Только сейчас он вдруг об этом задумался.
Глава 19
— Что случилось, Томми? — спросила леди Хелен, заметив, как Линли машет ей рукой у входа в зал.
— Концерт окончен. По крайней мере для нас с тобой. Пойдем.
Она проследовала за Линли обратно в бар, где толпа начала рассеиваться, потому что те, кто пришли на концерт, возвращались на свои места. Человек по имени Карптон остался за столиком в углу, но один из его молодых собеседников уже ушел, а второй облачался в зеленую куртку и черно-белый шарф. Карптон тоже поднялся и, приложив к уху ладонь, слушал то, что говорил ему молодой человек. Потом натянул пиджак и направился к двери.
Когда Карптон приблизился, Линли внимательно его рассмотрел, оценивая, годится ли преподаватель на роль потенциального любовника двадцатилетней студентки. Несмотря на моложавое, мальчишеское лицо, он был непримечательным, обыкновенным мужчиной не выше ста семидесяти, чьи волнистые волосы цвета ванильных сухариков уже неумолимо редели. На вид ему было около пятидесяти, но, несмотря на широкие плечи и грудь (наверное, занимался греблей), Линли вынужден был признать, что Карптон совсем не похож на человека, который обольстил и соблазнил такую девушку, как Елена Уивер.
Когда преподаватель приблизился, Линли окликнул его:
— Доктор Карптон?
Карптон остановился, с удивлением посмотрел на незнакомца, назвавшего его по имени:
— Да.
— Томас Линли.
Представив леди Хелен, он достал удостоверение полицейского:
— Мы можем поговорить?
Карптон нимало не смутился. Послушно и с облегчением он ответил:
— Да, идемте со мной.
Карптон привел их в свои комнаты, в северной части колледжа, куда из конференц-зала нужно было пройти через два внутренних двора. Комнаты помещались на втором этаже, в юго-западном крыле и выходили на реку Кем с одной стороны и на сад с другой. Одна комната служила кабинетом, вторая маленькой спальней с узкой и неприбранной кроватью, вся мягкая мебель стояла в кабинете, который был беспорядочно набит книгами. Из-за обилия книг в кабинете в воздухе висел тот особый запах плесени, который обычно исходит от старых и пыльных бумаг.
Карптон взял со стула пачку докладов и переложил на стол.
— Хотите бренди? — предложил он.
Линли и Хелен кивнули, и Карптон подошел к стеклянной горке возле камина и достал три коньячных бокала, внимательно изучил их на просвет и только потом наполнил. Карптон не произнес ни слова, пока не сел в громоздкое набивное кресло.
— Вы насчет Елены Уивер, я не ошибся? — произнес он тихо и спокойно — А ведь я жду вас со вчерашнего утра. Мое имя назвала вам Джастин?
— Нет. Елена. У нее в календаре, начиная с января, встречается необычный значок. Маленькая рыбка. Елена отдала дань студенческой традиции.
— Понятно.
Карптон внимательно посмотрел на стакан. Он вытер покрасневшие глаза и поднял голову:
— Она никогда так ко мне не обращалась. Она звала меня «Виктор».
— Так Елена помечала день вашего очередного свидания. Она пыталась зашифровать информацию от отца, который вдруг, не дай бог, зайдет в комнату и посмотрит на календарь. Ведь, насколько я понимаю, вы хорошо его знаете?
Карптон кивнул. Он, не торопясь, сделал глоток, поставил рюмку на низенький столик, который стоял между его креслом и креслом леди Хелен. Похлопав себя по нагрудному карману серого твидового пиджака, он вытащил портсигар. Портсигар был оловянным, с зубчиками в одном углу. На крышке виднелось что-то вроде гребешка. Карптон предложил гостям по сигарете, потом закурил свою, сверкнув беспокойным светлячком спички. У него были большие сильные руки с мягкими овальными ногтями.
Не сводя глаз с кончика сигареты, Карптон заговорил:
— Я вынужден притворяться последние три дня, и это невыносимо. Прихожу в колледж, веду семинары, обедаю с остальными. Пропустили с моим директором вчера по стаканчику хереса перед ужином, поговорили о том о сем, а мне больше всего хотелось откинуть голову назад и завыть.
Голос его дрогнул на последнем слове, и леди Хелен наклонилась словно бы для того, чтобы посочувствовать ему, но остановилась, потому что Линли коротко и предупредительно мотнул головой. Карптон успокоился, сделав затяжку и положив сигарету в керамическую пепельницу на столе.
— Разве у меня есть право проявлять горе? У меня только обязанности. И долг. Перед женой. Перед тремя детьми. Я должен заботиться о них. Я должен набраться сил и жить дальше и благодарить судьбу, что моя семья и моя карьера не летят в тартарары из-за того, что я одиннадцать месяцев трахал глухую девочку, которая младше меня на двадцать семь лет. Вообще-то в глубине моей маленькой поганенькой душонки, о чувствах которой никто и не догадывается, я должен сказать спасибо, что Елены больше нет. Никто не стирает мое грязное белье, не скандалит, не хихикает и не шепчется за спиной. Все кончено, и нужно жить дальше. В моем возрасте все мужчины так поступают, не правда ли, хвастаются тем, что совратили девочку, которая со временем надоедает. И мне Елена рано или поздно должна была надоесть, не правда ли, инспектор? И я рано или поздно должен был увидеть в ней обузу, ходячее доказательство грешка, который рано или поздно обернется против меня, посмей я хоть как-то выказать небрежение.
— А что у вас на самом деле было к Елене?
— Люблю ее. Я даже не могу сказать, что любил, потому что тогда мне пришлось бы признать, что ее больше нет, а эта мысль для меня невыносима.
— Елена была беременна. Вы это знали? Карптон закрыл глаза. Слабый свет абажура на потолке мерцал на каплях слез, которые Карптон явно хотел скрыть. Он вытащил платок. Наконец ему удалось произнести:
— Знал.
— Я полагаю, для вас это была проблема. Независимо от того, любили вы девушку или нет.
— Вы имеете в виду перспективу скандала? Потерю старых друзей? Непоправимый ущерб карьере? Все это не имело для меня смысла. Конечно, меня все подвергли бы остракизму, если бы я бросил семью ради двадцатилетней девушки. Но чем больше я об этом думал, тем яснее понимал, что мне на это просто наплевать. То, что важно для моих коллег, инспектор, — престижные должности, поддержка на политическом уровне, блестящая репутация в научной сфере, приглашения выступить на конференции, возглавить комитет, послужить на благо колледжа, университета, целой нации — все это потеряло для меня значение очень давно, как только я понял, что самое ценное в жизни — это найти родственную душу. И я чувствовал, что Елена именно тот человек. Я не собирался ее бросать. Я бы отдал все, лишь бы удержать ее. Елена.
Казалось, Карптон пользуется представившейся ему возможностью лишний раз повторить ее имя, чего ему прежде не позволял характер их отношений. Но он не плакал, словно был убежден, что если поддастся горю, то окончательно потеряет себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114
Глава 19
— Что случилось, Томми? — спросила леди Хелен, заметив, как Линли машет ей рукой у входа в зал.
— Концерт окончен. По крайней мере для нас с тобой. Пойдем.
Она проследовала за Линли обратно в бар, где толпа начала рассеиваться, потому что те, кто пришли на концерт, возвращались на свои места. Человек по имени Карптон остался за столиком в углу, но один из его молодых собеседников уже ушел, а второй облачался в зеленую куртку и черно-белый шарф. Карптон тоже поднялся и, приложив к уху ладонь, слушал то, что говорил ему молодой человек. Потом натянул пиджак и направился к двери.
Когда Карптон приблизился, Линли внимательно его рассмотрел, оценивая, годится ли преподаватель на роль потенциального любовника двадцатилетней студентки. Несмотря на моложавое, мальчишеское лицо, он был непримечательным, обыкновенным мужчиной не выше ста семидесяти, чьи волнистые волосы цвета ванильных сухариков уже неумолимо редели. На вид ему было около пятидесяти, но, несмотря на широкие плечи и грудь (наверное, занимался греблей), Линли вынужден был признать, что Карптон совсем не похож на человека, который обольстил и соблазнил такую девушку, как Елена Уивер.
Когда преподаватель приблизился, Линли окликнул его:
— Доктор Карптон?
Карптон остановился, с удивлением посмотрел на незнакомца, назвавшего его по имени:
— Да.
— Томас Линли.
Представив леди Хелен, он достал удостоверение полицейского:
— Мы можем поговорить?
Карптон нимало не смутился. Послушно и с облегчением он ответил:
— Да, идемте со мной.
Карптон привел их в свои комнаты, в северной части колледжа, куда из конференц-зала нужно было пройти через два внутренних двора. Комнаты помещались на втором этаже, в юго-западном крыле и выходили на реку Кем с одной стороны и на сад с другой. Одна комната служила кабинетом, вторая маленькой спальней с узкой и неприбранной кроватью, вся мягкая мебель стояла в кабинете, который был беспорядочно набит книгами. Из-за обилия книг в кабинете в воздухе висел тот особый запах плесени, который обычно исходит от старых и пыльных бумаг.
Карптон взял со стула пачку докладов и переложил на стол.
— Хотите бренди? — предложил он.
Линли и Хелен кивнули, и Карптон подошел к стеклянной горке возле камина и достал три коньячных бокала, внимательно изучил их на просвет и только потом наполнил. Карптон не произнес ни слова, пока не сел в громоздкое набивное кресло.
— Вы насчет Елены Уивер, я не ошибся? — произнес он тихо и спокойно — А ведь я жду вас со вчерашнего утра. Мое имя назвала вам Джастин?
— Нет. Елена. У нее в календаре, начиная с января, встречается необычный значок. Маленькая рыбка. Елена отдала дань студенческой традиции.
— Понятно.
Карптон внимательно посмотрел на стакан. Он вытер покрасневшие глаза и поднял голову:
— Она никогда так ко мне не обращалась. Она звала меня «Виктор».
— Так Елена помечала день вашего очередного свидания. Она пыталась зашифровать информацию от отца, который вдруг, не дай бог, зайдет в комнату и посмотрит на календарь. Ведь, насколько я понимаю, вы хорошо его знаете?
Карптон кивнул. Он, не торопясь, сделал глоток, поставил рюмку на низенький столик, который стоял между его креслом и креслом леди Хелен. Похлопав себя по нагрудному карману серого твидового пиджака, он вытащил портсигар. Портсигар был оловянным, с зубчиками в одном углу. На крышке виднелось что-то вроде гребешка. Карптон предложил гостям по сигарете, потом закурил свою, сверкнув беспокойным светлячком спички. У него были большие сильные руки с мягкими овальными ногтями.
Не сводя глаз с кончика сигареты, Карптон заговорил:
— Я вынужден притворяться последние три дня, и это невыносимо. Прихожу в колледж, веду семинары, обедаю с остальными. Пропустили с моим директором вчера по стаканчику хереса перед ужином, поговорили о том о сем, а мне больше всего хотелось откинуть голову назад и завыть.
Голос его дрогнул на последнем слове, и леди Хелен наклонилась словно бы для того, чтобы посочувствовать ему, но остановилась, потому что Линли коротко и предупредительно мотнул головой. Карптон успокоился, сделав затяжку и положив сигарету в керамическую пепельницу на столе.
— Разве у меня есть право проявлять горе? У меня только обязанности. И долг. Перед женой. Перед тремя детьми. Я должен заботиться о них. Я должен набраться сил и жить дальше и благодарить судьбу, что моя семья и моя карьера не летят в тартарары из-за того, что я одиннадцать месяцев трахал глухую девочку, которая младше меня на двадцать семь лет. Вообще-то в глубине моей маленькой поганенькой душонки, о чувствах которой никто и не догадывается, я должен сказать спасибо, что Елены больше нет. Никто не стирает мое грязное белье, не скандалит, не хихикает и не шепчется за спиной. Все кончено, и нужно жить дальше. В моем возрасте все мужчины так поступают, не правда ли, хвастаются тем, что совратили девочку, которая со временем надоедает. И мне Елена рано или поздно должна была надоесть, не правда ли, инспектор? И я рано или поздно должен был увидеть в ней обузу, ходячее доказательство грешка, который рано или поздно обернется против меня, посмей я хоть как-то выказать небрежение.
— А что у вас на самом деле было к Елене?
— Люблю ее. Я даже не могу сказать, что любил, потому что тогда мне пришлось бы признать, что ее больше нет, а эта мысль для меня невыносима.
— Елена была беременна. Вы это знали? Карптон закрыл глаза. Слабый свет абажура на потолке мерцал на каплях слез, которые Карптон явно хотел скрыть. Он вытащил платок. Наконец ему удалось произнести:
— Знал.
— Я полагаю, для вас это была проблема. Независимо от того, любили вы девушку или нет.
— Вы имеете в виду перспективу скандала? Потерю старых друзей? Непоправимый ущерб карьере? Все это не имело для меня смысла. Конечно, меня все подвергли бы остракизму, если бы я бросил семью ради двадцатилетней девушки. Но чем больше я об этом думал, тем яснее понимал, что мне на это просто наплевать. То, что важно для моих коллег, инспектор, — престижные должности, поддержка на политическом уровне, блестящая репутация в научной сфере, приглашения выступить на конференции, возглавить комитет, послужить на благо колледжа, университета, целой нации — все это потеряло для меня значение очень давно, как только я понял, что самое ценное в жизни — это найти родственную душу. И я чувствовал, что Елена именно тот человек. Я не собирался ее бросать. Я бы отдал все, лишь бы удержать ее. Елена.
Казалось, Карптон пользуется представившейся ему возможностью лишний раз повторить ее имя, чего ему прежде не позволял характер их отношений. Но он не плакал, словно был убежден, что если поддастся горю, то окончательно потеряет себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114