Просить о большем было бы глупо.
— Стало быть, ты признаешь, что Конан — наш вождь? — спросил Говинду.
— Я… клянусь… кровавой клятвой… делать все, что от меня потребуется… в этом краю чудовищ!
— А ты парень с головой, Бовену, — засмеялся Конан. — Нам тут и в самом деле потребуется все, что у нас при себе, и все, что сможем отобрать у пиктов, чтобы выжить, пока не найдем дороги домой. А ты что скажешь, Говинду?
Парнишка — нет, Конан уже больше не будет его так называть! — молодой вождь встал на ноги и посмотрел на своего недавнего противника:
— Я принимаю твою клятву, Бовену. Надеюсь, что ты не выступишь против меня. По крайней мере, до тех пор, пока мы снова не окажемся дома. Мне совсем не хотелось бы убивать столь храброго воина и тем самым ослаблять деревню.
— Я принесу птичьи яйца, когда родится твой первый сын, — сказал Бовену.
Конан с невольным одобрением посмотрел на молодого вождя. Умение, решительность и милосердие находились у него в той самой пропорции, которая необходима для успеха. Теперь киммериец надеялся, что проблемы будут у него с шестью, самое большее с семью воинами из деревни Мертвого Слона. Что до остальных…
— Иккако Кубванде, у тебя я не прошу клятвы. Я только хочу, чтобы между нами не было ссор. Надеюсь, ты хочешь того же. Идоссо был твоим другом, не моим.
— Бросив тебе вызов, он перестал быть другом кому бы то ни было, — сказал Кубванде. — Я оплакал его в песне, и назад песни не вернешь. Скажу только, что жил он с большей честью, чем умер. Пусть духи вознаградят его за эту жизнь и да простят ему эту смерть.
По всему было видно, что больших бамула это удовлетворило.
Конана, честно говоря, это устроило не вполне, но он понимал, когда нужно остановиться в своих требованиях к человеку. Большего ждать не приходилось. Он решил не спускать с Кубванде глаз и никогда не позволять этому человеку заходить себе за спину.
— Мы знаем, кто здесь вождь, — сказал Конан. — Вы знаете, что я за человек. А я знаю, какова будет наша первая работа: собрать трупы, позаботиться о раненых и подыскать безопасное место для ночлега.
— А это место? — спросил кто-то.
— Может быть, безопасное, а может быть, и нет, — откликнулся Конан и поднял кулак. — Но для того, кто не подчинится мне, безопасного места не будет нигде.
Кубванде тоже поднял кулак. И Говинду поднял. Это был ритуальный жест. Никто больше не проронил ни слова. Все разошлись, чтобы сменить стражей, поискать мох и листья для раненых и подобрать убитых.
Скире теперь не нужно было искать общий язык с Вуоной, чтобы понимать, что происходит у той в голове. Там билась одна-единственная мысль — вернуться к своему народу, по крайней мере к тем, кто был здесь, в Дебрях Пиктов.
Скире показалось, что это стремление воссоединиться со своими стало сильнее после того, как двое самых могучих воинов схватились насмерть и северянин победил. Был ли черный гигант врагом Вуоны? Может быть, и был. Скира не могла сказать этого наверняка. Она была достаточно искушена, чтобы почувствовать зло, исходящее от черного великана. Громадный воин если и не был полностью предан злу, то яростное честолюбие и необузданный нрав склоняли его на эту дорогу. Так что полная преданность злу была только делом времени. Если между обоими воинами действительно происходила битва за первенство, то бамула повезло: они получили лучшего вождя. У громадного северянина был вид прирожденного правителя. Даже скудное одеяние бамульского воина, кровь, грязь и царапины не могли скрыть этого. Столь же царственным он был бы и в зеленом одеянии боссонского лучника или в стальных доспехах аквилонского рыцаря. Но только не в одеждах колдуна. Северянин выглядел, как существо, рожденное для простой, честной и открытой жизни, чуждой тайному Искусству. Кроме того, в северянине угадывалось нечто, что, как казалось когда-то Скире, присутствовало и у ее отца. И лишь потом Скира обнаружила, что в ее отце этого как раз и не стало.
Скира была столь увлечена высоким северянином, что на время позабыла о Вуоне. Та сразу почувствовала это. Она вскочила на ноги и побежала к бамула. Воины как раз собирали своих мертвых и раненых и укладывали их на импровизированные носилки из палок и сучьев, когда один из них заметил Вуону. Он закричал и замахал руками. Вуона испустила счастливый крик, который почти сразу превратился в вопль ужаса, когда стрела вонзилась в дерево на расстоянии ладони от ее уха.
Высокий северянин выкрикнул единственную команду, и его чернокожие воины рассыпались, выказывая сноровку, какую можно ожидать от солдат регулярной армии. Однако пиктского лучника они увидеть не смогли. Он прятался за скалами и находился так близко к Скире, что она могла бы коснуться его, будь у нее в руках длинная шпилька.
Вместо этого она коснулась его ножом. Скира не была слишком искусна во владении клинком, но на ее стороне были внезапность, ярость и достаточно силы. Пикт умер. Скира уверилась в том, что он мертв, подержав руку над его ртом и чувствуя, как замирает дыхание врага.
Девушка недвижно лежала возле пикта до тех пор, пока не убедилась, что ее поступок не привлек к ней внимание бамула. Осмотрев тело убитого, она обнаружила на нем татуировку Красного Аспида — символ клана Змеи. Она особо не удивилась, увидев, что оправдались ее подозрения. Клану Змеи вечно не давал покоя мир, заключенный отцом Скиры с кланом Совы, их соперниками. Теперь похоже было, что эта зависть поставила клан Змеи на путь предательства, если даже не на путь открытой войны.
Скира стала крадучись отступать назад, надеясь уйти подальше от этого места, прежде чем воины обнаружат ее. Затем она поняла, что, даже если ее найдут, ничего страшного не случится. Вряд ли они причинят ей вред. Если бы она могла поговорить с северянином, то узнала бы много о нем самом и его воинах. Такой отряд мог быть полезным. С его помощью она могла бы безопасно вернуться домой. А впоследствии эти люди могли бы защищать их с отцом.
Скира умела прятаться достаточно хорошо. Примерно в той же степени, что и владеть ножом. Этого умения оказалось достаточно, чтобы скрыть ее от посторонних глаз. Во всяком случае, бамула не обнаружили труп пикта и были отозваны назад вожаком. Скира была готова разрыдаться, когда заметила, что на склоне больше никого нет.
Девушка не рассчитывала так долго оставаться за пределами пещеры. Кроме того, она отдала свой плащ Вуоне, которая была теперь со своим народом. Поэтому дочь колдуна не видела другого выхода, кроме как последовать за чернокожими воинами. Если они уйдут, то шансов у нее, Скиры, отыскать их снова будет не больше, чем обнаружить их где-нибудь на Луне. Она здесь прежде всего для того, чтобы узнать: зачем появились бамула.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
— Стало быть, ты признаешь, что Конан — наш вождь? — спросил Говинду.
— Я… клянусь… кровавой клятвой… делать все, что от меня потребуется… в этом краю чудовищ!
— А ты парень с головой, Бовену, — засмеялся Конан. — Нам тут и в самом деле потребуется все, что у нас при себе, и все, что сможем отобрать у пиктов, чтобы выжить, пока не найдем дороги домой. А ты что скажешь, Говинду?
Парнишка — нет, Конан уже больше не будет его так называть! — молодой вождь встал на ноги и посмотрел на своего недавнего противника:
— Я принимаю твою клятву, Бовену. Надеюсь, что ты не выступишь против меня. По крайней мере, до тех пор, пока мы снова не окажемся дома. Мне совсем не хотелось бы убивать столь храброго воина и тем самым ослаблять деревню.
— Я принесу птичьи яйца, когда родится твой первый сын, — сказал Бовену.
Конан с невольным одобрением посмотрел на молодого вождя. Умение, решительность и милосердие находились у него в той самой пропорции, которая необходима для успеха. Теперь киммериец надеялся, что проблемы будут у него с шестью, самое большее с семью воинами из деревни Мертвого Слона. Что до остальных…
— Иккако Кубванде, у тебя я не прошу клятвы. Я только хочу, чтобы между нами не было ссор. Надеюсь, ты хочешь того же. Идоссо был твоим другом, не моим.
— Бросив тебе вызов, он перестал быть другом кому бы то ни было, — сказал Кубванде. — Я оплакал его в песне, и назад песни не вернешь. Скажу только, что жил он с большей честью, чем умер. Пусть духи вознаградят его за эту жизнь и да простят ему эту смерть.
По всему было видно, что больших бамула это удовлетворило.
Конана, честно говоря, это устроило не вполне, но он понимал, когда нужно остановиться в своих требованиях к человеку. Большего ждать не приходилось. Он решил не спускать с Кубванде глаз и никогда не позволять этому человеку заходить себе за спину.
— Мы знаем, кто здесь вождь, — сказал Конан. — Вы знаете, что я за человек. А я знаю, какова будет наша первая работа: собрать трупы, позаботиться о раненых и подыскать безопасное место для ночлега.
— А это место? — спросил кто-то.
— Может быть, безопасное, а может быть, и нет, — откликнулся Конан и поднял кулак. — Но для того, кто не подчинится мне, безопасного места не будет нигде.
Кубванде тоже поднял кулак. И Говинду поднял. Это был ритуальный жест. Никто больше не проронил ни слова. Все разошлись, чтобы сменить стражей, поискать мох и листья для раненых и подобрать убитых.
Скире теперь не нужно было искать общий язык с Вуоной, чтобы понимать, что происходит у той в голове. Там билась одна-единственная мысль — вернуться к своему народу, по крайней мере к тем, кто был здесь, в Дебрях Пиктов.
Скире показалось, что это стремление воссоединиться со своими стало сильнее после того, как двое самых могучих воинов схватились насмерть и северянин победил. Был ли черный гигант врагом Вуоны? Может быть, и был. Скира не могла сказать этого наверняка. Она была достаточно искушена, чтобы почувствовать зло, исходящее от черного великана. Громадный воин если и не был полностью предан злу, то яростное честолюбие и необузданный нрав склоняли его на эту дорогу. Так что полная преданность злу была только делом времени. Если между обоими воинами действительно происходила битва за первенство, то бамула повезло: они получили лучшего вождя. У громадного северянина был вид прирожденного правителя. Даже скудное одеяние бамульского воина, кровь, грязь и царапины не могли скрыть этого. Столь же царственным он был бы и в зеленом одеянии боссонского лучника или в стальных доспехах аквилонского рыцаря. Но только не в одеждах колдуна. Северянин выглядел, как существо, рожденное для простой, честной и открытой жизни, чуждой тайному Искусству. Кроме того, в северянине угадывалось нечто, что, как казалось когда-то Скире, присутствовало и у ее отца. И лишь потом Скира обнаружила, что в ее отце этого как раз и не стало.
Скира была столь увлечена высоким северянином, что на время позабыла о Вуоне. Та сразу почувствовала это. Она вскочила на ноги и побежала к бамула. Воины как раз собирали своих мертвых и раненых и укладывали их на импровизированные носилки из палок и сучьев, когда один из них заметил Вуону. Он закричал и замахал руками. Вуона испустила счастливый крик, который почти сразу превратился в вопль ужаса, когда стрела вонзилась в дерево на расстоянии ладони от ее уха.
Высокий северянин выкрикнул единственную команду, и его чернокожие воины рассыпались, выказывая сноровку, какую можно ожидать от солдат регулярной армии. Однако пиктского лучника они увидеть не смогли. Он прятался за скалами и находился так близко к Скире, что она могла бы коснуться его, будь у нее в руках длинная шпилька.
Вместо этого она коснулась его ножом. Скира не была слишком искусна во владении клинком, но на ее стороне были внезапность, ярость и достаточно силы. Пикт умер. Скира уверилась в том, что он мертв, подержав руку над его ртом и чувствуя, как замирает дыхание врага.
Девушка недвижно лежала возле пикта до тех пор, пока не убедилась, что ее поступок не привлек к ней внимание бамула. Осмотрев тело убитого, она обнаружила на нем татуировку Красного Аспида — символ клана Змеи. Она особо не удивилась, увидев, что оправдались ее подозрения. Клану Змеи вечно не давал покоя мир, заключенный отцом Скиры с кланом Совы, их соперниками. Теперь похоже было, что эта зависть поставила клан Змеи на путь предательства, если даже не на путь открытой войны.
Скира стала крадучись отступать назад, надеясь уйти подальше от этого места, прежде чем воины обнаружат ее. Затем она поняла, что, даже если ее найдут, ничего страшного не случится. Вряд ли они причинят ей вред. Если бы она могла поговорить с северянином, то узнала бы много о нем самом и его воинах. Такой отряд мог быть полезным. С его помощью она могла бы безопасно вернуться домой. А впоследствии эти люди могли бы защищать их с отцом.
Скира умела прятаться достаточно хорошо. Примерно в той же степени, что и владеть ножом. Этого умения оказалось достаточно, чтобы скрыть ее от посторонних глаз. Во всяком случае, бамула не обнаружили труп пикта и были отозваны назад вожаком. Скира была готова разрыдаться, когда заметила, что на склоне больше никого нет.
Девушка не рассчитывала так долго оставаться за пределами пещеры. Кроме того, она отдала свой плащ Вуоне, которая была теперь со своим народом. Поэтому дочь колдуна не видела другого выхода, кроме как последовать за чернокожими воинами. Если они уйдут, то шансов у нее, Скиры, отыскать их снова будет не больше, чем обнаружить их где-нибудь на Луне. Она здесь прежде всего для того, чтобы узнать: зачем появились бамула.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75