Нелегко угадать, где может работать парень, танцующий под фонарем в метель и жонглирующий апельсинами. Моего воображения на это не хватало.
Но, разумеется, он должен на что-то жить! Роланд прав, брат Каролины должен где-то работать. Но как это узнать? Может быть, через Густава? Они друзья. Хотя Густава найти не легче, ведь я понятия не имею, где он живет. В городе я его почти никогда не встречала. Единственный раз столкнулась с ним, и тогда он был с братом Каролины.
Видимо, пути наши не пересекаются.
Но стояла весна, все старались как можно больше времени проводить на улице, светило солнце, распускались листья. И у меня был велосипед! Я могла сколько угодно ездить по городу. И надеяться на счастливый случай.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Шли дни.
Приближались летние каникулы. До конца полугодия оставалось две-три недели, и мама завела с папой разговор о том, где мы проведем лето.
Пора принимать решение!
Может быть, поедем куда-нибудь? Или все лето проживем в деревне? Мама хотела знать – ей нужно продумать, что взять из одежды, и все остальное. Но папа не хотел ничего решать, он отвечал уклончиво, считая, что торопиться некуда.
Так повторялось каждый год. У мамы с папой были совершенно разные взгляды на летний отдых. Причина в том, что каждый воспринимал лето по-своему. Мама ждала его всю зиму. Наконец жизнь станет светлее и легче! Наконец все будет по-другому!
Но для папы времена года ничем не отличались друг от друга. Он будто и не замечал наступления лета. Нет, конечно, по маме, по ее настроению он что-то чувствовал, но не более того.
Еще он замечал, что дни становились длиннее, и был доволен, потому что теперь можно было читать и писать, не зажигая чадящую керосиновую лампу. Глаза меньше уставали. Так что по-своему папа тоже чувствовал, что лето пришло.
Но самым важным для него было то, что с наступлением летних каникул ему не надо будет ходить в школу. В течение двух месяцев он сможет думать только о том, что его интересует. И он хотел использовать как можно больше драгоценного летнего времени для написания своей работы о Сведенборге. В первую очередь он желал покоя. А это значило, что он с большим удовольствием остался бы один в городе. Маме это, естественно, не нравилось, да и нам тоже. Тут мы никак не могли прийти к согласию.
Зимой папа проводил почти все свое свободное время в деревне, чтобы спокойно работать. Летом по той же причине он как можно дольше оставался в городе. И так все последние годы.
Казалось, будто он бежит от своей надоедливой семьи. Будто мы все время путаемся у него под ногами. Сколько еще это будет продолжаться? «Пока я не закончу книгу», – стонал папа с несчастным видом. Но это длилось уже несколько лет. И нам уже не верилось, что книга когда-нибудь будет написана.
Каждый день за обеденным столом шли жаркие споры о планах на лето, и о Каролине мы почти перестали говорить. Думаю, мы уже не надеялись когда-нибудь снова ее увидеть. Поначалу мы заглядывали в почтовый ящик, вздрагивали при каждом телефонном звонке и ждали каких-нибудь вестей. Но с каждым днем надежда слабела. Наверное, Каролина навсегда для нас потеряна. Приходится только признать, что раз она оставила нас, то это, скорее всего, необратимо. Возвращаться она не намерена.
Мы с Роландом часами колесили по городу, прочесывая каждый квартал, с готовностью отправлялись по поручению во всевозможные мастерские. Наиболее вероятно, что брат Каролины работает именно в таком месте. Но ни его, ни Густава не было и следа. Даже Роланд склонялся к тому, что брат Каролины, видимо, уже уехал.
И вот в один прекрасный день, когда я меньше всего надеялась на встречу, я снова столкнулась с ним. Это было после школы, я ехала на велосипеде, в багажнике у меня лежали учебники. Светило солнце, и я собиралась выбрать уютное местечко где-нибудь на природе и поучить уроки.
Я медленно катила вдоль речки, солнце светило мне в лицо. Птички щебетали, и из воды то и дело доносились всплески. В речке было много рыбы. На мосту стояли рыболовы с удочками, кто-то медленно плыл в лодке, забрасывая сеть. Было тихо и привольно. Вдалеке слышались звуки губной гармошки. Давно уже я не чувствовала такого умиротворения.
И вдруг сердце чуть не выпрыгнуло у меня из груди. На камне у воды сидел брат Каролины и удил рыбу. Средь бела дня. Рядом с ним на земле лежал пустой рюкзак. Ему везло: в траве блестело чешуей несколько окуней. За его спиной стояли пустое ведро и банка с червяками. Он читал книгу, дожидаясь, когда клюнет рыба. Велосипед прислонил к дереву у дороги.
У меня появилась мысль: я спрыгнула с велосипеда и поставила его у того же дерева, по другую сторону. Парень был так занят чтением, что ничего не заметил. Мне удалось незаметно прошмыгнуть вниз по заросшему травой склону к воде.
Я расположилась с учебниками в нескольких метрах позади него, немного наискосок. И попыталась сосредоточиться. Но ничего, конечно, не выходило, я только притворялась. И все время думала о том, как мне повести себя, чтобы затеять с ним разговор. Встать и подойти к нему, сказать, кто я, и спросить про Каролину? Прямо к делу, без обиняков!
Каролина именно так и поступила бы. Ведь это проще всего. Почему же мне это кажется невозможным? Чего я боюсь? Наверное, получить отказ.
Услышать, что Каролина не велела брату говорить нам, где она. Это сильно огорчило бы меня, потому что означало бы, что Каролина не хочет нас больше видеть.
Но все же я должна рискнуть. Самое худшее, что может случиться, – он постарается отделаться от меня. Если я покажусь ему назойливой, то пусть так и сделает. Но он ведь должен понимать, что если я увидела кого-то, кто может быть братом Каролины, то я обязательно захочу с ним поговорить. Было бы даже как-то стыдно не поинтересоваться судьбой человека, который внезапно исчез.
И все же от одной мысли подойти и заговорить с ним у меня начиналось сердцебиение. Он все еще не видел меня. И вот у него клюнуло. Я смотрела, как он снимает рыбу с крючка. Это была плотвичка, и он бросил ее обратно в воду.
Когда он затем повернулся к банке с червями, то увидел меня, но словно и не заметил моего присутствия, только рассеянно поглядел в мою сторону и начал насаживать червяка на крючок. Потом забросил удочку и снова стал читать.
Мне захотелось увидеть, что за книгу он читает. Ничего не могу поделать, такая у меня привычка.
Если вижу человека за книгой, мне немедленно нужно выяснить, что у него за книга. Какая-то маниакальная страсть.
Но он держал книгу так, что невозможно было разглядеть ни названия, ни автора. Я злилась и долго сидела, не отрывая глаз от обложки. Должен же он когда-нибудь повернуть ее так, чтобы мне стало видно!
Но вот поплавок снова нырнул! Клюнуло довольно основательно, потому что он отбросил книгу в траву и дернул удочку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
Но, разумеется, он должен на что-то жить! Роланд прав, брат Каролины должен где-то работать. Но как это узнать? Может быть, через Густава? Они друзья. Хотя Густава найти не легче, ведь я понятия не имею, где он живет. В городе я его почти никогда не встречала. Единственный раз столкнулась с ним, и тогда он был с братом Каролины.
Видимо, пути наши не пересекаются.
Но стояла весна, все старались как можно больше времени проводить на улице, светило солнце, распускались листья. И у меня был велосипед! Я могла сколько угодно ездить по городу. И надеяться на счастливый случай.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Шли дни.
Приближались летние каникулы. До конца полугодия оставалось две-три недели, и мама завела с папой разговор о том, где мы проведем лето.
Пора принимать решение!
Может быть, поедем куда-нибудь? Или все лето проживем в деревне? Мама хотела знать – ей нужно продумать, что взять из одежды, и все остальное. Но папа не хотел ничего решать, он отвечал уклончиво, считая, что торопиться некуда.
Так повторялось каждый год. У мамы с папой были совершенно разные взгляды на летний отдых. Причина в том, что каждый воспринимал лето по-своему. Мама ждала его всю зиму. Наконец жизнь станет светлее и легче! Наконец все будет по-другому!
Но для папы времена года ничем не отличались друг от друга. Он будто и не замечал наступления лета. Нет, конечно, по маме, по ее настроению он что-то чувствовал, но не более того.
Еще он замечал, что дни становились длиннее, и был доволен, потому что теперь можно было читать и писать, не зажигая чадящую керосиновую лампу. Глаза меньше уставали. Так что по-своему папа тоже чувствовал, что лето пришло.
Но самым важным для него было то, что с наступлением летних каникул ему не надо будет ходить в школу. В течение двух месяцев он сможет думать только о том, что его интересует. И он хотел использовать как можно больше драгоценного летнего времени для написания своей работы о Сведенборге. В первую очередь он желал покоя. А это значило, что он с большим удовольствием остался бы один в городе. Маме это, естественно, не нравилось, да и нам тоже. Тут мы никак не могли прийти к согласию.
Зимой папа проводил почти все свое свободное время в деревне, чтобы спокойно работать. Летом по той же причине он как можно дольше оставался в городе. И так все последние годы.
Казалось, будто он бежит от своей надоедливой семьи. Будто мы все время путаемся у него под ногами. Сколько еще это будет продолжаться? «Пока я не закончу книгу», – стонал папа с несчастным видом. Но это длилось уже несколько лет. И нам уже не верилось, что книга когда-нибудь будет написана.
Каждый день за обеденным столом шли жаркие споры о планах на лето, и о Каролине мы почти перестали говорить. Думаю, мы уже не надеялись когда-нибудь снова ее увидеть. Поначалу мы заглядывали в почтовый ящик, вздрагивали при каждом телефонном звонке и ждали каких-нибудь вестей. Но с каждым днем надежда слабела. Наверное, Каролина навсегда для нас потеряна. Приходится только признать, что раз она оставила нас, то это, скорее всего, необратимо. Возвращаться она не намерена.
Мы с Роландом часами колесили по городу, прочесывая каждый квартал, с готовностью отправлялись по поручению во всевозможные мастерские. Наиболее вероятно, что брат Каролины работает именно в таком месте. Но ни его, ни Густава не было и следа. Даже Роланд склонялся к тому, что брат Каролины, видимо, уже уехал.
И вот в один прекрасный день, когда я меньше всего надеялась на встречу, я снова столкнулась с ним. Это было после школы, я ехала на велосипеде, в багажнике у меня лежали учебники. Светило солнце, и я собиралась выбрать уютное местечко где-нибудь на природе и поучить уроки.
Я медленно катила вдоль речки, солнце светило мне в лицо. Птички щебетали, и из воды то и дело доносились всплески. В речке было много рыбы. На мосту стояли рыболовы с удочками, кто-то медленно плыл в лодке, забрасывая сеть. Было тихо и привольно. Вдалеке слышались звуки губной гармошки. Давно уже я не чувствовала такого умиротворения.
И вдруг сердце чуть не выпрыгнуло у меня из груди. На камне у воды сидел брат Каролины и удил рыбу. Средь бела дня. Рядом с ним на земле лежал пустой рюкзак. Ему везло: в траве блестело чешуей несколько окуней. За его спиной стояли пустое ведро и банка с червяками. Он читал книгу, дожидаясь, когда клюнет рыба. Велосипед прислонил к дереву у дороги.
У меня появилась мысль: я спрыгнула с велосипеда и поставила его у того же дерева, по другую сторону. Парень был так занят чтением, что ничего не заметил. Мне удалось незаметно прошмыгнуть вниз по заросшему травой склону к воде.
Я расположилась с учебниками в нескольких метрах позади него, немного наискосок. И попыталась сосредоточиться. Но ничего, конечно, не выходило, я только притворялась. И все время думала о том, как мне повести себя, чтобы затеять с ним разговор. Встать и подойти к нему, сказать, кто я, и спросить про Каролину? Прямо к делу, без обиняков!
Каролина именно так и поступила бы. Ведь это проще всего. Почему же мне это кажется невозможным? Чего я боюсь? Наверное, получить отказ.
Услышать, что Каролина не велела брату говорить нам, где она. Это сильно огорчило бы меня, потому что означало бы, что Каролина не хочет нас больше видеть.
Но все же я должна рискнуть. Самое худшее, что может случиться, – он постарается отделаться от меня. Если я покажусь ему назойливой, то пусть так и сделает. Но он ведь должен понимать, что если я увидела кого-то, кто может быть братом Каролины, то я обязательно захочу с ним поговорить. Было бы даже как-то стыдно не поинтересоваться судьбой человека, который внезапно исчез.
И все же от одной мысли подойти и заговорить с ним у меня начиналось сердцебиение. Он все еще не видел меня. И вот у него клюнуло. Я смотрела, как он снимает рыбу с крючка. Это была плотвичка, и он бросил ее обратно в воду.
Когда он затем повернулся к банке с червями, то увидел меня, но словно и не заметил моего присутствия, только рассеянно поглядел в мою сторону и начал насаживать червяка на крючок. Потом забросил удочку и снова стал читать.
Мне захотелось увидеть, что за книгу он читает. Ничего не могу поделать, такая у меня привычка.
Если вижу человека за книгой, мне немедленно нужно выяснить, что у него за книга. Какая-то маниакальная страсть.
Но он держал книгу так, что невозможно было разглядеть ни названия, ни автора. Я злилась и долго сидела, не отрывая глаз от обложки. Должен же он когда-нибудь повернуть ее так, чтобы мне стало видно!
Но вот поплавок снова нырнул! Клюнуло довольно основательно, потому что он отбросил книгу в траву и дернул удочку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60