Коп смотрел скептически, но с веселым недоверием. Отец – смущенно и раздраженно.
– Значит, говоришь, все так и было? – спросил полицейский.
– Да-да. Так и было. Можете пойти и сами посмотреть на ту дыру в земле.
– Пойду и посмотрю. Но, знаешь ли, на этой неделе на кладбище проводили работы – перемещали какие-то памятники. Могла остаться яма.
Тут отец повернулся к Ларри так резко, что тот едва не подпрыгнул:
– Сын! Где собака?
Ларри моргнул. Посмотрел на оборванный поводок, все еще намертво зажатый у него в кулаке.
– Собака? Он отвязался. О нет! Нет! Господи! Бадди!
Полицейский сочувственно покачал головой.
– Вы когда-нибудь обыскивали комнату сына, сэр? Должен вам сказать, что у нас в городе очень большая проблема с наркоманией среди подростков.
Отец хмыкнул.
– Это не к нам. Ха! У Ларри, конечно, есть слабости, но от картофельных чипсов галлюцинаций не бывает. Ну, я посмотрю, конечно, но… Скорее я поверю, что там действительно что-то произошло, офицер Уортон. Пойду и посмотрю.
В этот миг Ларри ощутил острый приступ любви к своему отцу – чувство, которого не испытывал уже лет десять или вроде того. Да, старик у него что надо.
Уортон с сомнением покачал головой.
– Не думаю, сэр, что вам следует после наступления темноты без специального разрешения ходить на кладбище. Особенно если учесть, что там проводились земляные работы. Вы можете упасть в яму. Но вот что я вам скажу: я послежу за вами. Мы проедем мимо и посмотрим, что к чему, а позже я вернусь. А пока… Почему бы вам не проехаться со мной в участок составить рапорт? А мальчик – думаю, за ним надо присмотреть. В больнице дежурит врач, психиатрическая помощь.
Ларри пришел в бешенство, но смог только, задыхаясь, проговорить:
– О Господи, я же только… Я не… Господи, я же говорю…
Офицеру Уортону пришлось потратить немало времени, но все же он уговорил отца Ларри. Они сели в патрульную машину – тут Ларри ощутил себя значительной персоной, хотя он и понимал, что это глупое чувство, если учесть, что коп считает его обдолбанным или вообще психом – и двинулись в сторону кладбища. Никого не увидели. Даже собаки. Машина остановилась у центрального входа, они несколько раз позвали Бадди. Никакого ответа.
– Я найду его позже, – пробурчал отец. И они поехали в больницу. Уортон вошел вместе с Ларри, тихонько поговорил с какими-то сестрами, подписал какие-то бумаги. Ларри сидел один в приемном покое «Скорой помощи» и смотрел по телевизору программу для полуночников. Потом он рассказывал свою историю дамочке-психиатру, с которой у копа, похоже, был роман или что-то в этом роде – во всяком случае, она кивнула, когда Ларри сообщил ей фамилию копа. Врачиха решила, что пока ему надо принять что-то успокоительное. Возможно, у него был какой-то эпилептический припадок. Попозже можно будет назначить что-нибудь другое. Ларри чувствовал, что с ним обращаются как с настоящим психом. Все вели себя так, словно его чувства во всей этой истории не имели никакого значения и смысла.
Пока Ларри был в больнице, отец поехал с полицейским, чтобы сделать заявление. Ларри никак не мог понять, зачем это нужно. Отец ведь ничего не видел. Только он, Ларри. Обычно они просто записывают показания к себе в блокнот.
Ну да ладно, – решил Ларри, – надо ведь кому-то доверять. В конце концов, копам-то можно доверять? Пуделя они так и не нашли.
25 ноября, ночь
– Почему она едет на поезде? – спросил Кол, всматриваясь в негустой туман, скрывающий рельсы. Уже можно было различить прожектор приближающегося поезда и серый металлический блеск локомотива.
– Иногда, – съязвила Адэр, – ты бываешь такой догадливый, а тут типа тормозишь. Почему люди вообще ездят на поездах?
Они стояли на перроне железнодорожной станции Эмеривилль. За путями, за разорванным внизу заграждением – бродяги постарались, – находился торговый центр с кинотеатром, книжным магазином и даже джазовым ночным клубом. Дальше были пустырь и бухта.
– Она не любит летать, – объяснила мать Адэр. В этот день у нее было собрание женской футбольной лиги, и она уже надела белую форменную рубашку школьной команды Квибры, белые шорты и белые теннисные туфли. На шее висел серебряный тренерский свисток. Адэр надела платье, которое называла цыганским, а сверху жакет с американским орлом. Она заметила, что Кол был в той же одежде, что и вчера.
Раздался гудок поезда. С тем странным выражением на лице, которое у него появлялось, когда его что-то тревожило, но он не хотел это обсуждать, Кол завыл, подражая сигналу:
– У-у-у-у… У-у-у-у! Мам, твоим свистком мы, пожалуй, могли бы просигналить ему в ответ, а?
– Не говори глупостей, – отмахнулась мать. Она поднесла к глазам ладонь, загораживаясь от проглядывающего сквозь облака солнца, и смотрела, как поезд подтягивается к платформе.
Кол схватил свисток, все еще висевший на шее матери, и отчаянно засвистел: и-и-и-и-и-и…
Мать в недоумении замерла и молча за ним наблюдала, будто пытаясь понять, что могут означать эти действия.
Увидев, что она не реагирует, Кол бросил свисток и пожал плечами.
Поезд заскрежетал колесами, заскрипел тормозами и остановился, испуская запахи копоти и отработанного горючего. Носильщик с круглым равнодушным лицом подтащил переносную лестницу, установил ее у ближайшей двери и встал рядом, чтобы помочь пассажирам спуститься. Сначала вышла пожилая женщина с седыми волосами, приветливо махнула рукой матери Адэр, а потом смущенно отвернулась, когда, прищурив близорукие глаза, поняла, что это не дочь и не племянница, которых она ожидала. С выражением разочарованного безразличия женщина степенно прошествовала мимо них к зданию вокзала.
Тут из вагона появилась мамина сестра Лэси. На взгляд Адэр, она выглядела точно так же, как и три года назад. Привлекательная женщина с длинными каштановыми волосами и челкой на лбу. Загар с Лонг-Бич. Более свежее и более веселое, чем у мамы, лицо, но ведь она не замужем, и детей у нее нет, и она моложе мамы.
На Лэси был кроваво-красный комбинезон, вроде бы от «Маки», с золотым поясом, белая шелковая блузка, теннисные туфли, которые, пожалуй, не шли ко всему остальному. Совсем мало косметики. Мама тоже почти никогда не красилась.
Ногти у Лэси были того же красного цвета, но довольно короткие. Адэр решила, это потому, что она много печатает. Лэси – журналистка.
– Привет, ребята! – крикнула Лэси, волоча на колесиках две тяжеленные сумки типа «Американский турист». – Спасибо, что встретили. – Она радостно улыбнулась сестре. – Сьюз! Великолепно выглядишь! – Лэси обняла сестру, и мама на мгновение удержала ее в объятиях. Лэси отступила на шаг, словно бы для того, чтобы еще раз восхититься, но в глазах у нее мелькнуло недоумение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
– Значит, говоришь, все так и было? – спросил полицейский.
– Да-да. Так и было. Можете пойти и сами посмотреть на ту дыру в земле.
– Пойду и посмотрю. Но, знаешь ли, на этой неделе на кладбище проводили работы – перемещали какие-то памятники. Могла остаться яма.
Тут отец повернулся к Ларри так резко, что тот едва не подпрыгнул:
– Сын! Где собака?
Ларри моргнул. Посмотрел на оборванный поводок, все еще намертво зажатый у него в кулаке.
– Собака? Он отвязался. О нет! Нет! Господи! Бадди!
Полицейский сочувственно покачал головой.
– Вы когда-нибудь обыскивали комнату сына, сэр? Должен вам сказать, что у нас в городе очень большая проблема с наркоманией среди подростков.
Отец хмыкнул.
– Это не к нам. Ха! У Ларри, конечно, есть слабости, но от картофельных чипсов галлюцинаций не бывает. Ну, я посмотрю, конечно, но… Скорее я поверю, что там действительно что-то произошло, офицер Уортон. Пойду и посмотрю.
В этот миг Ларри ощутил острый приступ любви к своему отцу – чувство, которого не испытывал уже лет десять или вроде того. Да, старик у него что надо.
Уортон с сомнением покачал головой.
– Не думаю, сэр, что вам следует после наступления темноты без специального разрешения ходить на кладбище. Особенно если учесть, что там проводились земляные работы. Вы можете упасть в яму. Но вот что я вам скажу: я послежу за вами. Мы проедем мимо и посмотрим, что к чему, а позже я вернусь. А пока… Почему бы вам не проехаться со мной в участок составить рапорт? А мальчик – думаю, за ним надо присмотреть. В больнице дежурит врач, психиатрическая помощь.
Ларри пришел в бешенство, но смог только, задыхаясь, проговорить:
– О Господи, я же только… Я не… Господи, я же говорю…
Офицеру Уортону пришлось потратить немало времени, но все же он уговорил отца Ларри. Они сели в патрульную машину – тут Ларри ощутил себя значительной персоной, хотя он и понимал, что это глупое чувство, если учесть, что коп считает его обдолбанным или вообще психом – и двинулись в сторону кладбища. Никого не увидели. Даже собаки. Машина остановилась у центрального входа, они несколько раз позвали Бадди. Никакого ответа.
– Я найду его позже, – пробурчал отец. И они поехали в больницу. Уортон вошел вместе с Ларри, тихонько поговорил с какими-то сестрами, подписал какие-то бумаги. Ларри сидел один в приемном покое «Скорой помощи» и смотрел по телевизору программу для полуночников. Потом он рассказывал свою историю дамочке-психиатру, с которой у копа, похоже, был роман или что-то в этом роде – во всяком случае, она кивнула, когда Ларри сообщил ей фамилию копа. Врачиха решила, что пока ему надо принять что-то успокоительное. Возможно, у него был какой-то эпилептический припадок. Попозже можно будет назначить что-нибудь другое. Ларри чувствовал, что с ним обращаются как с настоящим психом. Все вели себя так, словно его чувства во всей этой истории не имели никакого значения и смысла.
Пока Ларри был в больнице, отец поехал с полицейским, чтобы сделать заявление. Ларри никак не мог понять, зачем это нужно. Отец ведь ничего не видел. Только он, Ларри. Обычно они просто записывают показания к себе в блокнот.
Ну да ладно, – решил Ларри, – надо ведь кому-то доверять. В конце концов, копам-то можно доверять? Пуделя они так и не нашли.
25 ноября, ночь
– Почему она едет на поезде? – спросил Кол, всматриваясь в негустой туман, скрывающий рельсы. Уже можно было различить прожектор приближающегося поезда и серый металлический блеск локомотива.
– Иногда, – съязвила Адэр, – ты бываешь такой догадливый, а тут типа тормозишь. Почему люди вообще ездят на поездах?
Они стояли на перроне железнодорожной станции Эмеривилль. За путями, за разорванным внизу заграждением – бродяги постарались, – находился торговый центр с кинотеатром, книжным магазином и даже джазовым ночным клубом. Дальше были пустырь и бухта.
– Она не любит летать, – объяснила мать Адэр. В этот день у нее было собрание женской футбольной лиги, и она уже надела белую форменную рубашку школьной команды Квибры, белые шорты и белые теннисные туфли. На шее висел серебряный тренерский свисток. Адэр надела платье, которое называла цыганским, а сверху жакет с американским орлом. Она заметила, что Кол был в той же одежде, что и вчера.
Раздался гудок поезда. С тем странным выражением на лице, которое у него появлялось, когда его что-то тревожило, но он не хотел это обсуждать, Кол завыл, подражая сигналу:
– У-у-у-у… У-у-у-у! Мам, твоим свистком мы, пожалуй, могли бы просигналить ему в ответ, а?
– Не говори глупостей, – отмахнулась мать. Она поднесла к глазам ладонь, загораживаясь от проглядывающего сквозь облака солнца, и смотрела, как поезд подтягивается к платформе.
Кол схватил свисток, все еще висевший на шее матери, и отчаянно засвистел: и-и-и-и-и-и…
Мать в недоумении замерла и молча за ним наблюдала, будто пытаясь понять, что могут означать эти действия.
Увидев, что она не реагирует, Кол бросил свисток и пожал плечами.
Поезд заскрежетал колесами, заскрипел тормозами и остановился, испуская запахи копоти и отработанного горючего. Носильщик с круглым равнодушным лицом подтащил переносную лестницу, установил ее у ближайшей двери и встал рядом, чтобы помочь пассажирам спуститься. Сначала вышла пожилая женщина с седыми волосами, приветливо махнула рукой матери Адэр, а потом смущенно отвернулась, когда, прищурив близорукие глаза, поняла, что это не дочь и не племянница, которых она ожидала. С выражением разочарованного безразличия женщина степенно прошествовала мимо них к зданию вокзала.
Тут из вагона появилась мамина сестра Лэси. На взгляд Адэр, она выглядела точно так же, как и три года назад. Привлекательная женщина с длинными каштановыми волосами и челкой на лбу. Загар с Лонг-Бич. Более свежее и более веселое, чем у мамы, лицо, но ведь она не замужем, и детей у нее нет, и она моложе мамы.
На Лэси был кроваво-красный комбинезон, вроде бы от «Маки», с золотым поясом, белая шелковая блузка, теннисные туфли, которые, пожалуй, не шли ко всему остальному. Совсем мало косметики. Мама тоже почти никогда не красилась.
Ногти у Лэси были того же красного цвета, но довольно короткие. Адэр решила, это потому, что она много печатает. Лэси – журналистка.
– Привет, ребята! – крикнула Лэси, волоча на колесиках две тяжеленные сумки типа «Американский турист». – Спасибо, что встретили. – Она радостно улыбнулась сестре. – Сьюз! Великолепно выглядишь! – Лэси обняла сестру, и мама на мгновение удержала ее в объятиях. Лэси отступила на шаг, словно бы для того, чтобы еще раз восхититься, но в глазах у нее мелькнуло недоумение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108