д. Естественно, я не вдавался во все эти многочисленные планы, узнал о них только много позже, но по боевому и заведённому виду Коржакова видел, что опять он придумал что-то новенькое. Например, я узнал, что он заказал для меня в гримерной Театра на Таганке бороду, парик, усы… Хорош я был бы в этом гриме!
Так получилось, что выдающийся русский музыкант, виолончелист Ростропович дважды оказывался в России — хотя живёт он в США, много ездит по свету — в самый острый и ответственный момент.
В первый раз это было во время августовского путча 1991 года.
Во второй раз — в конце сентября — начале октября 1993 года.
Для меня обе встречи с ним представляются символическими. Это не просто эпизоды, а какая-то душевная веха.
В августовские дни я знал, что внизу, у Белого дома, собралась почти «вся Москва» — то есть самая активная, видная, деятельная её часть, в том числе и актёры, художники, писатели, музыканты.
Но Ростропович — это особая магия, особое лицо.
Я вдруг понял, что меня благословляет старая Россия, великая Россия. Что меня благословляет самое высокое искусство, выше уже не бывает.
…И внутри, и вокруг Белого дома у многих нервы не выдерживали. А кто-то просто не умел себя вести в подобной ситуации или не знал — как нужно. Были истерики. Было довольно много пьяных. Позднее один видный демократ, когда мы спустились в бункер, тоже порядочно напился, и это произвело на меня тяжёлое впечатление. Вообще любая толпа — вещь обоюдоострая. Мы пытались ею управлять, но не все ведь было нам подвластно. Я это понимал, и каждая минута ожидания давила на меня как стопудовая гиря.
И вот зашёл Ростропович, и все встало на свои места. Ушли эти мелочи, пустяки. Ушла эта давящая атмосфера, когда наступает полное отчуждение. Конечно, это великий человек, совершивший экстравагантный, смелый поступок. Он попросил автомат, и ему его дали на некоторое время, хотя каждый ствол был на счёту.
А вот другой эпизод, связанный с Ростроповичем.
Концерт на Красной площади. Холодный ветер рвёт фалды фраков, руки у музыкантов замёрзли, пальцы синие — но они играют. Играют для всех нас.
Как в августе Мстислав Леопольдович благословил своим душевным порывом демократию в России, так в конце сентября 1993 года своей прекрасной музыкой он как бы сказал — будьте готовы к великим испытаниям, да поможет вам Бог.
И ещё одна встреча в ночном Белом доме надолго запомнилась мне.
Юрий Лужков, тогда ещё не мэр, а премьер правительства Москвы, так называлась его должность, пришёл в Белый дом не один, а с женой. Она была беременна. В неприятном свете дневных ламп, в тусклых коридорах подземелья было очень странно видеть её бледное лицо и напряжённое лицо Лужкова, который от неё не отходил. Они подолгу сидели вместе, и их никто не беспокоил.
Этот эпизод ещё раз мне напомнил, что здесь мы играем, как писал один поэт, «до полной гибели всерьёз». Мужской характер привёл Лужкова в Белый дом. Но с женой он расстаться не мог. Они ждали вместе, чем кончится эта ночь для них и для их будущего ребёнка.
Мне доложили, что в Белом доме появился генерал Александр Лебедь. С ним провели предварительные переговоры Руцкой, Скоков, Коржаков.
Познакомился с ним и я.
Лебедь — интересная личность. Генерал, прошедший Афганистан, выполнявший солдатские нормативы десантника лучше любого солдата. Необычайно жёсткий в общении, прямой человек, превыше всего ставящий именно воинскую, офицерскую честь.
Грачев прислал его прощупать обстановку. В то время, как в Москву по приказу Язова прибывали все новые и новые части, надо было определиться и понять: что в конце концов происходит вокруг Белого дома?
Лебедь пытался объяснить нашим людям, что достаточно выпустить по Белому дому несколько ракетных снарядов ПТУРС — и не о какой защите Белого дома серьёзно говорить не придётся.
Генерал объявил, что восемь БТРов, которые стоят сейчас вокруг Белого дома, будут участвовать в его обороне. Руцкой и Кобец начали спорить, как лучше расположить боевые машины. Спор ни к чему не привёл. Лебедь ещё раз убедился, что имеет дело с дилетантами, и вряд ли они смогут противостоять даже небольшому профессиональному воинскому подразделению. Между тем в Москве и под Москвой таких подразделений были уже десятки.
Во время нашей встречи сухо и корректно Лебедь объяснил мне, что мой призыв к армии не подчиняться ГКЧП провоцирует солдат и офицеров на невыполнение приказа, а это является нарушением присяги.
Для того, чтобы ваш призыв имел какую-то силу и основание, говорил Лебедь, вы должны принять на себя статус Верховного главнокомандующего на территории России. Ведь Верховным главнокомандующим является не министр обороны Язов, а президент Горбачёв. Он сейчас находится неизвестно где. И вы как президент республики имеете право возглавить Вооружённые Силы России.
Я поблагодарил Лебедя, и мы расстались.
Я не мог сразу решиться на такой шаг, и указ по этому поводу был подписан только на следующий день.
Юрию Скокову я поручил осуществить контакты с высшим руководством армии и МВД. Нам нужно было поддерживать с ними неформальные связи. Он встретился с заместителем Язова Грачевым и замом Пуго Громовым. Борис Громов и Павел Грачев также прошли Афганистан. Прошли жуткую школу колониальной, как сказали бы раньше, войны. Но в Москве оба этих генерала воевать очень не хотели.
Хроника событий
20 августа 1991 года
Эксперты КГБ подготовили для Крючкова справку. В ней говорилось о грубейших ошибках ГКЧП.
Московские журналисты запрещённых изданий готовят выпуск «Общей газеты» в виде листовок, отпечатанных на компьютере и размноженных в тысячах экземпляров.
Экспресс-опрос 1500 москвичей показал, что только 10% поддерживают действия ГКЧП.
Члены Совета безопасности СССР Примаков и Бакатин высказались против путча.
Бывший член Президентского совета и ближайший советник Горбачёва А.Н. Яковлев призвал народ к борьбе и неповиновению.
Многотысячный митинг у Белого дома не прекращается много часов. Он прерывается сообщениями по местному радио. В одном из них говорится: Янаев подписал приказ об аресте Ельцина…
Накануне вечером Бакланов сел писать заявление на имя Янаева. Оно начиналось так: «Уважаемый Геннадий Иванович! В связи с неспособностью ГКЧП стабилизировать ситуацию в стране считаю дальнейшее участие в его работе невозможным. Надо признать, что…»
Не дописал. Бросил. Пошёл убеждать, уговаривать лично.
Варенников прислал из Киева шифрограмму: «Мы все убедительно просим немедленно принять меры по ликвидации группы авантюриста Ельцина Б.Н. Здание правительства РСФСР необходимо немедленно надёжно блокировать, лишить его водоисточников, электроэнергии, телефонной и радиосвязи и т.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126
Так получилось, что выдающийся русский музыкант, виолончелист Ростропович дважды оказывался в России — хотя живёт он в США, много ездит по свету — в самый острый и ответственный момент.
В первый раз это было во время августовского путча 1991 года.
Во второй раз — в конце сентября — начале октября 1993 года.
Для меня обе встречи с ним представляются символическими. Это не просто эпизоды, а какая-то душевная веха.
В августовские дни я знал, что внизу, у Белого дома, собралась почти «вся Москва» — то есть самая активная, видная, деятельная её часть, в том числе и актёры, художники, писатели, музыканты.
Но Ростропович — это особая магия, особое лицо.
Я вдруг понял, что меня благословляет старая Россия, великая Россия. Что меня благословляет самое высокое искусство, выше уже не бывает.
…И внутри, и вокруг Белого дома у многих нервы не выдерживали. А кто-то просто не умел себя вести в подобной ситуации или не знал — как нужно. Были истерики. Было довольно много пьяных. Позднее один видный демократ, когда мы спустились в бункер, тоже порядочно напился, и это произвело на меня тяжёлое впечатление. Вообще любая толпа — вещь обоюдоострая. Мы пытались ею управлять, но не все ведь было нам подвластно. Я это понимал, и каждая минута ожидания давила на меня как стопудовая гиря.
И вот зашёл Ростропович, и все встало на свои места. Ушли эти мелочи, пустяки. Ушла эта давящая атмосфера, когда наступает полное отчуждение. Конечно, это великий человек, совершивший экстравагантный, смелый поступок. Он попросил автомат, и ему его дали на некоторое время, хотя каждый ствол был на счёту.
А вот другой эпизод, связанный с Ростроповичем.
Концерт на Красной площади. Холодный ветер рвёт фалды фраков, руки у музыкантов замёрзли, пальцы синие — но они играют. Играют для всех нас.
Как в августе Мстислав Леопольдович благословил своим душевным порывом демократию в России, так в конце сентября 1993 года своей прекрасной музыкой он как бы сказал — будьте готовы к великим испытаниям, да поможет вам Бог.
И ещё одна встреча в ночном Белом доме надолго запомнилась мне.
Юрий Лужков, тогда ещё не мэр, а премьер правительства Москвы, так называлась его должность, пришёл в Белый дом не один, а с женой. Она была беременна. В неприятном свете дневных ламп, в тусклых коридорах подземелья было очень странно видеть её бледное лицо и напряжённое лицо Лужкова, который от неё не отходил. Они подолгу сидели вместе, и их никто не беспокоил.
Этот эпизод ещё раз мне напомнил, что здесь мы играем, как писал один поэт, «до полной гибели всерьёз». Мужской характер привёл Лужкова в Белый дом. Но с женой он расстаться не мог. Они ждали вместе, чем кончится эта ночь для них и для их будущего ребёнка.
Мне доложили, что в Белом доме появился генерал Александр Лебедь. С ним провели предварительные переговоры Руцкой, Скоков, Коржаков.
Познакомился с ним и я.
Лебедь — интересная личность. Генерал, прошедший Афганистан, выполнявший солдатские нормативы десантника лучше любого солдата. Необычайно жёсткий в общении, прямой человек, превыше всего ставящий именно воинскую, офицерскую честь.
Грачев прислал его прощупать обстановку. В то время, как в Москву по приказу Язова прибывали все новые и новые части, надо было определиться и понять: что в конце концов происходит вокруг Белого дома?
Лебедь пытался объяснить нашим людям, что достаточно выпустить по Белому дому несколько ракетных снарядов ПТУРС — и не о какой защите Белого дома серьёзно говорить не придётся.
Генерал объявил, что восемь БТРов, которые стоят сейчас вокруг Белого дома, будут участвовать в его обороне. Руцкой и Кобец начали спорить, как лучше расположить боевые машины. Спор ни к чему не привёл. Лебедь ещё раз убедился, что имеет дело с дилетантами, и вряд ли они смогут противостоять даже небольшому профессиональному воинскому подразделению. Между тем в Москве и под Москвой таких подразделений были уже десятки.
Во время нашей встречи сухо и корректно Лебедь объяснил мне, что мой призыв к армии не подчиняться ГКЧП провоцирует солдат и офицеров на невыполнение приказа, а это является нарушением присяги.
Для того, чтобы ваш призыв имел какую-то силу и основание, говорил Лебедь, вы должны принять на себя статус Верховного главнокомандующего на территории России. Ведь Верховным главнокомандующим является не министр обороны Язов, а президент Горбачёв. Он сейчас находится неизвестно где. И вы как президент республики имеете право возглавить Вооружённые Силы России.
Я поблагодарил Лебедя, и мы расстались.
Я не мог сразу решиться на такой шаг, и указ по этому поводу был подписан только на следующий день.
Юрию Скокову я поручил осуществить контакты с высшим руководством армии и МВД. Нам нужно было поддерживать с ними неформальные связи. Он встретился с заместителем Язова Грачевым и замом Пуго Громовым. Борис Громов и Павел Грачев также прошли Афганистан. Прошли жуткую школу колониальной, как сказали бы раньше, войны. Но в Москве оба этих генерала воевать очень не хотели.
Хроника событий
20 августа 1991 года
Эксперты КГБ подготовили для Крючкова справку. В ней говорилось о грубейших ошибках ГКЧП.
Московские журналисты запрещённых изданий готовят выпуск «Общей газеты» в виде листовок, отпечатанных на компьютере и размноженных в тысячах экземпляров.
Экспресс-опрос 1500 москвичей показал, что только 10% поддерживают действия ГКЧП.
Члены Совета безопасности СССР Примаков и Бакатин высказались против путча.
Бывший член Президентского совета и ближайший советник Горбачёва А.Н. Яковлев призвал народ к борьбе и неповиновению.
Многотысячный митинг у Белого дома не прекращается много часов. Он прерывается сообщениями по местному радио. В одном из них говорится: Янаев подписал приказ об аресте Ельцина…
Накануне вечером Бакланов сел писать заявление на имя Янаева. Оно начиналось так: «Уважаемый Геннадий Иванович! В связи с неспособностью ГКЧП стабилизировать ситуацию в стране считаю дальнейшее участие в его работе невозможным. Надо признать, что…»
Не дописал. Бросил. Пошёл убеждать, уговаривать лично.
Варенников прислал из Киева шифрограмму: «Мы все убедительно просим немедленно принять меры по ликвидации группы авантюриста Ельцина Б.Н. Здание правительства РСФСР необходимо немедленно надёжно блокировать, лишить его водоисточников, электроэнергии, телефонной и радиосвязи и т.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126