Оборотень чувствовал, как под его лапами начинают трещать ребра Кейна!
Спину и ребра словно жгло огнем, но Кейн продолжал сжимать горло Эвинголиса. Он знал, что его единственный шанс — продержаться дольше противника, хотя жуткое создание почти не давало ему самому дышать. Внезапно оборотень ослабил свои тиски! Эвинголису нужен был воздух, и он ожесточенно пытался разорвать хватку Кейна, щелкая покрытыми пеной клыками и дико колотя когтистыми руками.
Потом они упали на пол. Кейн приземлился сверху и тут же попытался обезвредить опасные руки, которые стремились добраться до его лица. Подавшись вперед, Кейн сумел прижать его плечи коленями. Существо яростно извивалось, беспомощно молотя руками.
Потом дикое сопротивление оборотня ослабло. Его нечеловеческая живучесть не выдержала атаки более сильного противника. Сверкающим взглядом Эвинголис уставился в холодные голубые глаза Кейна и узрел пылающую в них смерть. Под смертоносными руками сухо треснул его позвоночник.
— Так умер Авель! — прошипел Кейн, заставляя свои пальцы постепенно ослабить убийственную хватку.
Потом тело Эвинголиса заволокла пелена, и Кейн обнаружил, что сжимает сломанную шею волка-альбиноса.
ЭПИЛОГ
Было раннее утро, на снегу стояли одинокая лошадь и ее всадник. Осмотрев пристройки, Кейн наткнулся на своего собственного скакуна, не замеченного волками, сытого и отдохнувшего. С трудом он оседлал его и собрал узел провизии, чтобы продолжить свое долгое путешествие. Несколько ребер Кейна были сломаны и ушиблены; кроме того, у него были многочисленные глубокие раны и царапины от когтей оборотня, но он перевязал свои раны, как смог, и взгромоздился на коня, не желая провести еще одну ночь в мертвом замке.
Кейн наблюдал, как высоко в воздух взметнулись языки пламени. Еще один этаж обрушился, скоро от замка останутся только обгоревшие каменные стены. Кейн поджег поместье перед уходом, сделав из него огромный погребальный костер для людей и волков. В этом пламени горело и тело Эвинголиса; больше менестрель не будет петь свои песни и строить свои козни.
Где-то в этом пламени горело еще одно создание, которое больше не будет петь. Кейн завернул ее в белый меховой плащ и осторожно положил на постель, перед тем как зажечь костер. Наверное, Бринанин обрела покой, если смерть — это покой. Кейну не суждено узнать ни то ни другое. Все-таки на миг он почувствовал к ней что-то — какое-то чувство, которое, может быть, испытывал когда-то.
Кейн вздрогнул, внезапно поняв, как холодно.
Он направился на юго-запад. Снег был покрыт толстой коркой и легко выдерживал скакуна. За спиной оставались едва видные следы.
ХОЛОДНЫЙ СВЕТ
«Штурм твердыни огров был ожесточенным », — думал Гаэта, утомленно глядя на руины. Стащив свой отделанный серебром шлем, он провел кровоточащей рукой по лбу, откидывая промокшие от пота светлые пряди, потом прищурился, пытаясь что-нибудь разглядеть в дыму, застилавшем солнечный свет. За стенами крепости была беспорядочная мешанина из разрушенных и сожженных строений, осадных машин, тел людей и слуг огров.
Он столкнул труп с перевернутой повозки и вскарабкался на освободившееся место. Глубоко вздохнув и поморщившись от боли — несколько ребер были ушиблены, но панцирь отразил меч, — Гаэта позволил себе отдаться утомленному ликованию, приличествующему человеку, который поставил перед собой и блестяще выполнил трудное задание, столь же почетное, сколь и опасное.
Если быть точным, надо отдать должное и многим другим. Когда б не талант молодого колдуна из Транодели, Сереба Ак-Сети, волшебный огонь, охранявший стены огров, не был бы погашен, да и непреодолимые обсидиановые ворота не рассыпались бы на куски. Моллил был великолепен, когда вел первую колонну через разбитые ворота навстречу ярости огровых приспешников. И Трое Рыжих чуть не одолели его солдат, хотя их чары рухнули, а слуги бежали. Многие погибли от рук трех братьев-огров, казавшихся неуязвимыми. Потом Гезелла, среднего брата, убила отравленная стрела, пущенная Анмуспи-Лучником. Омселл, старший, был тяжело ранен умирающим Маландером, и, когда огр рухнул на колени, Гаэта сам снес его отвратительную голову с плеч. Остался только Дазелл, который попытался спрыгнуть с замковой стены и убежать, но от удара потерял сознание. Гаэта приказал связать его, и теперь двенадцатифутовое тело огра плясало на виселице, обращенной к долине, которую он и его братья так долго держали в ужасе.
Сквозь туман к нему приблизился Алидор, чья сломанная рука сейчас была кое-как перевязана. «Ты сломал руку, когда отразил удар топора Омселла, направленный в меня », — подумал Гаэта и поклялся сделать своему помощнику ценный подарок из своей части трофеев, хотя подобная храбрость была просто обязанностью рыцаря по отношению к своему лорду.
— Мы осмотрели все вокруг, мой господин. — Алидор хотел было отдать честь левой рукой, но решил, что это будет выглядеть глупо. — Похоже, мы загнали всех уцелевших внутрь. Не очень хорошо — Трое Рыжих, видать, приказали убить всех пленников, когда стало очевидно, что мы вот-вот ворвемся вниз. Так что у нас примерно двадцать человек — последние из их солдат и слуг, и мы ждем вашего приказа, что с ними делать.
— Убейте их.
Алидор помолчал, не желая спорить со своим полководцем.
— Мой господин, почти все они клянутся, что огры заставили их служить. Они были вынуждены повиноваться ограм, или их съели бы, как остальных.
В голосе Гаэты послышался холод, и его лицо окаменело.
— Большинство из них лгут. Остальные заслуживают самого худшего, ибо они спасали свои шкуры, став орудием порабощения и уничтожения своих собратьев. Нет, Алидор, милосердие, конечно, похвально, но, когда ты стремишься уничтожить совершенное зло, ты должен уничтожать его совершенно. Прояви милосердие, выжигая болезнь, и ты только оставишь ее семена прорастать снова. Убей их всех.
Алидор повернулся, чтобы отдать приказ, но Моллил все слышал и уже спешил через двор, чтобы проследить за казнью. «Ему это понравится », — с отвращением подумал Алидор, потом выбросил пеллинита из головы. Он искренне сказал Гаэте:
— Мой господин, сегодня вы на самом деле совершили подвиг! Годами эта земля жила в кошмарном страхе перед Тремя Рыжими. Они опустошили почти весь край, и никто не может сказать, сколько пленников закончили свои дни в желудках огров! Теперь, после их смерти, люди снова вернутся к жизни: смогут возделывать землю и мирно торговать, и путники смогут путешествовать по этим долинам в безопасности. А вы, как и прежде, не примете от людей, кроме благодарности!
Гаэта устало улыбнулся и жестом велел ему замолчать.
— Будь добр, Алидор! Прибереги свои хвалебные речи до моей смерти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
Спину и ребра словно жгло огнем, но Кейн продолжал сжимать горло Эвинголиса. Он знал, что его единственный шанс — продержаться дольше противника, хотя жуткое создание почти не давало ему самому дышать. Внезапно оборотень ослабил свои тиски! Эвинголису нужен был воздух, и он ожесточенно пытался разорвать хватку Кейна, щелкая покрытыми пеной клыками и дико колотя когтистыми руками.
Потом они упали на пол. Кейн приземлился сверху и тут же попытался обезвредить опасные руки, которые стремились добраться до его лица. Подавшись вперед, Кейн сумел прижать его плечи коленями. Существо яростно извивалось, беспомощно молотя руками.
Потом дикое сопротивление оборотня ослабло. Его нечеловеческая живучесть не выдержала атаки более сильного противника. Сверкающим взглядом Эвинголис уставился в холодные голубые глаза Кейна и узрел пылающую в них смерть. Под смертоносными руками сухо треснул его позвоночник.
— Так умер Авель! — прошипел Кейн, заставляя свои пальцы постепенно ослабить убийственную хватку.
Потом тело Эвинголиса заволокла пелена, и Кейн обнаружил, что сжимает сломанную шею волка-альбиноса.
ЭПИЛОГ
Было раннее утро, на снегу стояли одинокая лошадь и ее всадник. Осмотрев пристройки, Кейн наткнулся на своего собственного скакуна, не замеченного волками, сытого и отдохнувшего. С трудом он оседлал его и собрал узел провизии, чтобы продолжить свое долгое путешествие. Несколько ребер Кейна были сломаны и ушиблены; кроме того, у него были многочисленные глубокие раны и царапины от когтей оборотня, но он перевязал свои раны, как смог, и взгромоздился на коня, не желая провести еще одну ночь в мертвом замке.
Кейн наблюдал, как высоко в воздух взметнулись языки пламени. Еще один этаж обрушился, скоро от замка останутся только обгоревшие каменные стены. Кейн поджег поместье перед уходом, сделав из него огромный погребальный костер для людей и волков. В этом пламени горело и тело Эвинголиса; больше менестрель не будет петь свои песни и строить свои козни.
Где-то в этом пламени горело еще одно создание, которое больше не будет петь. Кейн завернул ее в белый меховой плащ и осторожно положил на постель, перед тем как зажечь костер. Наверное, Бринанин обрела покой, если смерть — это покой. Кейну не суждено узнать ни то ни другое. Все-таки на миг он почувствовал к ней что-то — какое-то чувство, которое, может быть, испытывал когда-то.
Кейн вздрогнул, внезапно поняв, как холодно.
Он направился на юго-запад. Снег был покрыт толстой коркой и легко выдерживал скакуна. За спиной оставались едва видные следы.
ХОЛОДНЫЙ СВЕТ
«Штурм твердыни огров был ожесточенным », — думал Гаэта, утомленно глядя на руины. Стащив свой отделанный серебром шлем, он провел кровоточащей рукой по лбу, откидывая промокшие от пота светлые пряди, потом прищурился, пытаясь что-нибудь разглядеть в дыму, застилавшем солнечный свет. За стенами крепости была беспорядочная мешанина из разрушенных и сожженных строений, осадных машин, тел людей и слуг огров.
Он столкнул труп с перевернутой повозки и вскарабкался на освободившееся место. Глубоко вздохнув и поморщившись от боли — несколько ребер были ушиблены, но панцирь отразил меч, — Гаэта позволил себе отдаться утомленному ликованию, приличествующему человеку, который поставил перед собой и блестяще выполнил трудное задание, столь же почетное, сколь и опасное.
Если быть точным, надо отдать должное и многим другим. Когда б не талант молодого колдуна из Транодели, Сереба Ак-Сети, волшебный огонь, охранявший стены огров, не был бы погашен, да и непреодолимые обсидиановые ворота не рассыпались бы на куски. Моллил был великолепен, когда вел первую колонну через разбитые ворота навстречу ярости огровых приспешников. И Трое Рыжих чуть не одолели его солдат, хотя их чары рухнули, а слуги бежали. Многие погибли от рук трех братьев-огров, казавшихся неуязвимыми. Потом Гезелла, среднего брата, убила отравленная стрела, пущенная Анмуспи-Лучником. Омселл, старший, был тяжело ранен умирающим Маландером, и, когда огр рухнул на колени, Гаэта сам снес его отвратительную голову с плеч. Остался только Дазелл, который попытался спрыгнуть с замковой стены и убежать, но от удара потерял сознание. Гаэта приказал связать его, и теперь двенадцатифутовое тело огра плясало на виселице, обращенной к долине, которую он и его братья так долго держали в ужасе.
Сквозь туман к нему приблизился Алидор, чья сломанная рука сейчас была кое-как перевязана. «Ты сломал руку, когда отразил удар топора Омселла, направленный в меня », — подумал Гаэта и поклялся сделать своему помощнику ценный подарок из своей части трофеев, хотя подобная храбрость была просто обязанностью рыцаря по отношению к своему лорду.
— Мы осмотрели все вокруг, мой господин. — Алидор хотел было отдать честь левой рукой, но решил, что это будет выглядеть глупо. — Похоже, мы загнали всех уцелевших внутрь. Не очень хорошо — Трое Рыжих, видать, приказали убить всех пленников, когда стало очевидно, что мы вот-вот ворвемся вниз. Так что у нас примерно двадцать человек — последние из их солдат и слуг, и мы ждем вашего приказа, что с ними делать.
— Убейте их.
Алидор помолчал, не желая спорить со своим полководцем.
— Мой господин, почти все они клянутся, что огры заставили их служить. Они были вынуждены повиноваться ограм, или их съели бы, как остальных.
В голосе Гаэты послышался холод, и его лицо окаменело.
— Большинство из них лгут. Остальные заслуживают самого худшего, ибо они спасали свои шкуры, став орудием порабощения и уничтожения своих собратьев. Нет, Алидор, милосердие, конечно, похвально, но, когда ты стремишься уничтожить совершенное зло, ты должен уничтожать его совершенно. Прояви милосердие, выжигая болезнь, и ты только оставишь ее семена прорастать снова. Убей их всех.
Алидор повернулся, чтобы отдать приказ, но Моллил все слышал и уже спешил через двор, чтобы проследить за казнью. «Ему это понравится », — с отвращением подумал Алидор, потом выбросил пеллинита из головы. Он искренне сказал Гаэте:
— Мой господин, сегодня вы на самом деле совершили подвиг! Годами эта земля жила в кошмарном страхе перед Тремя Рыжими. Они опустошили почти весь край, и никто не может сказать, сколько пленников закончили свои дни в желудках огров! Теперь, после их смерти, люди снова вернутся к жизни: смогут возделывать землю и мирно торговать, и путники смогут путешествовать по этим долинам в безопасности. А вы, как и прежде, не примете от людей, кроме благодарности!
Гаэта устало улыбнулся и жестом велел ему замолчать.
— Будь добр, Алидор! Прибереги свои хвалебные речи до моей смерти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53