Обладая от природы нежным сердцем, он полюбил, едва стал в состоянии любить.
Однажды на богослужении, посвященном Великому идолу, он должен был совершить семнадцать установленных коленопреклонений; в это время проходила мимо него красавица, в которую он был влюблен, и бросила на него такой взгляд, сопровождаемый улыбкой, что он сразу впал в рассеянность, потерял равновесие, ткнулся носом в землю, привел в смущение всех присутствующих, забыл число поклонов и сделал только шестнадцать.
Великий идол, оскорбленный и возмущенный скандалом, жестоко покарал его. Гилас, – так его звали, – бедный Гилас почувствовал, что его охватило жгучее желание и что он окончательно лишен возможности его удовлетворять. Удивленный и огорченный такой бедой, он вопросил идола.
«Ты вновь найдешь себя, – сказал ему голос, сопровождаемый чиханьем, – лишь в объятиях женщины, которая, зная о твоем несчастье, не разлюбит тебя».
Самонадеянность нередко является спутницей молодости и красоты. Гилас вообразил, что его ум и очарование его наружности скоро привлекут к нему чье-нибудь чувствительное сердце, которое, довольствуясь тем, что осталось у юноши, будет любить его и не замедлит вернуть ему утраченное им благо. Прежде всего он обратился к той, которая была невольной причиной его беды. Это была молодая особа, живая, страстная и кокетливая. Гилас обожал ее. Он добился свидания, где его ласкали и ласкали, и доласкали до предела, которого он не мог перешагнуть; он долго мучился в объятиях возлюбленной и ждал исполнения, обещанного оракулом; все было напрасно. Когда ей наскучило ждать, она быстро оправила платье и покинула его. Самое худшее в этом приключении было то, что маленькая сумасбродка рассказала о нем одной из своих подруг, которая по секрету передала это трем-четырем другим подругам; они же поделились секретом с таким количеством подруг, что Гиласа, за два дня до этого любимого всеми женщинами, все стали презирать, считать чудовищем и показывать на него пальцем.
Несчастный Гилас, обесславленный на родине, отправился путешествовать, чтобы отыскать лекарство от своей болезни. Без спутников, инкогнито, он появился при дворе абиссинского императора. Началось с того, что многие женщины влюбились в молодого иностранца, – чуть не передрались из-за него. Но осторожный Гилас избегал таких встреч, где он боялся не найти того, что ему было нужно, и знал, что женщины не найдут того, что им нужно. Но подивитесь женской проницательности. «Такой молодой, такой умный и красивый и так ведет себя, – говорили о нем. – Не странно ли это?» Чуть было не усмотрели среди стольких его прекрасных качеств его недостатка и, боясь подарить ему все, что нормальный мужчина может пожелать, ему отказывали в единственной вещи, которой ему недоставало.
После первого ознакомления со страной Гилас привязался к одной молодой женщине, которая, неизвестно по какому капризу, перешла от легкомысленной жизни к крайнему ханжеству. Он мало-помалу вкрался в ее доверие, усвоил ее взгляды, подражал ее поступкам, подавал ей руку в храме и так часто беседовал о суетности мирских удовольствий, что незаметно пробудил в ней вкус к ним вместе с воспоминанием о них. Больше месяца он ходил по мечетям, присутствовал на проповедях, навещал больных, когда, наконец, он решился приступить к излечению себя, но здесь его ждала неудача. Благочестивая возлюбленная его, хотя и знала все, что делается на небе, была не менее хорошо осведомлена о том, как иные вещи происходят на земле. И бедный юноша в одну минуту лишился плодов своих добрых дел. Единственно, что его утешало, это ненарушимостъ тайны, которая была соблюдена. Одно словечко сделало бы неисцелимой его болезнь, – но оно не было произнесено. Гилас завязал дружбу еще с несколькими благочестивыми женщинами, к которым он прибегал за исцелением, предписанным оракулом; они не сняли с него чар, потому что любили его именно за то, чего у него недоставало. Привычка все одухотворять ни к чему не послужила им. Они искали чувства, но именно того, которое порождается наслаждением.
«Так вы меня не любите?» – грустно спрашивал их Гилас. – «Но разве вы не знаете, сударь, – отвечали ему, – что нужно сначала знать то, что хочешь любить? И вы должны сознаться, что, вследствие вашей обездоленности, вы недостаточно любезны в тот момент, когда вас хотят узнать».
«Увы, – говорил он, удаляясь, – нигде нет этой чистой любви, о которой столько говорят. Эта тонкость чувств, которою хвалятся столько женщин и мужчин, не более, чем химера. Оракул обманул меня, и я останусь таким на всю жизнь».
Попутно он встречался с женщинами, которые ищут только сердечных связей и ненавидят дерзкого мужчину как жабу. Они ему так настоятельно советовали не вносить ничего земного и грубого в свое отношение к ним, что он стал надеяться на исцеление с их помощью. С открытым сердцем он подошел к ним; и был очень удивлен тем, что после чувствительных бесед, какие они с ним завязывали, он оставался неисцеленным.
«Нужно, – сказал он себе, – попробовать другой способ, кроме слов».
Он стал поджидать случая, удобного для выполнения предписаний оракула. Случай представился. Молодая последовательница платонизма, до безумия любившая прогулки, увлекла его в глубину леса. Они были далеко от посторонних глаз, когда ей сделалось дурно. Гилас бросился к ней и прибегнул к всевозможным средствам, чтобы привести ее в чувство. Но все усилия его оказались напрасными. Находившаяся в обмороке красавица заметила это не хуже его.
«Ах, сударь, – сказала она, – освобождаясь из его объятий, – какой же вы мужчина! Никогда мне больше не придет в голову забираться в такие уединенные места, где, почувствовав себя дурно, сто раз рискуешь погибнуть без помощи».
Подруги, узнав об этом, пожалели ее и поклялись, что нежные чувства, которые они к нему питали, также не были утолены, после чего они перестали с ним видеться.
Так бедный Гилас вызвал неудовольствие у стольких женщин, несмотря на прекрасное лицо и самые утонченные чувства.
– Какой же он простофиля, – сказал султан. – Почему не обратился он к весталкам, которыми полны наши монастыри? Они влюбились бы в него до безумия, и он был бы наверняка исцелен через решетку.
– Государь, – отвечал Селим, – история гласит, что он избирал и этот путь и убедился, что нигде не хотят любить впустую.
– В таком случае, – сказал султан, – я отчаиваюсь в его выздоровлении.
– Он, как и ваше высочество, отчаивался в нем, – продолжал Селим. – Устав от попыток, которые ни к чему не привели, он ушел в уединение, подавленный приговором бесконечного количества женщин, которые слишком ясно дали ему понять, что он бесполезен в обществе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
Однажды на богослужении, посвященном Великому идолу, он должен был совершить семнадцать установленных коленопреклонений; в это время проходила мимо него красавица, в которую он был влюблен, и бросила на него такой взгляд, сопровождаемый улыбкой, что он сразу впал в рассеянность, потерял равновесие, ткнулся носом в землю, привел в смущение всех присутствующих, забыл число поклонов и сделал только шестнадцать.
Великий идол, оскорбленный и возмущенный скандалом, жестоко покарал его. Гилас, – так его звали, – бедный Гилас почувствовал, что его охватило жгучее желание и что он окончательно лишен возможности его удовлетворять. Удивленный и огорченный такой бедой, он вопросил идола.
«Ты вновь найдешь себя, – сказал ему голос, сопровождаемый чиханьем, – лишь в объятиях женщины, которая, зная о твоем несчастье, не разлюбит тебя».
Самонадеянность нередко является спутницей молодости и красоты. Гилас вообразил, что его ум и очарование его наружности скоро привлекут к нему чье-нибудь чувствительное сердце, которое, довольствуясь тем, что осталось у юноши, будет любить его и не замедлит вернуть ему утраченное им благо. Прежде всего он обратился к той, которая была невольной причиной его беды. Это была молодая особа, живая, страстная и кокетливая. Гилас обожал ее. Он добился свидания, где его ласкали и ласкали, и доласкали до предела, которого он не мог перешагнуть; он долго мучился в объятиях возлюбленной и ждал исполнения, обещанного оракулом; все было напрасно. Когда ей наскучило ждать, она быстро оправила платье и покинула его. Самое худшее в этом приключении было то, что маленькая сумасбродка рассказала о нем одной из своих подруг, которая по секрету передала это трем-четырем другим подругам; они же поделились секретом с таким количеством подруг, что Гиласа, за два дня до этого любимого всеми женщинами, все стали презирать, считать чудовищем и показывать на него пальцем.
Несчастный Гилас, обесславленный на родине, отправился путешествовать, чтобы отыскать лекарство от своей болезни. Без спутников, инкогнито, он появился при дворе абиссинского императора. Началось с того, что многие женщины влюбились в молодого иностранца, – чуть не передрались из-за него. Но осторожный Гилас избегал таких встреч, где он боялся не найти того, что ему было нужно, и знал, что женщины не найдут того, что им нужно. Но подивитесь женской проницательности. «Такой молодой, такой умный и красивый и так ведет себя, – говорили о нем. – Не странно ли это?» Чуть было не усмотрели среди стольких его прекрасных качеств его недостатка и, боясь подарить ему все, что нормальный мужчина может пожелать, ему отказывали в единственной вещи, которой ему недоставало.
После первого ознакомления со страной Гилас привязался к одной молодой женщине, которая, неизвестно по какому капризу, перешла от легкомысленной жизни к крайнему ханжеству. Он мало-помалу вкрался в ее доверие, усвоил ее взгляды, подражал ее поступкам, подавал ей руку в храме и так часто беседовал о суетности мирских удовольствий, что незаметно пробудил в ней вкус к ним вместе с воспоминанием о них. Больше месяца он ходил по мечетям, присутствовал на проповедях, навещал больных, когда, наконец, он решился приступить к излечению себя, но здесь его ждала неудача. Благочестивая возлюбленная его, хотя и знала все, что делается на небе, была не менее хорошо осведомлена о том, как иные вещи происходят на земле. И бедный юноша в одну минуту лишился плодов своих добрых дел. Единственно, что его утешало, это ненарушимостъ тайны, которая была соблюдена. Одно словечко сделало бы неисцелимой его болезнь, – но оно не было произнесено. Гилас завязал дружбу еще с несколькими благочестивыми женщинами, к которым он прибегал за исцелением, предписанным оракулом; они не сняли с него чар, потому что любили его именно за то, чего у него недоставало. Привычка все одухотворять ни к чему не послужила им. Они искали чувства, но именно того, которое порождается наслаждением.
«Так вы меня не любите?» – грустно спрашивал их Гилас. – «Но разве вы не знаете, сударь, – отвечали ему, – что нужно сначала знать то, что хочешь любить? И вы должны сознаться, что, вследствие вашей обездоленности, вы недостаточно любезны в тот момент, когда вас хотят узнать».
«Увы, – говорил он, удаляясь, – нигде нет этой чистой любви, о которой столько говорят. Эта тонкость чувств, которою хвалятся столько женщин и мужчин, не более, чем химера. Оракул обманул меня, и я останусь таким на всю жизнь».
Попутно он встречался с женщинами, которые ищут только сердечных связей и ненавидят дерзкого мужчину как жабу. Они ему так настоятельно советовали не вносить ничего земного и грубого в свое отношение к ним, что он стал надеяться на исцеление с их помощью. С открытым сердцем он подошел к ним; и был очень удивлен тем, что после чувствительных бесед, какие они с ним завязывали, он оставался неисцеленным.
«Нужно, – сказал он себе, – попробовать другой способ, кроме слов».
Он стал поджидать случая, удобного для выполнения предписаний оракула. Случай представился. Молодая последовательница платонизма, до безумия любившая прогулки, увлекла его в глубину леса. Они были далеко от посторонних глаз, когда ей сделалось дурно. Гилас бросился к ней и прибегнул к всевозможным средствам, чтобы привести ее в чувство. Но все усилия его оказались напрасными. Находившаяся в обмороке красавица заметила это не хуже его.
«Ах, сударь, – сказала она, – освобождаясь из его объятий, – какой же вы мужчина! Никогда мне больше не придет в голову забираться в такие уединенные места, где, почувствовав себя дурно, сто раз рискуешь погибнуть без помощи».
Подруги, узнав об этом, пожалели ее и поклялись, что нежные чувства, которые они к нему питали, также не были утолены, после чего они перестали с ним видеться.
Так бедный Гилас вызвал неудовольствие у стольких женщин, несмотря на прекрасное лицо и самые утонченные чувства.
– Какой же он простофиля, – сказал султан. – Почему не обратился он к весталкам, которыми полны наши монастыри? Они влюбились бы в него до безумия, и он был бы наверняка исцелен через решетку.
– Государь, – отвечал Селим, – история гласит, что он избирал и этот путь и убедился, что нигде не хотят любить впустую.
– В таком случае, – сказал султан, – я отчаиваюсь в его выздоровлении.
– Он, как и ваше высочество, отчаивался в нем, – продолжал Селим. – Устав от попыток, которые ни к чему не привели, он ушел в уединение, подавленный приговором бесконечного количества женщин, которые слишком ясно дали ему понять, что он бесполезен в обществе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69