– Да? – отозвался он.
– Вчера вечером вы спросили у меня… – Она почувствовала, что ей не хватает воздуха. – Можете ли вы повторить свой вопрос?
Он, конечно, понял, что она имеет в виду.
– Да, – спокойно откликнулся он.
– И я сказала «да».
– Да.
Они смотрели друг на друга. Они, наверное, почти приехали.
– Хотите, чтобы у нас были супружеские отношения? – спросил он вновь.
– Я думаю, это должно быть так. Если мы хотим принять… принять разумное решение. Ведь, в конце концов, мы подвергаем испытанию не дружбу, да? И даже не ухаживание. Речь идет о браке.
– Да, – сказал он. – Значит, я могу прийти к вам сегодня ночью? Вы не слишком устали? – Я не слишком устала, – ответила она.
Экипаж слегка накренился и остановился. Оба они посмотрели на дверцу, которую вот-вот откроют.
Майре казалось, что она добралась до дому не в карете, но пробежала всю дорогу бегом. Она изо всех сил сдерживала дыхание. Что она наделала? Она ведь не обдумала все как следует, не взвесила, не рассмотрела со всех возможных точек зрения, чтобы понять, разумное ли она приняла решение.
Она вспомнила, что в прошлый раз в этом было что-то пугающее. Дело не в боли – боль была слабее, чем она ожидала, – но ужасная близость, ощущение насилия, ощущение своего тела во власти мужчины.
Но было в этом и что-то волнующее. Тяжесть его огромного тела, жар и наслаждение…
В тот раз он наградил ее ребенком.
Может быть, сегодня ночью это снова произойдет? На мгновение ее сковал страх. Она так сжала свой новый веер, что почувствовала, как его планки врезались в пальцы.
«…нельзя же, чтобы твоей жизнью правил страх…»
Дверца открылась. Кеннет вышел из экипажа и повернулся, чтобы помочь ей. Она посмотрела на его руку, а потом положила на нее свою. Его рука была крупная и горячая. Пугающая. И волнующая.
Глава 20
Она не знала, распустить ли волосы или заплести их в косу, как она обычно делала это на ночь. Решила распустить. И не знала, надеть ли пеньюар поверх ночной рубашки или нет. Решила не надевать. Она не знала, лечь ли ей в постель или ждать, стоя у окна или камина. Но, представив себе, как она пойдет через всю комнату и вскарабкается на кровать на глазах у него, решила лечь. Она не знала, опереться ли на подушку или лечь навзничь. Решила лечь навзничь, на спину, потом повернулась на бок. Заметила, что оставила гореть все свечи. Нужно было бы их задуть и оставить одну у кровати.
Но было уже поздно. В дверь постучали, и, прежде чем она успела ответить, дверь отворилась. Майра волновалась и презирала себя за это. Она вела себя как пугливая девственная новобрачная. Она страстно надеялась, что румянец ее не так ярок, как ей кажется.
На Кеннете был длинный парчовый халат темно-зеленого цвета. Из-за ворота виднелась белая ночная рубашка. Ее потрясло, какая откровенная похоть внезапно охватила ее, – даже мысленно она не могла бы назвать это более приличным словом. Это, разумеется, вовсе нелюбовь. Она его не любит.
Он задул свечи, о которых она вспомнила слишком поздно, и подошел к кровати, где осталась гореть одна свеча.
– Нужно иметь в виду, – сказал он, – что это не первый раз, и вы знаете, что произойдет; сегодня больно не будет.
Значит, румянец все-таки очень заметен. Она почувствовала, что лицо ее запылало еще больше.
– Я не волнуюсь, – возразила она. – Как глупо! Вы собираетесь погасить свечу?
Он снял халат и откинул одеяло.
– Наверное, нет. Мне хочется видеть, что я занимаюсь этим с вами, Майра. И чтобы вы видели, что занимаетесь этим со мной. Важно, чтобы мы не могли отрицать правду.
– Вы полагаете, что я могу в воображении своем принять вас за кого-то другого? – спросила она потрясение
– Очень может быть, – ответил он. – Я Кеннет, тот мальчик, которого вы любили, хотя никогда не выражали своего чувства словами, тот человек, которого вы ненавидели и, возможно, ненавидите до сих пор, – ваш муж. Она пыталась сосредоточиться на последнем утверждении. Неужели нужно именно сейчас напоминать ей, о чем они договорились забыть на эти недели?
– А вы Майра, – продолжал он, – девушка, которую я обожал, женщина, которая грозилась прострелить мне сердце и чуть не убила меня, – моя жена.
Да, подумала она, глядя ему в лицо и чувствуя, как его пальцы расстегивают пуговку у нее на рубашке, наверное, он прав в том, что касается воображения. Наверное, без свечи, без его слов она представляла бы его как очень красивого, элегантного незнакомца, с которым она провела целый день, с которым ей так хотелось танцевать вальс.
– Да, – сказала она. – Это очень серьезно, не так ли? Он поцеловал ее.
Она не воспринимала поцелуй как проявление сексуальности. Она целовала многих, но это было выражение нежности. Даже когда Кеннет целовал ее, девушку, это было нечто романтическое, а не плотское. Но сейчас она вспомнила, как он целовал ее в хижине отшельника, для того чтобы пробудить в ней огонь. Это не было выражением нежности. И теперь он поступил так же – широко раздвинул ее губы своими губами, кончиком языка прикасаясь к небу, двигая языком ритмично взад-вперед, пока ее не охватил бурный поток ощущений в другом месте, там, где он вскоре будет делать почти то же самое.
Ее охватило отчаяние. Она так беспомощна, так неопытна!.. Все ее внимание было сосредоточено на том, что делает его язык; при этом пуговки на ее рубашке оказались расстегнуты, так что она была теперь обнажена до пояса. Та рука, что не обнимала ее за плечи, легко ласкала ее груди. Пальцем он нажимал на сосок, пока тот не стал твердым и одновременно нежным и очень чувствительным. А потом рука его скользнула вниз. Пальцы его исследовали ее, ей было страшно стыдно. Сейчас он почувствует, что она… Она вздрогнула.
– Нет-нет, – сказал его голос у самого ее уха, – все так и должно быть. Иначе вам было бы неприятно. Ваше тело предупреждено о том, что сейчас произойдет, и оно подготовилось.
Она злилась на свои неопытность и невежество. В его столь очевидно опытных руках она чувствовала себя совершенно беспомощной. «Интересно, сколько женщин было у него за последние два месяца?» – подумала она и отогнала эту мысль с внутренним содроганием.
Как все было по-другому, когда на них лежали слои тяжелой зимней одежды, а холод пронизывал до костей! Тело его уже не ощущалось как только тяжелый груз, дарующий тепло. Это обнаженное тело было замечательно плотным, мускулистым. Она не заметила, когда он снял с себя рубашку. На этот раз им не нужны были покровы, не было узкого, неудобного, комковатого матраса. Когда он почувствовал, что готов, он поднял ее рубашку. Она не помнила, чтобы в прошлый раз так ощущала живость происходящего, как сегодня.
Но она помнила, что было дальше – свое напряжение, мгновенный страх, что она не выдержит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79