Как бы там ни было, он никогда не позабудет Розу де Флёрен. Она открыла ему нечто такое, что таилось между любовью и наслаждением; нечто такое, что могло бы называться блаженством души и счастьем тела. Но он удостоился этих восхитительных мгновений, получил на них право лишь потому, что возвращался на войну. Никогда еще война не казалась ему такой ненавистной! Франсуа вскочил на коня, обернулся, бросил:
— Прощай, Уарда!
И скрылся в пыли.
***
За то время, что Франсуа провел в замке Флёрен, события приняли гораздо больший размах. Внезапность Жакерии ошеломила всех. Крестьяне, хоть и плохо вооруженные, сделались полными хозяевами в сельской местности. В одном только Иль-де-Франсе добычей пламени стало около сотни замков, а их обитатели большей частью были вырезаны. Самый многочисленный отряд жаков под предводительством Гильома Каля хоть и потерпел неудачу под Компьеном и Эрменонвилем, зато взял Сан-Лис и беспрестанно пополнялся за счет более мелких банд.
Этьен Марсель решил поддержать жаков. Правда, он послал своих вооруженных горожан на помощь повстанцам не без некоторых колебаний, но ведь цели, а равно и методы и у них, и у жаков были одни и те же… И все же он удовлетворился лишь тем, что велел разрушить вокруг Парижа поместья ближайших советников дофина, неукоснительно воздерживаясь от любого насилия над их обитателями. Так что его акция осталась чисто символической.
Зато дворянство откликнулось на эти события совсем иначе. Его месть была ужасна. Едва миновал первый миг замешательства, как рыцарство, заставив умолкнуть былые разногласия и обиды, собралось с силами. Первым в драку бросился дофин, вынуждаемый обстоятельствами прекратить блокаду Парижа. Карл Злой, забыв, что он претендент на французскую корону и союзник Этьена Марселя, спешно созвал свои войска, состоявшие наполовину из англичан. И все прочие разрозненные дворяне тоже подняли оружие против жаков. Стихийному крестьянскому выступлению они противопоставили священный союз всего дворянства; кличу «Смерть дворянам» эхом ответил клич «Смерть мужичью!»…
Военный опыт Франсуа был короток, но все же достаточен, чтобы ощутить опасность. И он ощущал ее за каждым кустом, на каждом подворье, на каждом проселке. Это напоминало ему чувство, которое он испытал во время Черной Чумы, покинув замок Вивре на Звездочке. Как и тогда, он оставил замкнутый, защищенный мир, чтобы погрузиться в пучину бури. Время от времени он проезжал через какую-нибудь сожженную деревню. Карательные меры начались. Странно, но Франсуа нигде не видел трупов, кроме тела одной старухи, повешенной на дереве. Должно быть, когда эта местность была опустошена, жаки перебрались в другое место… Франсуа проскакал, таким образом, целый день, постоянно держась начеку. В самом сердце Иль-де-Франса он чувствовал себя будто во вражеской стране.
У Франсуа был план: присоединиться к войску дофина. В последний день своего пребывания в Париже он слышал, что тот стоит лагерем где-то между Мо и Мелёном. Поэтому, покинув Флёрен, Франсуа де Вивре взял направление на юго-восток.
Такой выбор был обусловлен многими причинами. Во-первых, Франсуа собирался примкнуть, наконец, к своему лагерю — лагерю единственной законной власти — и лишь сердился на себя, что не сделал этого раньше. Бездействие во время восстания казалось ему теперь непростительным. Он больше не хотел сражаться в одиночку. И не только потому, что одинокому рыцарю, продвигающемуся через охваченную мятежом местность, грозила большая опасность. Ему не терпелось оказаться под началом полководца, избавиться от личной ответственности. Продолжать и дальше самостоятельно принимать решения в этой смуте казалось ему слишком непосильной ношей.
Передвигаться через опустошенную местность было нелегко. Из-за лесных пожаров приходилось делать большие крюки. Близился вечер, а Франсуа все еще не достиг Мо. Пришлось провести ночь на какой-то заброшенной ферме. Туссен по-прежнему не произнес ни одного слова, Франсуа тоже молчал. Его выводило из себя необъяснимое поведение оруженосца, но он решил не обращать на него внимания.
Они возобновили путь незадолго до рассвета 8 июня 1358 года. День обещал стать таким же жарким, как и предыдущий. Древняя римская дорога, на которую они выбрались, позволила им ехать быстрее. Они пустили коней в галоп. И вот тут, еще до полудня, им повстречался отряд вооруженных копьями рыцарей, человек сорок, в сопровождении конных оруженосцев. Была ли это армия дофина или, по крайней мере, ее авангард?
Франсуа направил коня к головному всаднику. То был видный воин с густой бородой и властным лицом, которое показалось ему смутно знакомым. Франсуа представился. Рыцарь сделал то же самое.
— Я Жан де Гральи, капталь де Бюш. Поезжайте с нами, лишним не будете.
Франсуа вздрогнул: капталь де Бюш, самый грозный из военачальников Черного Принца, тот самый, который своим обходным маневром принес англичанам победу при Пуатье! Да, теперь Франсуа вспомнил, что видел его тогда мельком, вечером после битвы, в палатке принца. Туссен, ехавший подле своего господина, в первый раз за день открыл рот:
— Сперва англичанин, а теперь вот еще и гасконец. Чего только не насмотришься!
Франсуа бросил на него ледяной взгляд. Маленький отряд снова перешел на галоп. Франсуа остался рядом с капталем. Туссен исчез.
— Куда вы направляетесь?
— В Мо. А пока будем молить небеса, чтобы поспеть вовремя. Местные дворяне оставили своих жен на укрепленном рынке города, посчитав, что там они будут в безопасности. Да только жаки об этом прознали и сбежались со всех сторон, как лисы к курятнику. Женщин там, по крайней мере, сотни три, и среди них французские принцессы: супруга, сестра и дочь дофина.
— И нет никого, чтобы их защитить?
— Только десяток копий под началом монсеньора герцога Орлеанского.
Франсуа пришпорил коня. Мысль, что могут быть изнасилованы и убиты знатнейшие дамы Франции, его ужаснула. Довольно долгое время капталь де Бюш скакал рядом, приглядываясь к нему с интересом. Наконец, он произнес:
— Мы возвращаемся из крестового похода против язычников-пруссов. А вы откуда путь держите?
Франсуа взглянул на каптал я. Внешность изобличала в гасконце человека одновременно и жизнерадостного, и жестокого. Капталь де Бюш был самим воплощением того типа рыцарей, остерегаться которых учил его Ангерран, — тех, которые занимаются войной ради удовольствия, добычи и возбуждения, получаемого от битвы, совершенно безразличные к тому, на чьей стороне воевать.
И Франсуа коротко ответил:
— Из Парижа.
— Вы случайно не были при Пуатье?
— Да. Убил там нескольких гасконцев.
— Я припоминаю вас скорее среди пленников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179
— Прощай, Уарда!
И скрылся в пыли.
***
За то время, что Франсуа провел в замке Флёрен, события приняли гораздо больший размах. Внезапность Жакерии ошеломила всех. Крестьяне, хоть и плохо вооруженные, сделались полными хозяевами в сельской местности. В одном только Иль-де-Франсе добычей пламени стало около сотни замков, а их обитатели большей частью были вырезаны. Самый многочисленный отряд жаков под предводительством Гильома Каля хоть и потерпел неудачу под Компьеном и Эрменонвилем, зато взял Сан-Лис и беспрестанно пополнялся за счет более мелких банд.
Этьен Марсель решил поддержать жаков. Правда, он послал своих вооруженных горожан на помощь повстанцам не без некоторых колебаний, но ведь цели, а равно и методы и у них, и у жаков были одни и те же… И все же он удовлетворился лишь тем, что велел разрушить вокруг Парижа поместья ближайших советников дофина, неукоснительно воздерживаясь от любого насилия над их обитателями. Так что его акция осталась чисто символической.
Зато дворянство откликнулось на эти события совсем иначе. Его месть была ужасна. Едва миновал первый миг замешательства, как рыцарство, заставив умолкнуть былые разногласия и обиды, собралось с силами. Первым в драку бросился дофин, вынуждаемый обстоятельствами прекратить блокаду Парижа. Карл Злой, забыв, что он претендент на французскую корону и союзник Этьена Марселя, спешно созвал свои войска, состоявшие наполовину из англичан. И все прочие разрозненные дворяне тоже подняли оружие против жаков. Стихийному крестьянскому выступлению они противопоставили священный союз всего дворянства; кличу «Смерть дворянам» эхом ответил клич «Смерть мужичью!»…
Военный опыт Франсуа был короток, но все же достаточен, чтобы ощутить опасность. И он ощущал ее за каждым кустом, на каждом подворье, на каждом проселке. Это напоминало ему чувство, которое он испытал во время Черной Чумы, покинув замок Вивре на Звездочке. Как и тогда, он оставил замкнутый, защищенный мир, чтобы погрузиться в пучину бури. Время от времени он проезжал через какую-нибудь сожженную деревню. Карательные меры начались. Странно, но Франсуа нигде не видел трупов, кроме тела одной старухи, повешенной на дереве. Должно быть, когда эта местность была опустошена, жаки перебрались в другое место… Франсуа проскакал, таким образом, целый день, постоянно держась начеку. В самом сердце Иль-де-Франса он чувствовал себя будто во вражеской стране.
У Франсуа был план: присоединиться к войску дофина. В последний день своего пребывания в Париже он слышал, что тот стоит лагерем где-то между Мо и Мелёном. Поэтому, покинув Флёрен, Франсуа де Вивре взял направление на юго-восток.
Такой выбор был обусловлен многими причинами. Во-первых, Франсуа собирался примкнуть, наконец, к своему лагерю — лагерю единственной законной власти — и лишь сердился на себя, что не сделал этого раньше. Бездействие во время восстания казалось ему теперь непростительным. Он больше не хотел сражаться в одиночку. И не только потому, что одинокому рыцарю, продвигающемуся через охваченную мятежом местность, грозила большая опасность. Ему не терпелось оказаться под началом полководца, избавиться от личной ответственности. Продолжать и дальше самостоятельно принимать решения в этой смуте казалось ему слишком непосильной ношей.
Передвигаться через опустошенную местность было нелегко. Из-за лесных пожаров приходилось делать большие крюки. Близился вечер, а Франсуа все еще не достиг Мо. Пришлось провести ночь на какой-то заброшенной ферме. Туссен по-прежнему не произнес ни одного слова, Франсуа тоже молчал. Его выводило из себя необъяснимое поведение оруженосца, но он решил не обращать на него внимания.
Они возобновили путь незадолго до рассвета 8 июня 1358 года. День обещал стать таким же жарким, как и предыдущий. Древняя римская дорога, на которую они выбрались, позволила им ехать быстрее. Они пустили коней в галоп. И вот тут, еще до полудня, им повстречался отряд вооруженных копьями рыцарей, человек сорок, в сопровождении конных оруженосцев. Была ли это армия дофина или, по крайней мере, ее авангард?
Франсуа направил коня к головному всаднику. То был видный воин с густой бородой и властным лицом, которое показалось ему смутно знакомым. Франсуа представился. Рыцарь сделал то же самое.
— Я Жан де Гральи, капталь де Бюш. Поезжайте с нами, лишним не будете.
Франсуа вздрогнул: капталь де Бюш, самый грозный из военачальников Черного Принца, тот самый, который своим обходным маневром принес англичанам победу при Пуатье! Да, теперь Франсуа вспомнил, что видел его тогда мельком, вечером после битвы, в палатке принца. Туссен, ехавший подле своего господина, в первый раз за день открыл рот:
— Сперва англичанин, а теперь вот еще и гасконец. Чего только не насмотришься!
Франсуа бросил на него ледяной взгляд. Маленький отряд снова перешел на галоп. Франсуа остался рядом с капталем. Туссен исчез.
— Куда вы направляетесь?
— В Мо. А пока будем молить небеса, чтобы поспеть вовремя. Местные дворяне оставили своих жен на укрепленном рынке города, посчитав, что там они будут в безопасности. Да только жаки об этом прознали и сбежались со всех сторон, как лисы к курятнику. Женщин там, по крайней мере, сотни три, и среди них французские принцессы: супруга, сестра и дочь дофина.
— И нет никого, чтобы их защитить?
— Только десяток копий под началом монсеньора герцога Орлеанского.
Франсуа пришпорил коня. Мысль, что могут быть изнасилованы и убиты знатнейшие дамы Франции, его ужаснула. Довольно долгое время капталь де Бюш скакал рядом, приглядываясь к нему с интересом. Наконец, он произнес:
— Мы возвращаемся из крестового похода против язычников-пруссов. А вы откуда путь держите?
Франсуа взглянул на каптал я. Внешность изобличала в гасконце человека одновременно и жизнерадостного, и жестокого. Капталь де Бюш был самим воплощением того типа рыцарей, остерегаться которых учил его Ангерран, — тех, которые занимаются войной ради удовольствия, добычи и возбуждения, получаемого от битвы, совершенно безразличные к тому, на чьей стороне воевать.
И Франсуа коротко ответил:
— Из Парижа.
— Вы случайно не были при Пуатье?
— Да. Убил там нескольких гасконцев.
— Я припоминаю вас скорее среди пленников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179