– Ты-то что во всем этом понимаешь? – рассердился на брата Петр. – Речь идет совершенно о другом.
– Любой вопрос лучше всего решает меч! – возвестил Торин.
– Речь идет о девушке. Или, по-твоему, ее тоже надо лупить мечом вдоль хребта, как твоих бурых гномов?
– Если она на стороне зла – то да! – ответил Торин.
– Вот ведь какой человек, – возмутился Петр. – Ты считаешь, что весь мир делится на черное и белое: одни – гномы, другие – хоббиты; первых надо поголовно вырезать, а вторым – все блага жизни. Или кого там надо резать, бурых гномов?
– Да ничего я ни считаю такого, – пожал плечами Паша. – Все нужны. Без бурых гномов, троллея и гоблинов будет скучно – биться будет не с кем. А все должно находиться в равновесии, вот если оно нарушится – это действительно зло. Вот как я считаю. Гармония мира – вот что превыше всего.
Все изумленно слушали тираду Торина. Петр удивился больше всех, он никак не ожидал от младшего брата разумных высказываний, считая, что того вообще ничего не интересует, кроме троллей да гоблинов.
– Павлуша, суп будешь? – спросила Ольга.
– Все буду, – ответил оголодавший гном-победитель.
– Тяжелый возраст, – сказала Ольга, когда сыновья разошлись по своим комнатам. – Я вот себя вспоминаю в подростковом возрасте и позже, как мне было тяжело. Говорят: «юность – прекрасная пора». Не знаю, наверное, так пожилым людям кажется, они уже все забыли, но мне с пятнадцати до примерно двадцати очень трудно было. Какая-то неуверенность в себе, комплексы всевозможные, И теперь я вижу: у ребят то же самое. И мне с ними трудно – не знаю, как с ними разговаривать. Мне иногда кажется, что я чувствую себя как канатоходец: и заботу проявлять надо, но и в душу не лезть, а чуть в сторону отклонилась – летишь в пропасть.
– Ас другой стороны, с ними легче в каком-то отношении, – заметил Савва. – Потом человек коснеет, и чтобы исправить его или даже чуть-чуть подправить, приходится прилагать очень много сил. С детьми или подростками куда легче. Они сами очень восприимчивы, нужно только знать, куда их подтолкнуть и, главное, как, а дальше они уже сами пойдут. Удивительно, насколько многие родители не верят в собственных детей, им кажется, что стоит отпустить от себя обожаемое чадо, как оно тут же наделает невероятных глупостей, а то, что у него тоже есть голова на плечах, им и в голову не приходит. А потом плачут, что общего языка с детьми нет, что те их не понимают. Поразительное неверие в человеческую природу.
– Так ведь страшно же их отпускать! – воскликнула Ольга.
– Тем не менее это необходимо. И то, что ребенок – другой человек, нужно понимать сразу.
– Что же, в младенчестве их на улицу выкидывать и пускай сами по себе живут?
– Выкидывать никого не надо, конечно, но и заменять мысли ребенка своими собственными тоже не стоит.
– Заменишь их, когда об этих мыслях уже понятия никакого не имеешь. А как вы думаете, Савва Тимофеевич, это нормально, ну вот то, что у Петруши с этой… Дианой?
– Обычная хорошая девушка, даже очень хорошая.
– А вы откуда знаете?
– Случайно, – виновато пожал плечами Савва. – Но поверьте, у Петра прекрасная интуиция. А как говорил еще Эммануил Кант, знание состоит из мысли и интуиции. Так что даже великие считали, что без интуиции нет истинного знания, оно не может быть построено только на чистом разуме. А у Петра с этим в порядке, он у вас далеко пойдет.
– Это вы меня утешаете, – улыбнулась Ольга.
– Ничуть, – сказал Савва. – Я уже говорил и снова повторю, Ольга Васильевна, у вас совершенно замечательные дети.
Петербургские папуасы
В Петербурге и в наши дни живут семьи, носящие знаменитые фамилии. Толстые, например, или Семеновы-Тяньшанские, Миклухо-Маклаи. Большинство из них – это люди весьма уважаемые в городе, и не только потому, что они являются прямыми потомками своих великих предков. Однако, как известно, у Миклухо-Маклая прямые потомки всегда жили в Австралии. Там он когда-то женился на юной красавице и продлил нить своего рода. Однако петербургские родственники были и у него. Им в наследство и остался знаменитый папуас с луком. Всего таких папуасов из Новой Гвинеи Миклухо-Маклай вывез трех. Недоброжелатели распускали слухи, что одичавший ученый заманил их перед отплытием живьем на корабль, а уж там содрал с них шкуру и сделал чучела. На самом деле все было, конечно, иначе. По древнему, теперь уже ушедшему в прошлое обычаю, папуасы сами сдирали кожу со своих пленных врагов и, употребив мясо в пищу, внешнюю телесную оболочку набивали высушенной трухой, закрепляли в руках лук с натянутой стрелой и устанавливали на границе селения. Теперь эти плененные, а потом переваренные в желудках враги становились опасной и темной силой – вражеские сородичи боялись их намного больше, чем живых воинов.
Одного из доставленных папуасов Миклухо-Маклай подарил Императорскому географическому обществу. Он и до сих пор является главной ценностью Музея этнографии. Причем однажды во время блокады этот папуас выстрелил из своего лука. Где-то недалеко упала бомба, здание содрогнулось, стрела сорвалась и с бешеной силой врубилась в стену. Зато второй папуас куда-то исчез именно в годы блокады. По слухам, его попросту сожрали изголодавшиеся крысы, которые в страшные голодные месяцы стаями носились по Ленинграду. А третий, в боевых татуировках, в короне из цветных перьев и в диковинной юбке, так и стоял в квартире у родственников на том месте, куда его водрузил знаменитый путешественник. Чучела всех трех папуасов подарил ему вождь дружественного племени, а ученый, за неимением денег на покупку других даров, вручал их по возвращении самым дорогим помощникам.
Папуаса, обосновавшегося в петербургской квартире, несколько раз пытались приобрести зарубежные музеи, но родственники всегда отказывались – они как святыню передавали дорогую диковинку из поколения в поколение.
Так длилось до тех пор, пока один из потомков не устремился несколько лет назад в бизнес. Взяв громадную ССУДУ в фирме, которая принадлежала Борису Бельды с Беневоленским, он сгорел в пламени дефолта.
В результате старинная петербургская квартира вместе со всем содержимым перешла к Борису Бельды. Там было еще одно чучело – могучей белой медведицы. Они прежде так и стояли, глядя друг на друга, и папуас много десятилетий готовился пустить свою стрелу в зверя, которого при жизни встретить не мог. Медведя Борис Бельды подарил приятелю, открывавшему знаменитый ресторан в центре города, а папуаса, натягивавшего свой лук, привез Беневоленскому на сорокапятилетие. И даже прочитал вирши собственного сочинения:
Мой верный неразлучный друг!
Пускай хранит покой твой лук!
Удачу в бизнесе для каждого из нас
Пускай приносит этот папуас!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98