Если мы не найдем выхода, ты будешь, зачарованный, лежать на грудах золота до самой смерти. И ты знаешь сам, что это так.
«Это неправда!»
«Правда или нет, — мысленно сказала Дженни, — но я приказываю тебе, Моркелеб: сразу, как рассветет, ты отнесешь меня к Цитадели Халната с тем, чтобы я могла попросить владыку Поликарпа вывести отсюда остальных через Бездну».
Дракон вскинулся на дыбы, ощетинясь смертоносной чешуей. Его голос рассек мозг Дженни, как серебряный хлыст:
«Я не твой почтовый голубь и не твой слуга!»
Дженни уже тоже была на ногах и, запрокинув голову, глядела в мерцающие пропасти его глаз.
«Нет, — сказала она, торопливо перебирая хрустальную цепочку его тайного имени. — Ты мой раб, ты отдал себя мне в рабство за спасение твоей жизни. И я говорю тебе: ты это сделаешь!»
Они смотрели в глаза друг другу. Остальные, не слышавшие их беззвучного диалога, увидели и почувствовали лишь беспричинную вспышку драконьей ярости. Гарет схватил за плечи Трэй и толкнул в сторону черного проема Врат. Аверсин сделал попытку подняться и вновь упал на спину с резким выдохом. Гневно оттолкнул кинувшегося на помощь Гарета, не сводя глаз с хрупкой женской фигурки, бесстрашно стоящей перед дымящейся яростью чудовища.
Все это Дженни воспринимала лишь краем сознания, как узор ткани, на которую нанесен главный рисунок. Разум ее с кристальной ясностью был нацелен в бездонные глубины, из которых на нее катилась темная волна злобы. Магия Дженни словно вспыхнула от прикосновения разума дракона, становясь все сильнее и сильнее. Тайное имя звучало не переставая. Наконец Моркелеб осел на задние лапы и снова принял позу сфинкса.
Голос его зазвучал неожиданно мягко:
«Ты же знаешь, Дженни Уэйнест, что долететь до гор ты могла бы и без моей помощи. Ты знаешь драконов и их магию. Ты уже могла бы стать одним из нас».
«И ты бы помог мне в этом, — ответила она, — чтобы выйти из моей воли. Но в обратном превращении ты бы мне уже не помог».
Смотреть в его глаза было все равно что падать в сердце звезды.
«Если бы ты захотела, помог бы».
Страсть к магии, страсть отделить себя от всего, что отделяло ее от цели, нахлынула лихорадочным жаром. «Чтобы быть магом, надо быть им», — говорил старый Каэрдин.
И еще говорил он: «Драконы обманывают не ложью, а правдой».
Дженни отвела взгляд.
«Ты говоришь это только потому, что, став драконом, я утрачу над тобой власть, Черный Моркелеб».
Он ответил:
«Не только, колдунья».
И, распахнув шелковые крылья, призраком растаял в ночи.
Несмотря на то, что битва у Врат Бездны отняла последние силы, Дженни и в эту ночь не смогла сомкнуть глаз. Чутко вслушиваясь и всматриваясь в темноту, она сидела на гранитных ступенях и вновь пыталась уверить себя, что охраняет лагерь, хотя отлично знала, что люди короля сегодня не осмелятся вернуться. Она вникала в эту ночь чуть ли не с физическим напряжением; лунная изморозь лежала на камнях и краях трещин серебряным наплавом; клубы сорняков вставали белыми султанами над истоптанной пылью площади. Трупов внизу уже не было — они исчезли, пока Дженни меняла у костерка в Рыночном Зале перевязки Джону. Либо Моркелеб был слишком тактичен, либо просто голоден.
В холодном ночном молчании Дженни пыталась заняться медитацией, но душа ее была смутна, душа разрывалась между великой магией и мелкими радостями жизни. Тишина каменного дома на Мерзлом Водопаде, детские цепкие пальчики и Джон…
Джон… Она оглянулась и посмотрела в широкий проем, где он лежал у костерка, укрытый медвежьими шкурами: широкоплечий, крепко сбитый — даже и не предположишь, что он способен двигаться со стремительной грацией борзой собаки. Ведь это страх за него погнал Дженни в Бездну на поиски лекарств — и в итоге заставил взглянуть в серебряные глаза дракона. И все же Дженни по-прежнему не могла себе представить, как можно жить на свете без этой внезапной мальчишеской улыбки.
Адрик тоже умел так улыбаться, переняв веселую, солнечную часть причудливого характера Джона. А Ян унаследовал чувствительность матери, ее ненасытное любопытство, ее одержимость, граничащую с сумасшествием. «Его сыновья, — подумала Дженни. — Мои сыновья…»
Потом вернулось воспоминание о том, какую власть она вызвала к жизни, чтобы остановить разъяренную толпу у этих ступеней, и неожиданно отозвалось сладостным восторгом и ликованием. Случившееся по-прежнему ужасало Дженни, усталость по-прежнему ныла в каждой косточке, и все же чувство победы над собственной беспомощностью не проходило. Как могла она растратить столько лет, прежде чем сделала первый шаг к могуществу! Одно-единственное касание разума Моркелеба — и в мозгу ее распахнулось множество дверей, ранее заколоченных наглухо. И если теперь Дженни от всего этого откажется, сколько тайных комнат останутся неисследованными? Искус великой магии… Одни лишь колдуны способны понять, что это такое: чувство, подобное лютому голоду, который не утолить. Дженни и не мечтала никогда о таком колдовстве, словно сотканном из света звезд; колдовстве, заключенном в бездонном сумрачном разуме дракона; колдовстве, способном внимать пению китов в далеких северных морях. Каменный домик у Мерзлого Водопада вдруг представился Дженни тесной тюрьмой; жадно цепляющиеся детские руки, казалось, удерживали ее от шага за порог — на свободу.
Может быть, Моркелеб в самом деле околдовал ее? Дженни запахнулась поплотнее в одеяло из медвежьей шкуры и поглядела в царственную ночную синеву над западным хребтом. Разве не могло случиться, что одна из драконьих мелодий обернулась заклятием, после которого теряешь интерес к делам людей и хочешь одной лишь свободы?
«Почему ты сказал „не только“, Черный Моркелеб?»
«Ты знаешь это не хуже меня, Дженни Уэйнест».
Она различила его в темноте лишь после этих слов. Лунная дорожка алмазно замерцала на чешуйчатой броне, серебряные глаза просияли из-под полуприкрытых век. Давно ли он опустился рядом, Дженни не знала — приход его был беззвучен, как падение пера.
«Все, что ты даешь им, ты забираешь у себя. Еще когда ты проникла в меня своим разумом, я увидел, в какую пытку ты превратила свою жизнь. Я не понимаю людские души, хотя они светлы и отзываются подобно золоту. Ты сильна и прекрасна, Дженни Уэйнест. Я хочу, чтобы ты стала одним из нас и жила бы с нами на скалистых островах в северном море».
Она покачала головой.
«Я не стану врагом тех, кого люблю».
«Врагом? — Лунный иней опушил гриву, стоило Моркелебу повернуть голову. — Разумеется, не станешь, хотя, при всей твоей к ним любви, они этого заслуживают. Мне непонятна такая любовь, драконы любят иначе. Но когда я освобожусь от заклинания, привязавшего меня к этой горе и снова полечу на север, лети со мной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
«Это неправда!»
«Правда или нет, — мысленно сказала Дженни, — но я приказываю тебе, Моркелеб: сразу, как рассветет, ты отнесешь меня к Цитадели Халната с тем, чтобы я могла попросить владыку Поликарпа вывести отсюда остальных через Бездну».
Дракон вскинулся на дыбы, ощетинясь смертоносной чешуей. Его голос рассек мозг Дженни, как серебряный хлыст:
«Я не твой почтовый голубь и не твой слуга!»
Дженни уже тоже была на ногах и, запрокинув голову, глядела в мерцающие пропасти его глаз.
«Нет, — сказала она, торопливо перебирая хрустальную цепочку его тайного имени. — Ты мой раб, ты отдал себя мне в рабство за спасение твоей жизни. И я говорю тебе: ты это сделаешь!»
Они смотрели в глаза друг другу. Остальные, не слышавшие их беззвучного диалога, увидели и почувствовали лишь беспричинную вспышку драконьей ярости. Гарет схватил за плечи Трэй и толкнул в сторону черного проема Врат. Аверсин сделал попытку подняться и вновь упал на спину с резким выдохом. Гневно оттолкнул кинувшегося на помощь Гарета, не сводя глаз с хрупкой женской фигурки, бесстрашно стоящей перед дымящейся яростью чудовища.
Все это Дженни воспринимала лишь краем сознания, как узор ткани, на которую нанесен главный рисунок. Разум ее с кристальной ясностью был нацелен в бездонные глубины, из которых на нее катилась темная волна злобы. Магия Дженни словно вспыхнула от прикосновения разума дракона, становясь все сильнее и сильнее. Тайное имя звучало не переставая. Наконец Моркелеб осел на задние лапы и снова принял позу сфинкса.
Голос его зазвучал неожиданно мягко:
«Ты же знаешь, Дженни Уэйнест, что долететь до гор ты могла бы и без моей помощи. Ты знаешь драконов и их магию. Ты уже могла бы стать одним из нас».
«И ты бы помог мне в этом, — ответила она, — чтобы выйти из моей воли. Но в обратном превращении ты бы мне уже не помог».
Смотреть в его глаза было все равно что падать в сердце звезды.
«Если бы ты захотела, помог бы».
Страсть к магии, страсть отделить себя от всего, что отделяло ее от цели, нахлынула лихорадочным жаром. «Чтобы быть магом, надо быть им», — говорил старый Каэрдин.
И еще говорил он: «Драконы обманывают не ложью, а правдой».
Дженни отвела взгляд.
«Ты говоришь это только потому, что, став драконом, я утрачу над тобой власть, Черный Моркелеб».
Он ответил:
«Не только, колдунья».
И, распахнув шелковые крылья, призраком растаял в ночи.
Несмотря на то, что битва у Врат Бездны отняла последние силы, Дженни и в эту ночь не смогла сомкнуть глаз. Чутко вслушиваясь и всматриваясь в темноту, она сидела на гранитных ступенях и вновь пыталась уверить себя, что охраняет лагерь, хотя отлично знала, что люди короля сегодня не осмелятся вернуться. Она вникала в эту ночь чуть ли не с физическим напряжением; лунная изморозь лежала на камнях и краях трещин серебряным наплавом; клубы сорняков вставали белыми султанами над истоптанной пылью площади. Трупов внизу уже не было — они исчезли, пока Дженни меняла у костерка в Рыночном Зале перевязки Джону. Либо Моркелеб был слишком тактичен, либо просто голоден.
В холодном ночном молчании Дженни пыталась заняться медитацией, но душа ее была смутна, душа разрывалась между великой магией и мелкими радостями жизни. Тишина каменного дома на Мерзлом Водопаде, детские цепкие пальчики и Джон…
Джон… Она оглянулась и посмотрела в широкий проем, где он лежал у костерка, укрытый медвежьими шкурами: широкоплечий, крепко сбитый — даже и не предположишь, что он способен двигаться со стремительной грацией борзой собаки. Ведь это страх за него погнал Дженни в Бездну на поиски лекарств — и в итоге заставил взглянуть в серебряные глаза дракона. И все же Дженни по-прежнему не могла себе представить, как можно жить на свете без этой внезапной мальчишеской улыбки.
Адрик тоже умел так улыбаться, переняв веселую, солнечную часть причудливого характера Джона. А Ян унаследовал чувствительность матери, ее ненасытное любопытство, ее одержимость, граничащую с сумасшествием. «Его сыновья, — подумала Дженни. — Мои сыновья…»
Потом вернулось воспоминание о том, какую власть она вызвала к жизни, чтобы остановить разъяренную толпу у этих ступеней, и неожиданно отозвалось сладостным восторгом и ликованием. Случившееся по-прежнему ужасало Дженни, усталость по-прежнему ныла в каждой косточке, и все же чувство победы над собственной беспомощностью не проходило. Как могла она растратить столько лет, прежде чем сделала первый шаг к могуществу! Одно-единственное касание разума Моркелеба — и в мозгу ее распахнулось множество дверей, ранее заколоченных наглухо. И если теперь Дженни от всего этого откажется, сколько тайных комнат останутся неисследованными? Искус великой магии… Одни лишь колдуны способны понять, что это такое: чувство, подобное лютому голоду, который не утолить. Дженни и не мечтала никогда о таком колдовстве, словно сотканном из света звезд; колдовстве, заключенном в бездонном сумрачном разуме дракона; колдовстве, способном внимать пению китов в далеких северных морях. Каменный домик у Мерзлого Водопада вдруг представился Дженни тесной тюрьмой; жадно цепляющиеся детские руки, казалось, удерживали ее от шага за порог — на свободу.
Может быть, Моркелеб в самом деле околдовал ее? Дженни запахнулась поплотнее в одеяло из медвежьей шкуры и поглядела в царственную ночную синеву над западным хребтом. Разве не могло случиться, что одна из драконьих мелодий обернулась заклятием, после которого теряешь интерес к делам людей и хочешь одной лишь свободы?
«Почему ты сказал „не только“, Черный Моркелеб?»
«Ты знаешь это не хуже меня, Дженни Уэйнест».
Она различила его в темноте лишь после этих слов. Лунная дорожка алмазно замерцала на чешуйчатой броне, серебряные глаза просияли из-под полуприкрытых век. Давно ли он опустился рядом, Дженни не знала — приход его был беззвучен, как падение пера.
«Все, что ты даешь им, ты забираешь у себя. Еще когда ты проникла в меня своим разумом, я увидел, в какую пытку ты превратила свою жизнь. Я не понимаю людские души, хотя они светлы и отзываются подобно золоту. Ты сильна и прекрасна, Дженни Уэйнест. Я хочу, чтобы ты стала одним из нас и жила бы с нами на скалистых островах в северном море».
Она покачала головой.
«Я не стану врагом тех, кого люблю».
«Врагом? — Лунный иней опушил гриву, стоило Моркелебу повернуть голову. — Разумеется, не станешь, хотя, при всей твоей к ним любви, они этого заслуживают. Мне непонятна такая любовь, драконы любят иначе. Но когда я освобожусь от заклинания, привязавшего меня к этой горе и снова полечу на север, лети со мной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81