её, и получить достаточно времени, чтобы спокойно обыскать её номер...
Они опутывают её крепкой паутиной страха, чтобы она делала нужные им ходы. И чтобы не сопротивлялась, парализованная этим страхом, когда придет время её убрать.
И все-таки, какие-то промашки они допускают. Так сказать, все время чуть-чуть заступают за белую линию. В конце концов, у неё есть одно настоящее (по всей видимости) имя: Александр Кондратов. И ещё она знает, что её заказчик убит. Уж не оформили ли они убийство в её стиле - да ещё и её пудреницу подбросить могли? Чтобы отрезать ей путь в Москву. Выходит, им нельзя допускать, чтобы она оказалась в Москве, или выходила на связь с Москвой.
Впрочем, это тоже лишь один из вариантов.
Она спохватилась, что курит уже третью сигарету подряд. Резким дерганым движением загасив её в пепельнице, она поразмышляла ещё минуту, а потом направилась к выходу и села в свою машину.
Вроде бы, никто её не вел, ни одна машина не отъехала вслед за ней. И на трассе она не замечала ничего подозрительного. И все же...
Вон, какой-то "фиат" вылезает на основную магистраль с бокового шоссе. Высунулся чуть больше положенного - нетерпелив. Или не только нетерпелив? Ее рука дрогнула, машина вильнула, зацепила "фиат", послышался скрежет металла, звон разбитого стекла. Оба автомобиля нелепо замерли.
Увидев вылезающего из "фиата" разъяренного итальянца, она устало прикрыла глаза...
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Семьдесят девятый год пролетел, почти незаметно пришел к концу, и даже удивительно, как быстро дни сменяли дни, и месяцы - месяцы. Почему-то лето этого года запомнилось мне как душное и жаркое, хотя, когда говорят о большой жаре, всегда вспоминают другие года - семьдесят третий, например. Я все время думал о Марии - точнее, она все время жила во мне, и то, что я испытывал, нельзя назвать мыслью. Скорее, это был то ли воображаемый разговор с ней, то ли негласная примерка её образа на все вокруг.
И постоянно крутилась в мозгу песенка из "Вестсайдской истории" песенка, которую мы, отлученные в то время от этого фильма, знали по пластинке, на которой её пел Дин Рид:
Maria!
I shall never forget your name!
Maria!
The world will never be the same!..
Не помню, близилась к концу летняя сессия или уже завершилась, когда я обнаружил в почтовом ящике конверт, адресованный мне. У меня бешено забилось сердце, хотя почерка Марии я не знал.
Я открыл конверт. В нем оказался один билет в кинотеатр "Россия", на очередной показ Московского кинофестиваля, который как раз в эти дни набирал обороты. Билет на представленный на фестивале польский фильм, о котором много говорили: "Надо убить эту любовь". И никакой записки, билет, и только.
Ох, как заколотилось мое сердце! Забылись все дурные мысли, все сомнения, я думал только об одном: раз она мне прислала билет - значит, завтра она будет там!
А может... Тут мне сделалось дурно. Может, название фильма - это намек: нам нельзя встречаться, и мы больше не встретимся никогда?
Как бы то ни было, я заметался по Москве, стал обзванивать друзей, выясняя, у кого в эти дни квартира будет свободная и кто мне может дать ключи. Эту проблему я решил, и на следующий день, вечером, отправился в кинотеатр с ключами от квартиры приятеля в кармане.
Пестрая оживленная толпа, хорошие наряды, атмосфера праздника, отличный буфет - все такое редкое для советских времен. Но я шел сквозь этот блестящий мир, ничего не замечая. Я искал глазами Марию: ведь должна она быть где-то здесь, в этой толпе!
Я её так и не нашел - и, не найдя, прошел наконец в зал - с третьим звонком, пробираясь по ногам.
Я так понял, что место мне досталось очень престижное: рядом со мной сидели Глеб Панфилов и Инна Чурикова. Будь я не так замкнут на Марии, я бы, конечно, набрался смелости и заговорил с ними. Уж о моем любимом их фильме, "В огне брода нет", я бы точно высказал им свое восхищение. А заодно сказал бы - если б разговор зашел, и мое мнение было кому-то интересно - какие у меня, у меня лично, претензии к их фильму "Прошу слова".
Кстати, они могут оказаться - если меня убьют до того, как я осуществлю задуманное, потому что, если меня убьют после, то, значит, мне на все наплевать, и на любые свидетельства в том числе - невольными свидетелями, хотя бы частично, что я рассказываю вам правду и только правду:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42