Я услышала, что Каролина глубоко вздохнула: «Так много полезного можно сделать. А я только мечтаю…» Тут она, конечно, была права. Я тоже часто об этом думала. Ведь если даже деятельная Каролина корила себя за бесполезность, что же было говорить мне – в моей жизни уже столько всего так и осталось в мечтах.
Я взглянула на нее. Она лежала в постели совершенно неподвижно, но глаза ее блестели. И причиной тому, похоже, была не только высокая температура.
Тут мне вспомнились наши прежние горничные…
– Сага Каролина переоделась горничной и… – прошептала я, смеясь.
Прищурившись, она хитро улыбнулась в ответ и тоже прошептала:
– Фрекен Берта!
Я подскочила как ошпаренная:
– Ну все, мне пора идти.
– Извини… Я не хотела тебя обидеть.
Она вдруг посерьезнела. Знай она, что я расстроюсь, она бы никогда так не сказала. Это ведь была шутка.
– Да. Мое имя – неудачная шутка. Ты права. Я и сама это знаю.
Она села в постели и тихонько покачала головой, глядя на меня. Она долго так сидела, пока меня не начал разбирать смех.
– Ладно, я, конечно, дурочка, но ничего не могу с собой поделать: ненавижу это имя.
– Да тебе какое ни дай, ты все равно будешь его ненавидеть.
– Ну ты и сказала! Это почему же?
– Ты меня спрашиваешь? – Она пристально посмотрела на меня. – А ты знаешь, какое имя тебе подходит?
– Ты уже спрашивала. И я ответила «нет».
– Нет? А я думала, может, ты нашла что-нибудь подходящее. – Она снова опустилась на подушку и закрыла глаза.
– Между прочим, ты обещала подобрать мне имя, – сказала я. – Но ты, наверное, забыла?
Нет, она не забыла.
– Поверь, я думала над этим.
– Значит, так ничего и не придумала?
И да, и нет. Она все еще лежала с закрытыми глазами. Она держит на примете одно имя, но не уверена, подходит ли оно мне, так как еще не очень хорошо меня знает. Я вспомнила: она ведь с самого начала предупредила, что поиски имени могут затянуться до тех пор, пока она не узнает меня поближе. Я вздохнула:
– А ты думаешь, это когда-нибудь произойдет?
– Что именно?
– Что ты узнаешь меня поближе?
Каролина рывком приподнялась с подушек и протянула ко мне обе руки. Лицо ее сияло, и мне показалось, что она никогда не была такой красивой.
– Конечно, произойдет, – сказала она. – Ведь мы на верном пути. – Она показала рукой на край кровати. – Иди сюда. Не могу разговаривать, когда ты сидишь так далеко. Мне нужно прикасаться к людям, когда я с ними разговариваю.
Я осторожно присела на край кровати. И она снова улыбнулась, покачивая головой:
– Ах ты, трусишка…
– Не такая уж трусишка, как тебе кажется. Так о каком имени ты думала?
– Я ведь еще не решила. Не уверена, годится ли оно…
– Скажи, какое?
Она, улыбаясь, взглянула мне прямо в глаза и взяла за руку:
– Вильма.
– Вильма? Мне это ни о чем не говорит.
– Так-таки ни о чем? Подумай.
– Точно, нет. Оно ни плохое, ни хорошее. Просто никакое. Оно мне безразлично.
– Странно. – Каролина убрала руку.
– Я тебя огорчила?
– Нет. Вовсе нет! – Она отвернулась. – Просто немного удивила. Ты ведь так похожа на папу. А папу зовут Вильгельм. Поэтому тебя так и хочется назвать Вильгельминой, а коротко – Вильмой.
– Надо же, мне это никогда в голову не приходило.
– Да, ты об этом не думала.
Она снова облокотилась на подушку и закрыла глаза. Во время нашего разговора об именах она смотрела вниз и не поднимала на меня глаз. Лежа совершенно неподвижно, она проговорила, словно про себя, что если бы это был ее папа, она бы подумала о его имени.
Я не знала, что ей ответить. Разговор принимал странный оборот. Каролина явно устала, по глазам было видно, что у нее высокая температура. Мне лучше уйти. Она лежала молча и не смотрела на меня. Я встала с кровати.
И вдруг она прошептала:
– Нет, пожалуй, Вильма тебе не подходит…
Я подумала, что ее обидело мое равнодушие к предложенному имени. Поэтому бодро произнесла:
– А почему бы нет? Надо подумать. Возможно, это хорошее имя… Раз уж я так похожа на папу.
– Нет, – сказала она. – Именно поэтому. Нет необходимости.
– Я не понимаю тебя. Необходимости в чем?
– Нет необходимости подчеркивать сходство.
Теперь головой качала я. А она все так лее лежала с закрытыми глазами, голос был сонным, но звучал серьезно, почти патетически. Наверное, ей сейчас лучше всего дать отдохнуть. Я во второй раз поднялась, чтобы уйти. Она снова привстала. Села в постели, выпрямившись и широко раскрыв глаза. Сначала она смотрела куда-то в пустоту, потом поймала мой взгляд. И стукнула ладонью по одеялу:
– Ты это ты! Он это он! А я это я!
При каждом «ты», «он» и «я» она ударяла рукой по одеялу. Она была похожа на упрямого ребенка, и я не смогла удержаться от смеха.
– Ясно, Каролина! Мы это мы! – Я тоже стукнула по одеялу, передразнивая ее.
Она захохотала, и мы обе упали на одеяло, задыхаясь от смеха.
– Если не слишком тянуть «бе-е», то Берта не такое уж плохое имя, – хихикнула Каролина. – Даже наоборот.
– Замолчи! – взвизгнула я.
Но ее не так-то просто было унять.
– Берта. Бер-р-та, – проговорила она раскатисто, отчетливо, совсем не так, как меня обычно звали, наполовину проглатывая звуки.
Сейчас имя показалось мне благозвучным и даже интересным. Каролина посерьезнела.
– А ты права: в моем имени что-то есть, – сказала я.
Она посмотрела на меня и улыбнулась.
– Прежде всего потому, что оно твое. А я тебя люблю, – прошептала она.
Это было так неожиданно. Я опешила и не нашлась что ответить. Стоило мне открыть рот, и я бы разревелась. В нашей семье было не принято произносить слова любви. Вместо этого мы старались в такие минуты поскорее сгладить неловкость, делали каменное лицо и притворялись, будто ничего не произошло, или, еще того лучше, превращали все в шутку. Правда, для этого нужно иметь чувство юмора, а им не все могут похвастаться. Поэтому вместо того чтобы признаться Каролине, как я обрадовалась ее словам и как много значит она для меня, я отвернулась к двери, медленно поднялась, взяла лежащий рядом учебник немецкого языка, открыла его наугад… И не поверила своим глазам! Вот шанс сказать что-то остроумное! Саркастическим тоном я прочла фразу, на которую упал мой взгляд:
– «Traue denen nicht die dir schmeicheln».
Каролина продолжала смотреть на меня, улыбаясь:
– Что это значит?
Ее лицо светилось от ожидания, глаза сияли. Я открыла рот, чтобы перевести предложение, но взглянула на Каролину и захлопнула учебник.
– Ничего, – быстро пробормотала я. – Так, пустяки. Я тебя тоже люблю! На ужин сегодня гуляш. А со вчерашнего дня осталась рыба. Тебе чего больше хочется?
Когда несколько часов спустя я принесла Каролине еду, она, выпрямившись, сидела в кровати, сцепив на затылке руки, и молча смотрела на меня:
– Вот рыба, – сказала я. – На десерт пирожное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60