– снова обратился лорд Эдмонд к Мэри.
– Нисколько. По-моему, она наводит на размышления. – Слова прозвучали слишком высокопарно даже для ее собственных ушей, к тому же они совершенно не соответствовали действительности.
– Просперо упивается звучанием собственного голоса, – продолжал лорд Эдмонд, – а он должен бы дать возможность словам автора говорить самим за себя.
– Но разве основной смысл постановки драмы на сцене не состоит в том, чтобы вдохнуть жизнь в слова, которые на страницах мертвы? – спросил виконт, даже не стараясь скрыть своего презрения.
– Я никогда не считал мертвыми написанные слова, – на мгновение задумавшись, возразил лорд Эдмонд. – Вероятно, это только если таков разум, пытающийся их понять.
Это был блестящий, но абсолютно ненужный и в данной ситуации весьма грубый выпад. «Кто такой этот человек, чтобы рассуждать о скудости ума, да еще адресуясь при этом именно ко мне», – решил, видимо, виконт Гудрич и, пожав плечами, отвернулся, считая ниже своего достоинства отвечать на подобные замечания.
– Тебе не нравится Калибан, Мэри? – Лорд Эдмонд снова повернулся к ней. – Неужели тебе не хотелось бы, чтобы ему удалось подняться и нанести удар между глаз всем этим ханжам? Будь я Шекспиром, я сделал бы из него героя. – Он усмехнулся. – Вероятно, это к лучшему, что я не Шекспир.
– Вероятно. – Мэри не собиралась рассуждать о Калибане в присутствии виконта. Как она могла сейчас его осуждать, если за обеденным столом высказалась в его защиту?
– Не нужно смущаться, Мэри. По-моему, втайне ты ему симпатизируешь. Уверен, что женщины иногда восхищаются тем, что кажется отвратительным и жестоким. Красавица и чудовище, одним словом.
– Под этим, видимо, подразумевается, что женщины жаждут жестокости и оскорблений. Очевидно, ни сами женщины, ни их мировоззрение не вызывают у вас большого уважения.
– Ах, Мэри, это слишком заумно для меня, и я не помню, чтобы говорил об оскорблениях. Но кажется, я прервал вашу беседу. Я просто зашел засвидетельствовать свое почтение. До скорой встречи, дорогая, и всего доброго, Гудрич.
«Дорогая?» Глаза у Мэри округлились: виконт, смотревший вниз в партер, ничего не ответил, а лорд Эдмонд, снова взглянув на Мэри, подмигнул ей и вышел из ложи. Мэри отчетливо услышала собственный глубокий выдох.
– Леди Монингтон, – обратился к ней виконт, – я не знал, что вы поддерживаете знакомство с лордом Эдмондом Уэйтом. Вы уверены, что это разумно?
– Я очень отдаленно знакома с ним. – Мэри с некоторым удивлением взглянула на лорда Гудрича.
– Однако он называет вас по имени и на ты.
– Я никогда не давала на это своего согласия, это просто стиль его поведения.
– У этого мужчины неважная репутация, особенно с тех пор, как он так непростительно унизил леди Доротею Пейдж. Вы слышали об этой истории?
– Да, – ответила Мэри. – Уверяю вас, этот человек мне совсем не нравится.
– Рад это слышать. Если бы вы, мадам, подали мне хоть малейший знак, я недвусмысленно предложил бы ему немедленно покинуть ложу. Мне не по душе этот визит на глазах у половины Лондона.
«Вы беспокоитесь за себя или за меня?» – хотела бы узнать Мэри. Она вопросительно взглянула на собеседника, но не получила ответа на свой немой вопрос.
Позже, когда все зрители разошлись по своим местам, Мэри отметила, что ложа лорда Эдмонда пустовала и до конца спектакля он больше так и не появился.
Виконт Гудрич в своем экипаже отвез домой сначала чету Уоддингтонов, а потом Мэри, хотя ее дом был ближе к театру. Оставшись с ней наедине, виконт поинтересовался, собирается ли она на бал к Мензисам.
– Да, я с нетерпением жду его, – улыбнулась Мэри. – Я рада возможности потанцевать.
– Мы все в своей жизни имеем право на небольшие развлечения. Вы окажете мне честь, мадам, если разрешите пригласить вас на первый танец. И потом еще на вальс.
– Благодарю вас, с большим удовольствием.
– Но до этого бала еще три дня, могу ли я пригласить вас на прогулку? Например, прокатиться завтра в Кью?
– Не откажусь. – Кью. Мэри вспомнила еще одно предложение съездить туда же. – Мне нравится гулять в Кью-Гарденс.
– Тогда я заеду за вами после завтрака.
Когда экипаж остановился у дома Мэри, виконт помог ей спуститься на мостовую и, прощаясь, сжал ее руку.
Войдя в дом, Мэри отдала слуге верхнюю одежду и легко взбежала по лестнице, вполне довольная вечером, если не считать того досадного эпизода в ложе. Виконт был приятным, интересным спутником и, очевидно, хотел снова встретиться с ней – завтра ее ожидала прогулка в Кью, а потом два танца с ним на балу у Мензисов.
«Хорошо снова иметь кавалера, – подумала Мэри, – иметь человека, которому нужна только я, хорошо иметь мужчину, о котором можно помечтать, не отвергая и возможного замужества». Она была готова к повторному браку, не сомневаясь, что ее муж станет проводить все ночи с ней, в их уютном доме, где будет хорошо и им, и их детям.
Попытавшись представить себе приятные черты лица виконта, Мэри почувствовала на себе пристальный взгляд светло-голубых глаз лорда Эдмонда. «Что же, – сказала себе Мэри, – новый мужчина в моей жизни по крайней мере поможет мне стереть из памяти воспоминания». А в будущем, если лорд Эдмонд попытается навязать ей свое общество в присутствии виконта Гудрича, ему будет твердо сказано, что это совершенно нежелательно.
Вспомнив, как лорд Эдмонд сказал, что мертвы не написанные на страницах слова, а разум, пытающийся их понять, Мэри невольно улыбнулась.
* * *
«Итак, отношения Мэри и Гудрича готовы стать очередной новостью?» – подумал лорд Эдмонд Уэйт, глядя на вальсирующую пару – рука кавалера, как и положено, обнимала даму, а дама улыбалась партнеру.
Сам лорд Эдмонд приехал поздно, ибо у него не было желания, не имея приглашения, проходить сквозь строй, хозяев, встречающих гостей. Он, правда, подозревал, что никто не станет препятствовать его посещению бального зала. И действительно, пожалуй, только несколько, мамаш обратили на него внимание и строго предупредили своих юных чад, чтобы они были осмотрительны, если не хотят в дальнейшем неприятностей.
Мэри заметила его и, вскинув голову, еще ласковее улыбнулась Гудричу. «Это многообещающий знак, – решил лорд Эдмонд, – во всяком случае, она не стала делать вид, что не заметила моего появления. Конечно, она настроена чертовски враждебно, но это лучше, чем безразличие».
Лорд Эдмонд даже не подумал скрыть насмешку, когда, поднеся к глазам лорнет, рассматривал танцующих. Мэри не смогла бы выбрать партнера более скучного и более порядочного, чем Гудрич, даже если бы очень старалась. Верх порядочности! Этот мужчина еще до смерти своей первой жены несколько лет содержал одну и ту же любовницу и, как говорили, не изменял ей – кроме, быть может, нескольких раз с женой;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
– Нисколько. По-моему, она наводит на размышления. – Слова прозвучали слишком высокопарно даже для ее собственных ушей, к тому же они совершенно не соответствовали действительности.
– Просперо упивается звучанием собственного голоса, – продолжал лорд Эдмонд, – а он должен бы дать возможность словам автора говорить самим за себя.
– Но разве основной смысл постановки драмы на сцене не состоит в том, чтобы вдохнуть жизнь в слова, которые на страницах мертвы? – спросил виконт, даже не стараясь скрыть своего презрения.
– Я никогда не считал мертвыми написанные слова, – на мгновение задумавшись, возразил лорд Эдмонд. – Вероятно, это только если таков разум, пытающийся их понять.
Это был блестящий, но абсолютно ненужный и в данной ситуации весьма грубый выпад. «Кто такой этот человек, чтобы рассуждать о скудости ума, да еще адресуясь при этом именно ко мне», – решил, видимо, виконт Гудрич и, пожав плечами, отвернулся, считая ниже своего достоинства отвечать на подобные замечания.
– Тебе не нравится Калибан, Мэри? – Лорд Эдмонд снова повернулся к ней. – Неужели тебе не хотелось бы, чтобы ему удалось подняться и нанести удар между глаз всем этим ханжам? Будь я Шекспиром, я сделал бы из него героя. – Он усмехнулся. – Вероятно, это к лучшему, что я не Шекспир.
– Вероятно. – Мэри не собиралась рассуждать о Калибане в присутствии виконта. Как она могла сейчас его осуждать, если за обеденным столом высказалась в его защиту?
– Не нужно смущаться, Мэри. По-моему, втайне ты ему симпатизируешь. Уверен, что женщины иногда восхищаются тем, что кажется отвратительным и жестоким. Красавица и чудовище, одним словом.
– Под этим, видимо, подразумевается, что женщины жаждут жестокости и оскорблений. Очевидно, ни сами женщины, ни их мировоззрение не вызывают у вас большого уважения.
– Ах, Мэри, это слишком заумно для меня, и я не помню, чтобы говорил об оскорблениях. Но кажется, я прервал вашу беседу. Я просто зашел засвидетельствовать свое почтение. До скорой встречи, дорогая, и всего доброго, Гудрич.
«Дорогая?» Глаза у Мэри округлились: виконт, смотревший вниз в партер, ничего не ответил, а лорд Эдмонд, снова взглянув на Мэри, подмигнул ей и вышел из ложи. Мэри отчетливо услышала собственный глубокий выдох.
– Леди Монингтон, – обратился к ней виконт, – я не знал, что вы поддерживаете знакомство с лордом Эдмондом Уэйтом. Вы уверены, что это разумно?
– Я очень отдаленно знакома с ним. – Мэри с некоторым удивлением взглянула на лорда Гудрича.
– Однако он называет вас по имени и на ты.
– Я никогда не давала на это своего согласия, это просто стиль его поведения.
– У этого мужчины неважная репутация, особенно с тех пор, как он так непростительно унизил леди Доротею Пейдж. Вы слышали об этой истории?
– Да, – ответила Мэри. – Уверяю вас, этот человек мне совсем не нравится.
– Рад это слышать. Если бы вы, мадам, подали мне хоть малейший знак, я недвусмысленно предложил бы ему немедленно покинуть ложу. Мне не по душе этот визит на глазах у половины Лондона.
«Вы беспокоитесь за себя или за меня?» – хотела бы узнать Мэри. Она вопросительно взглянула на собеседника, но не получила ответа на свой немой вопрос.
Позже, когда все зрители разошлись по своим местам, Мэри отметила, что ложа лорда Эдмонда пустовала и до конца спектакля он больше так и не появился.
Виконт Гудрич в своем экипаже отвез домой сначала чету Уоддингтонов, а потом Мэри, хотя ее дом был ближе к театру. Оставшись с ней наедине, виконт поинтересовался, собирается ли она на бал к Мензисам.
– Да, я с нетерпением жду его, – улыбнулась Мэри. – Я рада возможности потанцевать.
– Мы все в своей жизни имеем право на небольшие развлечения. Вы окажете мне честь, мадам, если разрешите пригласить вас на первый танец. И потом еще на вальс.
– Благодарю вас, с большим удовольствием.
– Но до этого бала еще три дня, могу ли я пригласить вас на прогулку? Например, прокатиться завтра в Кью?
– Не откажусь. – Кью. Мэри вспомнила еще одно предложение съездить туда же. – Мне нравится гулять в Кью-Гарденс.
– Тогда я заеду за вами после завтрака.
Когда экипаж остановился у дома Мэри, виконт помог ей спуститься на мостовую и, прощаясь, сжал ее руку.
Войдя в дом, Мэри отдала слуге верхнюю одежду и легко взбежала по лестнице, вполне довольная вечером, если не считать того досадного эпизода в ложе. Виконт был приятным, интересным спутником и, очевидно, хотел снова встретиться с ней – завтра ее ожидала прогулка в Кью, а потом два танца с ним на балу у Мензисов.
«Хорошо снова иметь кавалера, – подумала Мэри, – иметь человека, которому нужна только я, хорошо иметь мужчину, о котором можно помечтать, не отвергая и возможного замужества». Она была готова к повторному браку, не сомневаясь, что ее муж станет проводить все ночи с ней, в их уютном доме, где будет хорошо и им, и их детям.
Попытавшись представить себе приятные черты лица виконта, Мэри почувствовала на себе пристальный взгляд светло-голубых глаз лорда Эдмонда. «Что же, – сказала себе Мэри, – новый мужчина в моей жизни по крайней мере поможет мне стереть из памяти воспоминания». А в будущем, если лорд Эдмонд попытается навязать ей свое общество в присутствии виконта Гудрича, ему будет твердо сказано, что это совершенно нежелательно.
Вспомнив, как лорд Эдмонд сказал, что мертвы не написанные на страницах слова, а разум, пытающийся их понять, Мэри невольно улыбнулась.
* * *
«Итак, отношения Мэри и Гудрича готовы стать очередной новостью?» – подумал лорд Эдмонд Уэйт, глядя на вальсирующую пару – рука кавалера, как и положено, обнимала даму, а дама улыбалась партнеру.
Сам лорд Эдмонд приехал поздно, ибо у него не было желания, не имея приглашения, проходить сквозь строй, хозяев, встречающих гостей. Он, правда, подозревал, что никто не станет препятствовать его посещению бального зала. И действительно, пожалуй, только несколько, мамаш обратили на него внимание и строго предупредили своих юных чад, чтобы они были осмотрительны, если не хотят в дальнейшем неприятностей.
Мэри заметила его и, вскинув голову, еще ласковее улыбнулась Гудричу. «Это многообещающий знак, – решил лорд Эдмонд, – во всяком случае, она не стала делать вид, что не заметила моего появления. Конечно, она настроена чертовски враждебно, но это лучше, чем безразличие».
Лорд Эдмонд даже не подумал скрыть насмешку, когда, поднеся к глазам лорнет, рассматривал танцующих. Мэри не смогла бы выбрать партнера более скучного и более порядочного, чем Гудрич, даже если бы очень старалась. Верх порядочности! Этот мужчина еще до смерти своей первой жены несколько лет содержал одну и ту же любовницу и, как говорили, не изменял ей – кроме, быть может, нескольких раз с женой;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63