— На хозяйстве осталась жена Владимира, ведет замкнутый образ жизни, на улицу почти не выходит. Братьев несколько раз видели в городе, но домой они не показываются.
Мишуев опять потянулся к селектору.
— Здесь данные на братьев, — Старик положил на стол несколько схваченных скрепкой листков, и рука подполковника повисла над клавишами.
— Проводить у Толстошеевых обыск или какиенибудь другие активные действия в настоящее время нецелесообразно и даже вредно.
— Почему?
Мишуев отдернул руку, снова превратившись в неуверенного стажера, полностью полагающегося на своего наставника.
— Братья чрезвычайно хитры и подозрительны, дома у них, конечно, ничего компрометирующего нет, они держатся в стороне и выжидают, а если почувствуют, что на их след напали, скроются из города, и ищи ветра в поле!
Мы и розыск не сможем объявить — даже косвенных доказательств их причастности к нападению нет. Все, что находится здесь, — Старик постучал по исписанным мелким почерком листкам, — только основание для того, чтобы тщательно проверять эту версию.
Пожалуй, Старик допустил слишком нравоучительный тон, потому что Мишуев поморщился и пренебрежительно махнул рукой.
— Это все ясно даже ребенку. Но сидеть сложа руки и ждать неизвестно чего мы не имеем права. Впрочем, я сам решу, как поступать.
— Целесообразно подождать возвращения ребят из Нового Афона, — не обращая внимания на происшедшую с начальником перемену, сказал Старик. — Надо передать им фотографии Толстошеевых. Если удастся «привязать» братьев к Макогонову, это будет уже серьезной уликой.
— Понятно, понятно, — Мишуев, не слушая, перебирал листки, и Старик знал, что ему не терпится доложить результат руководству. Он даже представлял, как будет подан собранный им материал.
— Чем вы думаете заниматься? — не поднимая глаз, спросил подполковник.
— Отработаю Пузанова.
— Кого?
— Ранее судимого за разбой рабочего инструментального цеха.
— А-а-а… А чего его отрабатывать?
— На всякий случай. Вдруг и он отдыхал в Новом Афоне.
— Что?!
— Отпуск провел на море, где — я пока не знаю. Что делал в отгуле в день преступления — не знаю тоже. Поэтому буду все это проверять.
Мишуев посмотрел на Старика долгим пронзительным взглядом. Старик не знал, что он научился так смотреть.
— Не надо разъяснять мне азбучные истины. Сейчас я не хуже вас разбираюсь в работе! И вам следовало давно это уяснить!
— Я постараюсь, — улыбнулся Старик и вышел из кабинета, оставив Мишуева в состоянии, близком к бешенству.
Но и сам он находился не в лучшем состоянии, наверное, поэтому, проходя мимо Института проблем передачи информации, и решил зайти к Элефантову — отвлечься.
— Если злость усиливает эти самые биоволны, то я поставлю на твоем приборе рекорд! — с порога заявил Старик.
— Наверное, нет, — Элефантов посмотрел на шкалу и развел руками. — Результат такой же, как и в прошлый раз. А что случилось?
— В очереди поругался, — отмахнулся Старик. — Меня бесит человеческая ограниченность, нежелание понимать простые вещи, неумение разбираться в сложных.
— В очереди? — проницательно улыбнулся Пореев. — А по-моему, вы поссорились с начальством.
Старик ответил долгим тяжелым взглядом, и Порееву стало неуютно.
— Вот Сергей однажды прибежал откуда-то — как на крыльях прилетел, замерили: действительно рекорд! А он почему-то…
Пореев наткнулся на угрюмый взгляд Элефантова и осекся.
— Лучше я пока посмотрю схему, где-то время от времени отходит контакт. У кого тестер?
— Интересно, почему вообще существует тупость, ограниченность, узколобость? — вслух размышлял Старик. — Казалось бы, носители таких качеств должны были вымереть, как динозавры. АН нет — живехоньки, да еще и процветают.
— Мы сами им частенько и помогаем. — Элефантов рассказал про Кабаргина.
— Тебе еще придется испытать его «благодарность», — мрачно напророчил Старик. — Знаю я таких… Он начисто забыл, как принимал помощь, и испытывает неприязнь к тебе, потому что ты это помнишь. А если дашь такому типу понять, что считаешь его менее умным, талантливым, способным, чем ты сам, он вообще возненавидит…
Прозвенел звонок, возвещающий об окончании рабочего дня.
— Я еще задержусь, — пробурчал Пореев, не разгибая спины и не поворачиваясь. Это означало, что он обижен.
Элефантов со Стариком вышли на улицу.
— Евгений Петрович, ну, Пореев, — Элефантов показал назад, — так вот, он говорит, что мог бы стать отличным следователем.
— Прямо отличным?
— Да, он вообще не страдает от скромности. Говорит, что видит людей насквозь, а это, мол, главное.
— Что ж он — рентген? — усмехнулся Старик. — Тогда можно ему позавидовать, я так не могу. Просто когда знаешь прошлое человека, его привычки, наклонности, можно предположить, как он поведет себя в определенной ситуации. Чем больше знаешь о нем и чем обычней ситуация, тем выше точность прогноза.
Элефантов вспомнил недавний ночной разговор со Стариком.
— Почему же неожиданны предательства? Они ведь всегда исходят от хорошо известных людей?
Старик кивнул.
— Иначе и быть не может, такова суть этой гнусности. Предают только своих, враг не сможет при всем желании. А о своих думаешь хорошо, потому и неожиданно. Чем ближе человек, тем больнее… К тому же ситуация при этом, как правило, отличается от привычных: опасность, лишения, голод…
Но не в ситуации, конечно, дело! Человек не меняется, какой он есть, таким и будет, другое дело, что проявляются качества, которые в обычных условиях так бы и остались тайными!
Кстати, из Пореева вряд ли вышел бы хороший сыщик. Ну разглядит он спрятанную в душе подлость, объявит об этом, что дальше? «Обиженный» его в суд потащит за клевету: другие-то ничего не видят! Так что передай — одной прозорливости мало.
— А что же нужно еще?
— Сейчас ты мне напомнил смешную историю, — лицо Старика оживилось. — Пришел как-то корреспондент: вы, мол, ветеран, расскажите, какими качествами должен обладать работник уголовного розыска? Ну, я вообще пустых рассуждении не люблю, говорю: как и любой работник — врач, учитель, инженер — должен быть человеком. А он парень настырный, как начал меня обрабатывать: есть же отличия в работе инженера и инспектора! А раз так — должны быть отличия в характере и других личностных качествах! Помогите раскрыть вопрос нестандартно!
Ну ладно, говорю. Возьмем животный мир: волки, серые разбойники, овец воруют, коров, лошадей режут — сплошной ущерб. Кто с ними борется? Скажем — собаки. Любая ли годится на это дело? Болонка аккуратная, пудель — красавчик, фокстерьер — умница, все призы на выставках, грамоты, у хозяев на шее медалей куча, а на волка не пустишь — сожрет! Тут нужен волкодав — мощный, увертливый, как сам волк.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120