А между тем я не могу сказать ни одного слова, которое вы выслушали бы внимательно. Однако вы были бы гораздо лучше, и я бы гораздо лучше чувствовал себя, если бы я всегда мог говорить, а вы всегда меня слушали.
– А зачем вам нужно, чтобы я вас слушала?
– В конце концов, вы правы. Ну, хорошо, отложим до сегодняшнего вечера, до завтра или до другого дня главу о наружности наших островитян и о туалете их женщин.
Глава девятнадцатая
О наружности островитян и о женском туалете
Это было после обеда. Мирзоза сидела с вязаньем, а Мангогул, растянувшись на софе, с полузакрытыми глазами, молча занимался пищеварением. Прошел добрый час в молчании и покое, когда, наконец, султан обратился к фаворитке:
– Расположена ли сударыня выслушать меня?
– Смотря по тому, о чем вы будете говорить.
– Но, в конце концов, не все ли мне равно, слушаете вы меня или нет, как вы изволили разумно и справедливо заметить?
Мирзоза улыбнулась, а Мангогул продолжал:
– Пусть принесут дневник моих путешественников и пусть не вынимают моих закладок или, клянусь бородою…
Ему принесли дневник, он открыл его и стал читать:
«Островитяне созданы совсем иначе, нежели другие люди. Каждый от рождения несет на себе знак своего призвания, поэтому в большинстве случаев все бывают тем, чем должны быть. Те, кому природа судила быть геометрами, обладают удлиненными пальцами, похожими на циркуль. Мой хозяин принадлежал к их числу. Субъект, рожденный быть астрономом, отличается глазами в форме улитки. Географы имеют голову, похожую на глобус. У музыкантов или изучающих акустику уши в форме рожка. У межевщиков ноги похожи на шесты, у гидравликов»…
Тут султан остановился, и Мирзоза спросила его:
– Ну, что же у гидравликов?
Мангогул ответил:
– Вы спрашиваете? Так узнайте же: «Сокровище в форме трубки, пускающей струю. У химиков нос – как перегонный куб. У анатома указательный палец – как скальпель. У механиков руки – как подпилки или как пилы».
Мирзоза прибавила:
– У этого народа все не так, как в нашей стране, где люди, получившие от Брамы мускулистые руки, казалось бы, предназначенные управлять плугом, стоят у кормила государства, заседают в судах или председательствуют в академиях; у нас человек, который видит не лучше крота, проводит всю свою жизнь в наблюдениях и весь занят профессией, требующей рысьих глаз.
Султан продолжал читать:
«Между обитателями острова можно заметить таких, пальцы которых схожи с циркулем, голова с глобусом, глаза с телескопом, уши с рожком. „Эти люди, – сказал я моему хозяину, – по-видимому виртуозы, из числа тех универсальных существ, которые обладают всеми талантами“.
Мирзоза перебила султана:
– Бьюсь об заклад, что я угадала ответ хозяина.
Мангогул
Каков же он?
Мирзоза
Он ответил, что эти люди, которых природа, казалось бы, одарила всем, не годны ни к чему.
Мангогул
Клянусь Брамой, именно так. Поистине, султанша, вы очень умны. Мой путешественник прибавляет, что такое строение островитян придает всему народу вид автоматов; когда они ходят, кажется, что они занимаются измерением; когда они жестикулируют, они как будто чертят геометрические фигуры; а их пенье – исполненная пафосом декламация.
Мирзоза
В таком случае музыка у них должна быть очень плохой.
Мангогул
Но почему же?
Мирзоза
Потому, что музыка у них, по-видимому, стоит ниже декламации.
Мангогул
«Не успел я несколько раз пройтись по главной аллее общественного сада, как сделался предметом разговоров и объектом всеобщего любопытства.
– Он упал с луны, – говорил один.
– Вы ошибаетесь, – возразил другой, – он явился с Сатурна.
– Я думаю, что это обитатель Меркурия, – говорил третий.
Четвертый приблизился ко мне и сказал:
– Чужеземец, разрешите узнать, откуда вы.
– Из Конго, – ответил я.
– А где же Конго?
Я собирался удовлетворить его любопытство, когда кругом поднялся гул множества мужских и женских голосов, повторявших:
– Он из Конго! Конго… Конго…
Оглушенный, я заткнул уши и поспешил уйти из сада. Между тем они остановили моего хозяина, спрашивая у него, кто такие конго: люди или звери. На другой день моя дверь была осаждена толпой, которая добивалась увидеть конго. Я показался им, говорил с ними, и они удалились с презрительным смехом, восклицая:
– Фи! Это человек!
Мирзоза принялась хохотать. Потом спросила:
– А туалет?
Мангогул отвечал:
– Припоминает ли сударыня одного черного брамина, очень оригинального, полубезумца, полуразумного?
– Да, я помню. Это был чудак, который всюду совался со своим умом и которого другие черные брамины, его собратья, затравили до смерти.
– Отлично. Вероятно, вы слышали, а может быть, и видели, особого рода клавесин, где он расположил цвета сообразно с лестницей тонов, намереваясь исполнять для наших глаз сонату, аллегро, престо, адажио, кантабиле – столь же приятные для зрения, как и мастерски выполненные произведения для слуха.
– Я сделала лучше: однажды я предложила ему перевести звуковой менуэт на цветовой, и он справился с этим превосходно.
– И это вас очень позабавило?
– Очень, потому что я тогда была ребенком.
– Ну вот, мои путешественники нашли такой же инструмент у островитян, но исполняющий свое прямое назначение.
– Должно быть, служить туалету?
– Верно. Но каким образом?
– Каким? Вот каким. Взяв какой-нибудь предмет нашего туалета, достаточно тронуть известное количество клавиш, чтобы найти гармонию этой вещи и определить соответствующие цвета других предметов туалета.
– Вы невозможны! Вас нечему учить, вы все угадываете.
– Я даже думаю, что есть в этой музыке диссонансы, которых можно избегнуть, предвидя заранее.
– Вот именно.
– Поэтому я и думаю, что для горничной нужно столько же таланта, опыта и глубины познаний, сколько и для капельмейстера.
– А вы знаете, что из этого следует?
– Нет.
– Что мне остается закрыть дневник и приняться за щербет. Ваша мудрость, султанша, приводит меня в дурное настроение.
– Другими словами, вы хотели бы, чтобы я была поглупее?
– Почему же нет? Это сблизило бы нас, и мы приятнее проводили бы время. Нужно быть охваченным неистовой страстью, чтобы терпеть унижения, которым не видно конца. Я охладею к вам, берегитесь!
– Государь, соблаговолите взять дневник и продолжать чтение.
– Очень охотно. Сейчас будет говорить мой путешественник.
«Однажды, выйдя из-за стола, мой хозяин бросился на софу, на которой и не замедлил погрузиться в сон, а я направился вместе с дамами в их апартаменты. Пройдя ряд комнат, мы вошли в большой, хорошо освещенный покой, посередине которого стоял клавесин. Хозяйка дома села перед ним, провела пальцами по клавишам, заглянула в ящик и сказала с довольным видом:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
– А зачем вам нужно, чтобы я вас слушала?
– В конце концов, вы правы. Ну, хорошо, отложим до сегодняшнего вечера, до завтра или до другого дня главу о наружности наших островитян и о туалете их женщин.
Глава девятнадцатая
О наружности островитян и о женском туалете
Это было после обеда. Мирзоза сидела с вязаньем, а Мангогул, растянувшись на софе, с полузакрытыми глазами, молча занимался пищеварением. Прошел добрый час в молчании и покое, когда, наконец, султан обратился к фаворитке:
– Расположена ли сударыня выслушать меня?
– Смотря по тому, о чем вы будете говорить.
– Но, в конце концов, не все ли мне равно, слушаете вы меня или нет, как вы изволили разумно и справедливо заметить?
Мирзоза улыбнулась, а Мангогул продолжал:
– Пусть принесут дневник моих путешественников и пусть не вынимают моих закладок или, клянусь бородою…
Ему принесли дневник, он открыл его и стал читать:
«Островитяне созданы совсем иначе, нежели другие люди. Каждый от рождения несет на себе знак своего призвания, поэтому в большинстве случаев все бывают тем, чем должны быть. Те, кому природа судила быть геометрами, обладают удлиненными пальцами, похожими на циркуль. Мой хозяин принадлежал к их числу. Субъект, рожденный быть астрономом, отличается глазами в форме улитки. Географы имеют голову, похожую на глобус. У музыкантов или изучающих акустику уши в форме рожка. У межевщиков ноги похожи на шесты, у гидравликов»…
Тут султан остановился, и Мирзоза спросила его:
– Ну, что же у гидравликов?
Мангогул ответил:
– Вы спрашиваете? Так узнайте же: «Сокровище в форме трубки, пускающей струю. У химиков нос – как перегонный куб. У анатома указательный палец – как скальпель. У механиков руки – как подпилки или как пилы».
Мирзоза прибавила:
– У этого народа все не так, как в нашей стране, где люди, получившие от Брамы мускулистые руки, казалось бы, предназначенные управлять плугом, стоят у кормила государства, заседают в судах или председательствуют в академиях; у нас человек, который видит не лучше крота, проводит всю свою жизнь в наблюдениях и весь занят профессией, требующей рысьих глаз.
Султан продолжал читать:
«Между обитателями острова можно заметить таких, пальцы которых схожи с циркулем, голова с глобусом, глаза с телескопом, уши с рожком. „Эти люди, – сказал я моему хозяину, – по-видимому виртуозы, из числа тех универсальных существ, которые обладают всеми талантами“.
Мирзоза перебила султана:
– Бьюсь об заклад, что я угадала ответ хозяина.
Мангогул
Каков же он?
Мирзоза
Он ответил, что эти люди, которых природа, казалось бы, одарила всем, не годны ни к чему.
Мангогул
Клянусь Брамой, именно так. Поистине, султанша, вы очень умны. Мой путешественник прибавляет, что такое строение островитян придает всему народу вид автоматов; когда они ходят, кажется, что они занимаются измерением; когда они жестикулируют, они как будто чертят геометрические фигуры; а их пенье – исполненная пафосом декламация.
Мирзоза
В таком случае музыка у них должна быть очень плохой.
Мангогул
Но почему же?
Мирзоза
Потому, что музыка у них, по-видимому, стоит ниже декламации.
Мангогул
«Не успел я несколько раз пройтись по главной аллее общественного сада, как сделался предметом разговоров и объектом всеобщего любопытства.
– Он упал с луны, – говорил один.
– Вы ошибаетесь, – возразил другой, – он явился с Сатурна.
– Я думаю, что это обитатель Меркурия, – говорил третий.
Четвертый приблизился ко мне и сказал:
– Чужеземец, разрешите узнать, откуда вы.
– Из Конго, – ответил я.
– А где же Конго?
Я собирался удовлетворить его любопытство, когда кругом поднялся гул множества мужских и женских голосов, повторявших:
– Он из Конго! Конго… Конго…
Оглушенный, я заткнул уши и поспешил уйти из сада. Между тем они остановили моего хозяина, спрашивая у него, кто такие конго: люди или звери. На другой день моя дверь была осаждена толпой, которая добивалась увидеть конго. Я показался им, говорил с ними, и они удалились с презрительным смехом, восклицая:
– Фи! Это человек!
Мирзоза принялась хохотать. Потом спросила:
– А туалет?
Мангогул отвечал:
– Припоминает ли сударыня одного черного брамина, очень оригинального, полубезумца, полуразумного?
– Да, я помню. Это был чудак, который всюду совался со своим умом и которого другие черные брамины, его собратья, затравили до смерти.
– Отлично. Вероятно, вы слышали, а может быть, и видели, особого рода клавесин, где он расположил цвета сообразно с лестницей тонов, намереваясь исполнять для наших глаз сонату, аллегро, престо, адажио, кантабиле – столь же приятные для зрения, как и мастерски выполненные произведения для слуха.
– Я сделала лучше: однажды я предложила ему перевести звуковой менуэт на цветовой, и он справился с этим превосходно.
– И это вас очень позабавило?
– Очень, потому что я тогда была ребенком.
– Ну вот, мои путешественники нашли такой же инструмент у островитян, но исполняющий свое прямое назначение.
– Должно быть, служить туалету?
– Верно. Но каким образом?
– Каким? Вот каким. Взяв какой-нибудь предмет нашего туалета, достаточно тронуть известное количество клавиш, чтобы найти гармонию этой вещи и определить соответствующие цвета других предметов туалета.
– Вы невозможны! Вас нечему учить, вы все угадываете.
– Я даже думаю, что есть в этой музыке диссонансы, которых можно избегнуть, предвидя заранее.
– Вот именно.
– Поэтому я и думаю, что для горничной нужно столько же таланта, опыта и глубины познаний, сколько и для капельмейстера.
– А вы знаете, что из этого следует?
– Нет.
– Что мне остается закрыть дневник и приняться за щербет. Ваша мудрость, султанша, приводит меня в дурное настроение.
– Другими словами, вы хотели бы, чтобы я была поглупее?
– Почему же нет? Это сблизило бы нас, и мы приятнее проводили бы время. Нужно быть охваченным неистовой страстью, чтобы терпеть унижения, которым не видно конца. Я охладею к вам, берегитесь!
– Государь, соблаговолите взять дневник и продолжать чтение.
– Очень охотно. Сейчас будет говорить мой путешественник.
«Однажды, выйдя из-за стола, мой хозяин бросился на софу, на которой и не замедлил погрузиться в сон, а я направился вместе с дамами в их апартаменты. Пройдя ряд комнат, мы вошли в большой, хорошо освещенный покой, посередине которого стоял клавесин. Хозяйка дома села перед ним, провела пальцами по клавишам, заглянула в ящик и сказала с довольным видом:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69