– спросил Боб.
– Джеми.
– А я думал, он – юрист.
– Бывший. Десять лет покопался в законах, а потом все-таки набрался смелости и занялся тем, чем ему хотелось, а не отцу. Думаю, отец его за это зауважал.
– Да, упрямый был чертяка, – заметил Боб.
– Не то слово. И крутой. Знаешь, за двадцать два года, что я жил дома, мне только раз пришлось видеть его плачущим. Он не плакал, даже когда умерла мама. А вот когда отца твоею убили, не сдержался. Помнится, он вернулся домой и уселся внизу. Один. Уже светать начало, а он все сидел и пил. Я проснулся от звука, которого прежде никогда не слышал. Спустился тайком вниз. Смотрю, а он сидит в той старой качалке, – Джон указал на облезлое старое кресло, стоявшее на одном и том же месте на протяжении пятидесяти с лишним лет, – раскачивается взад-вперед и рыдает, как ребенок. Он любил твоего отца, считал Эрла Суэггера самым совершенным человеком. Герой, отец семейства, полицейский, неподкупный символ всего честного и справедливого, на чем держится Америка.
– А я всегда говорю: мой отец был всего лишь человек, обычный человек.
– Мой отец вряд ли согласился бы с тобой. Боб, позволь спросить: что происходит? Тут слухи всякие ходят.
– О том, что сумасшедший Боб Ли выкопал какого-то конфедерате?
– Да. Об этом тоже. И о другом. Ты неожиданно появляешься здесь – и тут же в Оклахоме случается жуткая перестрелка. Десять человек убиты. До твоего приезда такого не бывало. Ты вроде бы к этому не причастен, но народ не забыл еще, как несколько лет назад ты пошел на охоту, и из леса выволокли двух парней в похоронных мешках. Тогда отец отстоял тебя в федеральном суде.
– Никто из-за меня не попадает в похоронный мешок незаслуженно. Это дело прошлое. И касается моего отца.
– А мой принимал в нем участие?
– Я просил его оформить для меня кое-какие документы. Только и всего.
– Вот как?
– Я тут с юным другом. Он хочет написать книгу о моем отце и обратился ко мне за помощью. А Эрла Суэггера уже почти никто не помнит. Только твой отец и старая миссис Конни. Отец твой вот умер, а скоро и ее черед. Я подумал, что это стоящая идея. Во всяком случае, лучше пусть пишут о нем, чем обо мне.
– Понятно. Но имей в виду, народ тобой интересуется. Хоть и ходишь ты один, мой друг, а тень отбрасываешь длинную. Ладно, пойдем со мной. У меня кое-что есть для тебя.
Они двинулись сквозь толпу. Боб шел словно через обрывки своего прошлого. Вон Сара Винсент, старшая дочь Сэма. Она дважды выходила замуж, дважды разводилась и сейчас работает в городском бюро путешествий – преуспевающая и одинокая дама. Она единственная из всех детей Винсентов не обладала магнетизмом Сэма, хотя когда-то была по уши влюблена в Боба, да и сейчас вот бросила на него смущенный пылающий взгляд. Собственно, только она одна и не постеснялась встретиться с ним взглядом. Все остальные в замешательстве отводили глаза.
«Я убивал людей. Я – снайпер. Изгой».
Именно гнетущее чувство собственной отверженности порой толкает убийцу на новые убийства. Три года назад, в результате скандального судебного разбирательства, его земляки узнали, что Боб Ли Суэггер не просто спившийся ветеран морской пехоты, живущий в одиночестве на своей горе, а снайпер, палач, охотник за людьми, на совести которого восемьдесят семь загубленных жизней. В Аризоне это никого не ужасало, потому что другим его там и не знали. А на родине получившие огласку сведения из его биографии вызвали эффект разорвавшейся бомбы. Все вспоминали, каким он был в прошлом, и задавались вопросом: почему именно он? Почему он не такой, как все? Что известно снайперу и не известно всем остальным? Что им движет, когда он посылает кому-то в голову кусок свинца, вышибающий мозги? Что при этом испытывает?
Боб заметил в толпе женщину, некогда звавшуюся Барб Семплер. Он как-то раз, когда учился в старших классах, пригласил ее на свидание, но она потом сочла, что он слишком неотесанный, деревенщина. Кажется, отец у нее адвокат? С тех пор она сильно располнела, – наверно, фунтов сорок набрала; некогда красивое лицо расплылось как блин. А вон тот парень, ныне толстый, лысый, в элегантном костюме, однажды в детстве исподтишка звезданул его на футбольном поле и издевательски хохотал до тех пор, пока Боб не набросился на него с кулаками; тренер едва оттащил его от обидчика. Потом они оба выросли: тот избрал своей профессией страхование, Боб – убийство. Странно, не правда ли? А та женщина, – кажется, ее зовут Синди… э… как?.. Тилфорд. Точно. Однажды вечером в 61-м он тискал ее на заднем сиденье машины, Тогда это казалось ему райским наслаждением. Давно это было. Теперь она утратила пышные формы, стала худой и костлявой. Сказались развод, занятия аэробикой. Женщина улыбнулась, испугав его. Боб затосковал по жене. Как же ему хочется вновь ощутить себя полноценным человеком: мужем, отцом, владельцем конюшни. Джулия, ИКН4, лошади. Ему так плохо без них и еще тягостней от отсутствия того, что они олицетворяют, – жизнь обычного человека, а не снайпера. Толпа расступалась, шарахалась от него, как от прокаженного.
«Я – снайпер. Мой удел – одиночество».
Едва они дошли до лестницы, толпа словно по мановению волшебной палочки вновь сомкнулась. Они спустились вниз, где находился кабинет Сэма. Джон сразу же направился к стенному шкафу, открыл его и взял что-то с полки.
– Мне пришлось убираться в кабинете отца, – сказал он. – Вот, держи. Думаю, это твое. В сейфе нашел, под замком.
Он протянул Бобу картонную коробку. В ней лежали старый блокнот его отца, запятнанный кровью, и старая книжка штрафных квитанций.
– И еще вот это. – Джон вручил ему пожелтевший листок линованной бумаги. – Отец набросал тут кое-какие заметки. Похоже, он расследовал какое-то дело. Может, тебе будет от этого какая польза.
Расс беседовал с очень милой девушкой, которая, казалось, знает о нем все. По крайней мере, она проявляла живейший интерес к его персоне. До него постепенно начинало доходить, что в этом странном мире его воспринимают как некую знаменитость, потому что в представлении этих людей он был закадычным другом прославленного, загадочного, опасного – и, конечно, сексуального – Боба Ли Суэггера. Такое ощущение, думал Расс, будто он из окружения Мика Джаггера.
– Значит, ты учился в Принстоне, – верещала девушка. – А почему бросил?
– Понимаешь, мои родители разошлись. А я знал, что маме будет тяжело, и потому не захотел оставаться вдали от нее, за тысячу двести миль. Последний год жил в Оклахома-Сити, работал в «Дейли Оклахомен». И к тому же Восток мне не очень нравится. Я всю жизнь пытался выбраться из Оклахомы, потому что считал, что слишком хорош для Оклахомы. Мне удалось пробраться в Лигу плюща, но, оказалось, народ там какой-то мелкий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127
– Джеми.
– А я думал, он – юрист.
– Бывший. Десять лет покопался в законах, а потом все-таки набрался смелости и занялся тем, чем ему хотелось, а не отцу. Думаю, отец его за это зауважал.
– Да, упрямый был чертяка, – заметил Боб.
– Не то слово. И крутой. Знаешь, за двадцать два года, что я жил дома, мне только раз пришлось видеть его плачущим. Он не плакал, даже когда умерла мама. А вот когда отца твоею убили, не сдержался. Помнится, он вернулся домой и уселся внизу. Один. Уже светать начало, а он все сидел и пил. Я проснулся от звука, которого прежде никогда не слышал. Спустился тайком вниз. Смотрю, а он сидит в той старой качалке, – Джон указал на облезлое старое кресло, стоявшее на одном и том же месте на протяжении пятидесяти с лишним лет, – раскачивается взад-вперед и рыдает, как ребенок. Он любил твоего отца, считал Эрла Суэггера самым совершенным человеком. Герой, отец семейства, полицейский, неподкупный символ всего честного и справедливого, на чем держится Америка.
– А я всегда говорю: мой отец был всего лишь человек, обычный человек.
– Мой отец вряд ли согласился бы с тобой. Боб, позволь спросить: что происходит? Тут слухи всякие ходят.
– О том, что сумасшедший Боб Ли выкопал какого-то конфедерате?
– Да. Об этом тоже. И о другом. Ты неожиданно появляешься здесь – и тут же в Оклахоме случается жуткая перестрелка. Десять человек убиты. До твоего приезда такого не бывало. Ты вроде бы к этому не причастен, но народ не забыл еще, как несколько лет назад ты пошел на охоту, и из леса выволокли двух парней в похоронных мешках. Тогда отец отстоял тебя в федеральном суде.
– Никто из-за меня не попадает в похоронный мешок незаслуженно. Это дело прошлое. И касается моего отца.
– А мой принимал в нем участие?
– Я просил его оформить для меня кое-какие документы. Только и всего.
– Вот как?
– Я тут с юным другом. Он хочет написать книгу о моем отце и обратился ко мне за помощью. А Эрла Суэггера уже почти никто не помнит. Только твой отец и старая миссис Конни. Отец твой вот умер, а скоро и ее черед. Я подумал, что это стоящая идея. Во всяком случае, лучше пусть пишут о нем, чем обо мне.
– Понятно. Но имей в виду, народ тобой интересуется. Хоть и ходишь ты один, мой друг, а тень отбрасываешь длинную. Ладно, пойдем со мной. У меня кое-что есть для тебя.
Они двинулись сквозь толпу. Боб шел словно через обрывки своего прошлого. Вон Сара Винсент, старшая дочь Сэма. Она дважды выходила замуж, дважды разводилась и сейчас работает в городском бюро путешествий – преуспевающая и одинокая дама. Она единственная из всех детей Винсентов не обладала магнетизмом Сэма, хотя когда-то была по уши влюблена в Боба, да и сейчас вот бросила на него смущенный пылающий взгляд. Собственно, только она одна и не постеснялась встретиться с ним взглядом. Все остальные в замешательстве отводили глаза.
«Я убивал людей. Я – снайпер. Изгой».
Именно гнетущее чувство собственной отверженности порой толкает убийцу на новые убийства. Три года назад, в результате скандального судебного разбирательства, его земляки узнали, что Боб Ли Суэггер не просто спившийся ветеран морской пехоты, живущий в одиночестве на своей горе, а снайпер, палач, охотник за людьми, на совести которого восемьдесят семь загубленных жизней. В Аризоне это никого не ужасало, потому что другим его там и не знали. А на родине получившие огласку сведения из его биографии вызвали эффект разорвавшейся бомбы. Все вспоминали, каким он был в прошлом, и задавались вопросом: почему именно он? Почему он не такой, как все? Что известно снайперу и не известно всем остальным? Что им движет, когда он посылает кому-то в голову кусок свинца, вышибающий мозги? Что при этом испытывает?
Боб заметил в толпе женщину, некогда звавшуюся Барб Семплер. Он как-то раз, когда учился в старших классах, пригласил ее на свидание, но она потом сочла, что он слишком неотесанный, деревенщина. Кажется, отец у нее адвокат? С тех пор она сильно располнела, – наверно, фунтов сорок набрала; некогда красивое лицо расплылось как блин. А вон тот парень, ныне толстый, лысый, в элегантном костюме, однажды в детстве исподтишка звезданул его на футбольном поле и издевательски хохотал до тех пор, пока Боб не набросился на него с кулаками; тренер едва оттащил его от обидчика. Потом они оба выросли: тот избрал своей профессией страхование, Боб – убийство. Странно, не правда ли? А та женщина, – кажется, ее зовут Синди… э… как?.. Тилфорд. Точно. Однажды вечером в 61-м он тискал ее на заднем сиденье машины, Тогда это казалось ему райским наслаждением. Давно это было. Теперь она утратила пышные формы, стала худой и костлявой. Сказались развод, занятия аэробикой. Женщина улыбнулась, испугав его. Боб затосковал по жене. Как же ему хочется вновь ощутить себя полноценным человеком: мужем, отцом, владельцем конюшни. Джулия, ИКН4, лошади. Ему так плохо без них и еще тягостней от отсутствия того, что они олицетворяют, – жизнь обычного человека, а не снайпера. Толпа расступалась, шарахалась от него, как от прокаженного.
«Я – снайпер. Мой удел – одиночество».
Едва они дошли до лестницы, толпа словно по мановению волшебной палочки вновь сомкнулась. Они спустились вниз, где находился кабинет Сэма. Джон сразу же направился к стенному шкафу, открыл его и взял что-то с полки.
– Мне пришлось убираться в кабинете отца, – сказал он. – Вот, держи. Думаю, это твое. В сейфе нашел, под замком.
Он протянул Бобу картонную коробку. В ней лежали старый блокнот его отца, запятнанный кровью, и старая книжка штрафных квитанций.
– И еще вот это. – Джон вручил ему пожелтевший листок линованной бумаги. – Отец набросал тут кое-какие заметки. Похоже, он расследовал какое-то дело. Может, тебе будет от этого какая польза.
Расс беседовал с очень милой девушкой, которая, казалось, знает о нем все. По крайней мере, она проявляла живейший интерес к его персоне. До него постепенно начинало доходить, что в этом странном мире его воспринимают как некую знаменитость, потому что в представлении этих людей он был закадычным другом прославленного, загадочного, опасного – и, конечно, сексуального – Боба Ли Суэггера. Такое ощущение, думал Расс, будто он из окружения Мика Джаггера.
– Значит, ты учился в Принстоне, – верещала девушка. – А почему бросил?
– Понимаешь, мои родители разошлись. А я знал, что маме будет тяжело, и потому не захотел оставаться вдали от нее, за тысячу двести миль. Последний год жил в Оклахома-Сити, работал в «Дейли Оклахомен». И к тому же Восток мне не очень нравится. Я всю жизнь пытался выбраться из Оклахомы, потому что считал, что слишком хорош для Оклахомы. Мне удалось пробраться в Лигу плюща, но, оказалось, народ там какой-то мелкий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127