Хилгод в подобных случаях смущался, старался как можно незаметнее спрятать клинок обратно; Ренкр обычно делал вид, что ничего не заметил.
Однажды он все-таки не утерпел, жестом остановил мальчика, намеревавшегося «незаметно» вернуть меч на место:
— Зачем тебе все это?
Хилгод непонимающе посмотрел на Ренкра:
— Что «все»?
Тот указал рукой на обнаженный клинок:
— Неужели тебе не хватает занятий с Одмассэном и другими воинами?
— Не хватает! — задиристо подтвердил мальчик. — Много ли нужно, чтобы драться на деревянных палках друг с другом или с чучелом? Настоящий меч — это совсем другое.
— Но ведь настоящим мечом ты можешь поранить себя или напарника. Ты же не хочешь этого.
Хилгод помотал головой:
— Не хочу. Я просто хочу научиться драться взаправду, а не на деревянных палках. Деревянной палкой змею не победить.
— Металлической палкой, заостренной по краям, тоже не победить. — Ренкр замолчал, стараясь подобрать нужные слова. — Весь вопрос в том, с чем именно ты намерен сразиться. Собственный страх перед болью и трусостью можно побороть и другими путями, менее… кровавыми. А со змеями… здесь меч тоже не великая подмога. Потому что клинком всех не истребишь.
— А что же тогда делать?
«Ну вот, напугал мальчишку», — раздосадованно подумал долинщик. И поэтому вместо готового уже сорваться с губ «не знаю» вымолвил:
— Думать.
— О чем? — удивился его маленький собеседник.
— Скорее уж «о ком». О нас с тобой да о других альвах. О тех, кому ты можешь причинить боль, бессмысленно размахивая мечом направо и налево.
— Почему ж бессмысленно? — обиделся Хилгод. — И потом, чего думать, пускай отойдут в сторону, а еще лучше — помогут.
— А ты что же, считаешь, больно бывает только оттого, что мечом — по телу? А если по душе? Обидой? А если умирает кто-то близкий? Тоже ведь больно, а?
— Больно, — тихо признался мальчуган. — Даже больнее, чем мечом.
«Создатель, о чем я ему говорю, он же не должен всего этого понимать — а ведь понимает! С какого возраста для него пропал мир с игрушками, чудесами и сказками? Да полно, был ли он вообще, такой мир, у Хилгода и его ровесников?»
Мальчик стоял перед ним потупившись. Потом упрямо произнес:
— Но все равно я должен научиться драться на мечах. Чтобы защитить маму, и Хиинит, и вообще — всех от змей. И от долинщиков.
В горле внезапно пересохло.
— Что же плохого сделали тебе долинщики?
— Они не пускают нас к себе. И… — Хилгод растерянно замолчал, а потом неожиданно закончил: — они плохие!
— Наверное, тебе будет интересно узнать, что я — долинщик.
Изумление в больших темных глазах. Недоверие. Обида.
— Ты — долинщик?
— Я. Самый настоящий всамделишный долинщик. Насколько я плох?
— Так ты вспомнил?..
— Да, Хилгод, я вспомнил. Только не торопись с этим к Одинокому — он уже знает.
— Выходит, ты… — Мальчик до сих пор не мог поверить в открывшуюся правду.
— Да, выходит, я тот самый гадкий долинщик. Скажу тебе больше, я тот самый Ренкр, который пару ткарнов назад пропал в котловане.
Хилгод сглотнул:
— Теперь я понимаю, куда ты собираешься уйти. Вовсе не в Нижние пещеры, чтобы тебя лечил тролль. Ты уходишь к себе домой.
Ренкр улыбнулся:
— Ты не угадал. Я ведь теперь даже не знаю, где он, мой дом. Так что ухожу я совсем не в долину. Мы со Скарром идем наверх, на самую вершину Горы. Если получится, мы уничтожим всех змей сразу.
— Не уходи, — попросил Хилгод. — Ты же и в прошлый раз тоже верил, что всех змей… сразу… А получилось по-другому.
Ренкр беспомощно развел руками.
— Нужно, дружище, нужно идти и попробовать еще раз.
— До каких пор пробовать?
— Пока не получится.
— Я понял, — сказал, помолчав, Хилгод. — Насчет мечей тоже понял. И насчет долинщиков. Только… они же, наверное, не все такие, как ты?
— Наверное, — согласился долинщик. — Как и горяне. Как и тролли. Как и всякие живые существа. Так что делай выводы.
— Сделаю, — пообещал мальчик. — Обязательно сделаю. И никому ни словечком про тебя… Ты же не хочешь, чтобы знали?
— Да уж, постарайся. Еще не время. Вот вернусь — тогда.
С тех пор Хилгод перестал раскурочивать тюки и Вдовая, кажется, вздохнула посвободнее. А Ренкр после того разговора в очередной раз прилег на кровать, мучаясь своим безделием, снова задремал, и опять Камень на груди начал нагреваться, нагреваться, нагреваться… до тех самых пор, пока парень не вскочил, выдергивая из-под одежд цепочку. Он собирался было вообще снять обломок и носить его в кармане, но потом передумал. Мало ли. Опять-таки, Камень, взятый в руки, нагреваться перестал. Только теплая поверхность кристалла свидетельствовала о том, что все происшедшее — не очередной сон и не фантазии разбушевавшегося воображения, а действительность. Пусть даже действительность необъяснимая.
Позабыть о непонятном явлении помог Скарр. Тролль по каким-то своим причинам тяготился необходимостью находиться в Ролне, предпочитая подолгу оставаться с горянами. Ренкр не знал, в чем дело, да и не особенно настаивал на объяснениях; в конце концов, нечто подобное происходило с ним около трех ткарнов назад в Хэннале. Потом, тролль оказался интересным рассказчиком, его визиты хоть как-то скрашивали однообразное добровольное заточение Ренкра. На сей раз Скарр сообщил, что последние остатки тварей карлика уничтожены, в окрестностях Ролна стало безопасно, так что можно отправляться в путь. Они еще немного поговорили, потом тролль извинился и ушел, ему было необходимо побеседовать с Одмассэном, а долинщик снова — в который раз за сегодня? — лег в кровать и наконец-то заснул.
2
Он страдал. Борьба с чужой сущностью не просто всколыхнула все его сознание. Она изменила его. Теперь в нем горел пламень той жизни, которая всегда вызывала у него только омерзение. Это было так больно, так отвратительно, так неестественно!.. Он пытался передать свой/чужой пламень окружающим телам, но те отталкивали прочь или же просто игнорировали его.
Бес-покойство. Без покоя. Самое страшное, что только можно вообразить!
Он неимоверно страдал, но ничего не мог с этим поделать. Да и сможет ли? Ведь все вокруг обладает либо покоем, который есть суть своего обладателя и, следовательно, от которого оный обладатель никогда не откажется; либо — пламенем. А тот, у кого есть такое пламя, не нуждается в дополнительном.
Отчаянье. Безысходность. Мучительная вечность ожидания. Беспокойство.
3
— Все готово, и, на мой взгляд, причин задерживаться дольше нету — подытожил Одмассэн.
Ренкр сидел на кровати, которую уже успел возненавидеть, и смотрел, как старый горянин мнет в горсти клок бороды.
— Завтра выходить. Вот так-то…— Одинокий тяжело вздохнул. Потом обернулся к выходу, бросил через плечо:
— Извини, у меня дел по горло, нужно спешить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
Однажды он все-таки не утерпел, жестом остановил мальчика, намеревавшегося «незаметно» вернуть меч на место:
— Зачем тебе все это?
Хилгод непонимающе посмотрел на Ренкра:
— Что «все»?
Тот указал рукой на обнаженный клинок:
— Неужели тебе не хватает занятий с Одмассэном и другими воинами?
— Не хватает! — задиристо подтвердил мальчик. — Много ли нужно, чтобы драться на деревянных палках друг с другом или с чучелом? Настоящий меч — это совсем другое.
— Но ведь настоящим мечом ты можешь поранить себя или напарника. Ты же не хочешь этого.
Хилгод помотал головой:
— Не хочу. Я просто хочу научиться драться взаправду, а не на деревянных палках. Деревянной палкой змею не победить.
— Металлической палкой, заостренной по краям, тоже не победить. — Ренкр замолчал, стараясь подобрать нужные слова. — Весь вопрос в том, с чем именно ты намерен сразиться. Собственный страх перед болью и трусостью можно побороть и другими путями, менее… кровавыми. А со змеями… здесь меч тоже не великая подмога. Потому что клинком всех не истребишь.
— А что же тогда делать?
«Ну вот, напугал мальчишку», — раздосадованно подумал долинщик. И поэтому вместо готового уже сорваться с губ «не знаю» вымолвил:
— Думать.
— О чем? — удивился его маленький собеседник.
— Скорее уж «о ком». О нас с тобой да о других альвах. О тех, кому ты можешь причинить боль, бессмысленно размахивая мечом направо и налево.
— Почему ж бессмысленно? — обиделся Хилгод. — И потом, чего думать, пускай отойдут в сторону, а еще лучше — помогут.
— А ты что же, считаешь, больно бывает только оттого, что мечом — по телу? А если по душе? Обидой? А если умирает кто-то близкий? Тоже ведь больно, а?
— Больно, — тихо признался мальчуган. — Даже больнее, чем мечом.
«Создатель, о чем я ему говорю, он же не должен всего этого понимать — а ведь понимает! С какого возраста для него пропал мир с игрушками, чудесами и сказками? Да полно, был ли он вообще, такой мир, у Хилгода и его ровесников?»
Мальчик стоял перед ним потупившись. Потом упрямо произнес:
— Но все равно я должен научиться драться на мечах. Чтобы защитить маму, и Хиинит, и вообще — всех от змей. И от долинщиков.
В горле внезапно пересохло.
— Что же плохого сделали тебе долинщики?
— Они не пускают нас к себе. И… — Хилгод растерянно замолчал, а потом неожиданно закончил: — они плохие!
— Наверное, тебе будет интересно узнать, что я — долинщик.
Изумление в больших темных глазах. Недоверие. Обида.
— Ты — долинщик?
— Я. Самый настоящий всамделишный долинщик. Насколько я плох?
— Так ты вспомнил?..
— Да, Хилгод, я вспомнил. Только не торопись с этим к Одинокому — он уже знает.
— Выходит, ты… — Мальчик до сих пор не мог поверить в открывшуюся правду.
— Да, выходит, я тот самый гадкий долинщик. Скажу тебе больше, я тот самый Ренкр, который пару ткарнов назад пропал в котловане.
Хилгод сглотнул:
— Теперь я понимаю, куда ты собираешься уйти. Вовсе не в Нижние пещеры, чтобы тебя лечил тролль. Ты уходишь к себе домой.
Ренкр улыбнулся:
— Ты не угадал. Я ведь теперь даже не знаю, где он, мой дом. Так что ухожу я совсем не в долину. Мы со Скарром идем наверх, на самую вершину Горы. Если получится, мы уничтожим всех змей сразу.
— Не уходи, — попросил Хилгод. — Ты же и в прошлый раз тоже верил, что всех змей… сразу… А получилось по-другому.
Ренкр беспомощно развел руками.
— Нужно, дружище, нужно идти и попробовать еще раз.
— До каких пор пробовать?
— Пока не получится.
— Я понял, — сказал, помолчав, Хилгод. — Насчет мечей тоже понял. И насчет долинщиков. Только… они же, наверное, не все такие, как ты?
— Наверное, — согласился долинщик. — Как и горяне. Как и тролли. Как и всякие живые существа. Так что делай выводы.
— Сделаю, — пообещал мальчик. — Обязательно сделаю. И никому ни словечком про тебя… Ты же не хочешь, чтобы знали?
— Да уж, постарайся. Еще не время. Вот вернусь — тогда.
С тех пор Хилгод перестал раскурочивать тюки и Вдовая, кажется, вздохнула посвободнее. А Ренкр после того разговора в очередной раз прилег на кровать, мучаясь своим безделием, снова задремал, и опять Камень на груди начал нагреваться, нагреваться, нагреваться… до тех самых пор, пока парень не вскочил, выдергивая из-под одежд цепочку. Он собирался было вообще снять обломок и носить его в кармане, но потом передумал. Мало ли. Опять-таки, Камень, взятый в руки, нагреваться перестал. Только теплая поверхность кристалла свидетельствовала о том, что все происшедшее — не очередной сон и не фантазии разбушевавшегося воображения, а действительность. Пусть даже действительность необъяснимая.
Позабыть о непонятном явлении помог Скарр. Тролль по каким-то своим причинам тяготился необходимостью находиться в Ролне, предпочитая подолгу оставаться с горянами. Ренкр не знал, в чем дело, да и не особенно настаивал на объяснениях; в конце концов, нечто подобное происходило с ним около трех ткарнов назад в Хэннале. Потом, тролль оказался интересным рассказчиком, его визиты хоть как-то скрашивали однообразное добровольное заточение Ренкра. На сей раз Скарр сообщил, что последние остатки тварей карлика уничтожены, в окрестностях Ролна стало безопасно, так что можно отправляться в путь. Они еще немного поговорили, потом тролль извинился и ушел, ему было необходимо побеседовать с Одмассэном, а долинщик снова — в который раз за сегодня? — лег в кровать и наконец-то заснул.
2
Он страдал. Борьба с чужой сущностью не просто всколыхнула все его сознание. Она изменила его. Теперь в нем горел пламень той жизни, которая всегда вызывала у него только омерзение. Это было так больно, так отвратительно, так неестественно!.. Он пытался передать свой/чужой пламень окружающим телам, но те отталкивали прочь или же просто игнорировали его.
Бес-покойство. Без покоя. Самое страшное, что только можно вообразить!
Он неимоверно страдал, но ничего не мог с этим поделать. Да и сможет ли? Ведь все вокруг обладает либо покоем, который есть суть своего обладателя и, следовательно, от которого оный обладатель никогда не откажется; либо — пламенем. А тот, у кого есть такое пламя, не нуждается в дополнительном.
Отчаянье. Безысходность. Мучительная вечность ожидания. Беспокойство.
3
— Все готово, и, на мой взгляд, причин задерживаться дольше нету — подытожил Одмассэн.
Ренкр сидел на кровати, которую уже успел возненавидеть, и смотрел, как старый горянин мнет в горсти клок бороды.
— Завтра выходить. Вот так-то…— Одинокий тяжело вздохнул. Потом обернулся к выходу, бросил через плечо:
— Извини, у меня дел по горло, нужно спешить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108