большая часть дворян была согласна с его мнением.
Когда снова водворилось спокойствие, граф Оливье дю Люк поднял голову, как бы пробудясь от задумчивости, и грустно взглянул на окружающих.
— Пусть будет по-вашему, господа, — проговорил он, — я готов, если нужно, быть беспощадным, но не скрою от вас, что мне приходится очень тяжело от обязанности, возложенной на меня вами.
И, сделав приветливый знак рукой Клер-де-Люню, он прибавил, обращаясь к нему:
— Примите нашу благодарность, шевалье, вы можете назваться вполне преданным слугой!
Начальник Тунеядцев Нового моста молча поклонился.
— Приступим же к делу, — продолжал граф, — будьте так добры объяснить нам, почему вы явились сюда в сопровождении его преподобия.
— Потому, граф, что между письмами, порученными сержанту Ла Прери, находилось одно, адресованное на имя отца Грендоржа. Мне казалось, что нашей партии не лишним было бы познакомиться с содержанием этого письма и знать, чего держаться относительно его преподобия.
— Еще раз благодарю вас, вы действовали, как умный человек.
С этими словами граф обернулся к пастору и, вежливо поклонившись, знаком просил его подойти.
— Ваше преподобие, — обратился он к нему, — я знаю вас с самого детства, так как вы в продолжение многих лет жили в Моверском замке. Во все время вашего пребывания там вы ни разу не могли пожаловаться на негостеприимство или невнимание к вашей особе; потому прошу вас искренне ответить мне на мои вопросы; если ответы будут удовлетворены, я возвращу вам ваше письмо нераспечатанным.
Пастор выпрямился, поклонился всему собранию и твердо отвечал:
— Господин граф дю Люк де Мовер, я всем обязан вашему семейству; вы родились на моих глазах, и, несмотря на разделяющее нас расстояние, я могу сказать, что люблю вас как родного сына. Я считал бы бессовестным, даже несмываемым преступлением, сделать что-нибудь против вас. Верьте мне, граф, так же как все я, желаю победы нашей святой религии и во всякое время готов, если это будет нужно, пролить свою кровь за святое дело.
— Хорошо, ваше преподобие; я и не ожидал от вас другого ответа. Возьмите обратно письмо и не сердитесь на некоторую грубость сегодняшнего поступка с вами.
— Я нисколько не в претензии за это, граф, — заверил его пастор с почтительным поклоном, — но очень рад, напротив, случаю видеться с вами, несмотря на испытанный мною вначале страх. Распечатайте это письмо, и вы увидите, что при всей моей ничтожности и я приношу свой камень на постройку общего здания.
При этих словах между протестантами раздался одобрительный шепот. Граф встал и собственноручно поставил стул пастору.
— Прошу вас присесть и откровенно рассказать нам, в чем дело, так как теперь, надеюсь, все ваши опасения должны исчезнуть.
— Я готов исполнить вашу просьбу, граф, но еще раз прошу вас распечатать письмо.
— Вы этого хотите?
— Непременно, — подтвердил тот с поклоном.
Граф открыл лежавший перед ним на столе пакет с письмами и внимательно осмотрел надписи на каждом из них.
Только легкое движение бровей на минуту выдало его волнение, когда он нашел между ними письмо на имя графини.
— Вот, — сказал он, — письмо на имя особы, с которой вы, по всей вероятности, продолжаете видеться; прошу вас передать ей его при свидании.
И он протянул письмо пастору, взявшему его, не говоря ни слова.
Затем, дойдя до второго письма, граф с улыбкой спросил пастора:
— Все ли вы еще желаете, чтоб я его распечатал?
— Больше, чем когда-нибудь.
— Ну, так исполним ваше желание!
Он распечатал письмо и стал читать его про себя.
В комнате воцарилось такое молчание, что слышно было, как пролетит муха.
Все взгляды с боязливым вниманием устремились на бледное лицо графа.
Через несколько минут он поднял голову.
— Милостивый государь, — сказал он пастора, спокойно стоявшего перед ним, — все ли верно, что здесь написано?
— Я не знаю содержание письма, но если оно подтверждает вам уже раз сказанное мною, то есть что все мои помыслы обращены к нашей религии, то, без сомнения, оно говорит правду.
— Послушайте, друзья мои, — обратился Оливье к окружавшим его дворянам, — вот что пишет маркиз де Фава его преподобию отцу Грендоржу. Письмо коротко, но содержание его имеет для нас большое значение.
— Читайте, читайте, мы вас слушаем! — вскричали протестанты, вставая с мест.
Граф стал читать.
Мы не будем распространяться о заключавшихся в письме подробностях, но скажем только, что оно показывало, с какой преданностью и каким самоотвержением служил отец Грендорж святому делу протестантской религии и сколько помощи оказал ей в это бедственное для нее время.
Когда граф кончил, все вельможи окружили священника, осыпая его самыми горячими приветствиями.
— Так как это происшествие кончилось благополучно, — сказал капитан Ватан, когда снова установилась тишина, — неплохо было бы нам возвратиться к прерванному разговору.
— Граф де Мовер наш начальник, — заявил барон де Сент-Ромм, — и ему одному принадлежит право начертать план наших действий.
— Только не теперь, господа, — отвечал граф, — вы сами слышали из письма маркиза де Фава, что Беарн, Наварра и другие провинции, принадлежавшие к владениям покойного короля Генриха Четвертого и крайне возмущенные несправедливой политикой герцога де Люиня, восстали, решив употребить все силы, чтоб не подчиниться требованиям Людовика Тринадцатого и сохранить свои привилегии. Повсюду восстают наши братья, жертвуя имуществом и вассалами для поддержания своих прав, которых так несправедливо не хотят признавать за ними. В Париже некоторые из наших пасторов с отцом Грендоржем собрали весьма значительные суммы и отослали их в Ла-Рошель.
— Да, — подтвердил граф д'Орваль, — все это мы теперь знаем, но не понимаем только, каким образом ведется война.
— Действительно, — прибавил барон де Круасси, — последние новости, полученные нами, говорили о разногласиях между нашими начальниками; герцог де Роган находил между прочим, что не настала еще минута для решительного восстания, и хотел идти наперекор общему собранию в Ла-Рошель.
— Тем более, — вновь вступил в разговор граф д'Орваль, — что король располагает теперь значительными силами, и раз мы уже были застигнуты врасплох.
— Все это совершенно верно, господа, — заметил граф дю Люк, — герцог де Роган действительно всеми силами старался воспрепятствовать войне: он боялся, что все наши усилия будут тщетны вследствие несогласий, возникших между начальниками протестантов. Но герцог тем не менее всей душой предан нашей религии и всегда поступает согласно с общим желанием. Чтоб защищать наше дело, он вступил в борьбу, не слушая выгодных предложений герцога де Люиня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127
Когда снова водворилось спокойствие, граф Оливье дю Люк поднял голову, как бы пробудясь от задумчивости, и грустно взглянул на окружающих.
— Пусть будет по-вашему, господа, — проговорил он, — я готов, если нужно, быть беспощадным, но не скрою от вас, что мне приходится очень тяжело от обязанности, возложенной на меня вами.
И, сделав приветливый знак рукой Клер-де-Люню, он прибавил, обращаясь к нему:
— Примите нашу благодарность, шевалье, вы можете назваться вполне преданным слугой!
Начальник Тунеядцев Нового моста молча поклонился.
— Приступим же к делу, — продолжал граф, — будьте так добры объяснить нам, почему вы явились сюда в сопровождении его преподобия.
— Потому, граф, что между письмами, порученными сержанту Ла Прери, находилось одно, адресованное на имя отца Грендоржа. Мне казалось, что нашей партии не лишним было бы познакомиться с содержанием этого письма и знать, чего держаться относительно его преподобия.
— Еще раз благодарю вас, вы действовали, как умный человек.
С этими словами граф обернулся к пастору и, вежливо поклонившись, знаком просил его подойти.
— Ваше преподобие, — обратился он к нему, — я знаю вас с самого детства, так как вы в продолжение многих лет жили в Моверском замке. Во все время вашего пребывания там вы ни разу не могли пожаловаться на негостеприимство или невнимание к вашей особе; потому прошу вас искренне ответить мне на мои вопросы; если ответы будут удовлетворены, я возвращу вам ваше письмо нераспечатанным.
Пастор выпрямился, поклонился всему собранию и твердо отвечал:
— Господин граф дю Люк де Мовер, я всем обязан вашему семейству; вы родились на моих глазах, и, несмотря на разделяющее нас расстояние, я могу сказать, что люблю вас как родного сына. Я считал бы бессовестным, даже несмываемым преступлением, сделать что-нибудь против вас. Верьте мне, граф, так же как все я, желаю победы нашей святой религии и во всякое время готов, если это будет нужно, пролить свою кровь за святое дело.
— Хорошо, ваше преподобие; я и не ожидал от вас другого ответа. Возьмите обратно письмо и не сердитесь на некоторую грубость сегодняшнего поступка с вами.
— Я нисколько не в претензии за это, граф, — заверил его пастор с почтительным поклоном, — но очень рад, напротив, случаю видеться с вами, несмотря на испытанный мною вначале страх. Распечатайте это письмо, и вы увидите, что при всей моей ничтожности и я приношу свой камень на постройку общего здания.
При этих словах между протестантами раздался одобрительный шепот. Граф встал и собственноручно поставил стул пастору.
— Прошу вас присесть и откровенно рассказать нам, в чем дело, так как теперь, надеюсь, все ваши опасения должны исчезнуть.
— Я готов исполнить вашу просьбу, граф, но еще раз прошу вас распечатать письмо.
— Вы этого хотите?
— Непременно, — подтвердил тот с поклоном.
Граф открыл лежавший перед ним на столе пакет с письмами и внимательно осмотрел надписи на каждом из них.
Только легкое движение бровей на минуту выдало его волнение, когда он нашел между ними письмо на имя графини.
— Вот, — сказал он, — письмо на имя особы, с которой вы, по всей вероятности, продолжаете видеться; прошу вас передать ей его при свидании.
И он протянул письмо пастору, взявшему его, не говоря ни слова.
Затем, дойдя до второго письма, граф с улыбкой спросил пастора:
— Все ли вы еще желаете, чтоб я его распечатал?
— Больше, чем когда-нибудь.
— Ну, так исполним ваше желание!
Он распечатал письмо и стал читать его про себя.
В комнате воцарилось такое молчание, что слышно было, как пролетит муха.
Все взгляды с боязливым вниманием устремились на бледное лицо графа.
Через несколько минут он поднял голову.
— Милостивый государь, — сказал он пастора, спокойно стоявшего перед ним, — все ли верно, что здесь написано?
— Я не знаю содержание письма, но если оно подтверждает вам уже раз сказанное мною, то есть что все мои помыслы обращены к нашей религии, то, без сомнения, оно говорит правду.
— Послушайте, друзья мои, — обратился Оливье к окружавшим его дворянам, — вот что пишет маркиз де Фава его преподобию отцу Грендоржу. Письмо коротко, но содержание его имеет для нас большое значение.
— Читайте, читайте, мы вас слушаем! — вскричали протестанты, вставая с мест.
Граф стал читать.
Мы не будем распространяться о заключавшихся в письме подробностях, но скажем только, что оно показывало, с какой преданностью и каким самоотвержением служил отец Грендорж святому делу протестантской религии и сколько помощи оказал ей в это бедственное для нее время.
Когда граф кончил, все вельможи окружили священника, осыпая его самыми горячими приветствиями.
— Так как это происшествие кончилось благополучно, — сказал капитан Ватан, когда снова установилась тишина, — неплохо было бы нам возвратиться к прерванному разговору.
— Граф де Мовер наш начальник, — заявил барон де Сент-Ромм, — и ему одному принадлежит право начертать план наших действий.
— Только не теперь, господа, — отвечал граф, — вы сами слышали из письма маркиза де Фава, что Беарн, Наварра и другие провинции, принадлежавшие к владениям покойного короля Генриха Четвертого и крайне возмущенные несправедливой политикой герцога де Люиня, восстали, решив употребить все силы, чтоб не подчиниться требованиям Людовика Тринадцатого и сохранить свои привилегии. Повсюду восстают наши братья, жертвуя имуществом и вассалами для поддержания своих прав, которых так несправедливо не хотят признавать за ними. В Париже некоторые из наших пасторов с отцом Грендоржем собрали весьма значительные суммы и отослали их в Ла-Рошель.
— Да, — подтвердил граф д'Орваль, — все это мы теперь знаем, но не понимаем только, каким образом ведется война.
— Действительно, — прибавил барон де Круасси, — последние новости, полученные нами, говорили о разногласиях между нашими начальниками; герцог де Роган находил между прочим, что не настала еще минута для решительного восстания, и хотел идти наперекор общему собранию в Ла-Рошель.
— Тем более, — вновь вступил в разговор граф д'Орваль, — что король располагает теперь значительными силами, и раз мы уже были застигнуты врасплох.
— Все это совершенно верно, господа, — заметил граф дю Люк, — герцог де Роган действительно всеми силами старался воспрепятствовать войне: он боялся, что все наши усилия будут тщетны вследствие несогласий, возникших между начальниками протестантов. Но герцог тем не менее всей душой предан нашей религии и всегда поступает согласно с общим желанием. Чтоб защищать наше дело, он вступил в борьбу, не слушая выгодных предложений герцога де Люиня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127