Федра провоцировала в нем худшие качества, унаследованные от отца. Ему хотелось сжать ее в объятиях и ласкать до потери сознания. Велико было искушение воспользоваться своим немалым опытом, чтобы заставить ее уступить собственному желанию.
Однако Эллиот, решительно отвернувшись, отошел от нее, поднял с пола пистолет и одно из одеял и направился к лестнице. Это был единственный выход. Иначе он рисковал повести себя как последний мерзавец или превратиться в одну из жалких пчелок, которые кружат вокруг королевы, вымаливая милости.
Стоя у окна, Федра наблюдала, как солнце садится в море. Тьма медленно поглощала яркие краски, отражавшиеся в воде лиловыми и оранжевыми всполохами. Мужчины в лодке махали ей руками и что-то дружелюбно кричали. Очевидно, вино, которое они прихватили с собой, чтобы скоротать время, сделало их более приветливыми.
Среди припасов, доставленных с провизией, нашлась большая свеча. Федра зажгла ее и пристроила в углу, где ее не мог задуть ветерок, залетавший в окна. Снизу доносились шаги и шорохи, видимо, Эллиот пытался обеспечить себе некоторые удобства, устраиваясь на полу с помощью единственного одеяла.
Ее тело еще не совсем успокоилось, мысли крутились вокруг последних минут, предшествовавших его уходу. Кровь продолжала мягко пульсировать в жилах. Раньше ей приходилось мириться с этим, только когда Эллиот находился рядом, но, как оказалось, ее тело чувствовало, что он достаточно близко. Ее грудь оставалась напряженной и чувствительной, а соски реагировали на прикосновение ткани платья.
Их последний разговор обезоружил Федру. В данный момент она просто не могла думать о нем плохо. Он понимал больше, чем она сама. Но не злорадствовал, а выражал искреннюю обеспокоенность не самыми светлыми сторонами ее жизни.
Она не сказала ему всей правды, чтобы уберечь Артемис от осуждения, но, судя по реакции Эллиота, в этом не было необходимости. Федра была согласна с убеждениями своей матери, но не всегда с методами, которые та использовала, претворяя их в жизнь. Оказаться предоставленной самой себе в шестнадцать лет явилось для нее более сокрушительным и пугающим опытом, чем она решилась признать. У нее было такое ощущение, будто ее выбросили за борт и спокойно ждут, когда она научится плавать.
Федра давно простила матери это заблуждение, но сомневалась, что другие последуют ее примеру, если узнают, каким мучительным был для нее тот первый год. Правда стала бы для общества лишним доказательством того, что Артемис была плохой матерью и не совсем нормальной женщиной.
Снизу не доносилось ни звука, но Федра могла поклясться, что слышит его дыхание. Почему-то она была уверена, что Эллиот не спит. В попытке утихомирить свое взбудораженное тело она принялась мерить шагами комнату. Желание, которое она испытывала, не было чисто физическим, в нем присутствовала острая потребность в близости, возникшей между ними после пережитой опасности и доверительных бесед.
Федра закрыла глаза, пытаясь обуздать чувственные порывы и вспоминая наставления матери: «Потребность в плотских наслаждениях присуща женщинам в той же мере, что и мужчинам. Не подавляй в себе желания, но будь осторожна при выборе партнеров. Большинство мужчин по натуре своей завоеватели. Постарайся найти тех немногих, кто способен подняться над их примитивными инстинктами. Если ты все же решишь заняться любовью с завоевателем, убедись, что отдаешь ему только свое тело и только на время. Никогда не поддавайся иллюзии, что такого мужчину можно переделать». Федра представила себе мужчину, находившегося внизу. Он ушел, хотя воздух в комнате чуть ли не плавился от желания которое они испытывали друг к другу. Возможно, Эллиот из числа завоевателей, но он далеко не глуп. У него хватит ума понять, что она отдаст ему только то, что сочтет нужным.
Глава 11
Эллиот устроился на ночь, не имея никакой компании, кроме собственных мыслей. Оставалось лишь надеяться, что рано или поздно его воображение перестанет рисовать женщину, находившуюся наверху.
Он постарался переключить свой мозг на историю, предмет его исследований. Чтобы отправиться туда, не требовались записи и документы. Вся информация хранилась в голове. Он скоротал немало вечеринок, уносясь мыслями в мир исследований, когда разговор становился слишком скучным.
У его братьев, Кристиана и Хейдена, в мозгу тоже были тайные уголки. Удалившись туда, они теряли связь с действительностью, словно захлопывалась дверь, ведущая в их внутренний мир. Только Эллиот обладал счастливой способностью свободно перемещаться туда и обратно. Его связь с реальным миром всегда оставалась в пределах досягаемости.
Правда, в данный момент это было скорее недостатком, чем преимуществом. Во внешнем мире его поджидали досада и разочарование, не желавшие затухать сами по себе. Сверху доносились звуки, которые провоцировали его дурную кровь, заставляя выбирать между честью и гордыней. Наконец ему удалось отрешиться от внешних раздражителей и сосредоточиться на погребальных церемониях, описанных в древнеримских хрониках.
– Эллиот.
Эллиот открыл глаза и напрягся. Ее голос прозвучал так явственно, словно Федра стояла в нескольких футах от него. Каменные стены башни далеко разносили звуки, и Федре, возможно, даже не пришлось повышать голос.
Оклик не повторился. Должно быть, она решила, что он спит. А может, она знала, что он придет, даже если позовет его мысленно.
Возможно, ей всего лишь нужна помощь, например чтобы зажечь свечу. Или она заметила движение внизу и предположила, что их ждут неприятности со стороны тюремщиков. Конечно, Эллиот мог окликнуть ее и спросить, но не стал этого делать, хоть и понимал, что оставить ее на этот раз будет практически невозможно.
Решив, что Федра слишком умна, чтобы играть с огнем, он поднялся по лестнице.
На каменных сводах верхнего помещения танцевали тени, отбрасываемые одинокой свечой, горевшей в углу. Ее трепещущее пламя подсвечивало золотом сияние луны, заливавшей комнату серебристыми лучами.
В этом приглушенном свете виднелась бледная фигура, словно сотканная из сияющей меди и белого фарфора.
Федра сидела на коленях на соломенном матрасе лицом к нему. Эллиот застыл на месте, пораженный ее красотой и дерзостью.
Она была совершенно голая. По обнаженному телу струились пряди волос, сквозь которые виднелись кремовые плечи, нежные руки, округлые выпуклости груди и плавные изгибы бедер.
Федра позволила ему разглядывать себя, наблюдая за бурей желания, нараставшей в нем, и признавая взглядом, что разделяет его страсть.
Спустя мгновение она подняла руки и откинула волосы назад, полностью обнажив тело.
– Если хотите, мы могли бы доставить друг другу наслаждение, – сказала она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81