Не
так давно вы, видя страдания людей, приняли решение освободить с плантации
Бленхейм тех рабов, которые захотят обрести свободу. Осталось ли в силе
ваше решение?
Все ответили, что да, осталось.
- Но, дабы открыть рабам путь к свободе, - продолжал я, - надо прежде
устранить препятствие, стоящее на этом пути. Необходимо уничтожить деревню
Боровай и живущих в ней карибов. Другого способа я не вижу.
Все со мной согласились.
- В одну из ближайших ночей нам всем, за исключением трех-четырех
человек, которые останутся охранять шхуну, предстоит окружить Боровай,
поджечь деревню и уничтожить всех, кто может представлять опасность для
нас и освобожденных рабов...
- Какую лучше выбрать ночь - светлую или темную? - спросил Уаки.
- Думаю, лучше светлую, лунную, - ответил я. - Лесная чаща подступает
к деревне с трех сторон, и, окружив ее, мы не станем выходить на поляну, а
откроем огонь прямо с опушки. Главное - не выпустить из окружения ни
одного воина. Поэтому светлая ночь лучше: в деревне поднимется паника, и
карибы бросятся бежать во все стороны.
- А как со стороны ручья? - вновь поинтересовался Уаки.
- На противоположной от деревни стороне ручья, тоже по опушке леса,
мы расставим своих стрелков...
Слово попросила юная Симара:
- Белый Ягуар, ты сказал, что надо убить только тех карибов из
Боровая, которые для нас опасны. А женщин и детей?
- Женщин - только тех, которые возьмут в руки оружие, а мужчин - всех
старше четырнадцати лет...
- А кому нет четырнадцати, - враждебно выкрикнул шаман Арасибо, - тех
отпустим?! Потом они через три-четыре года ножами перережут нам, аравакам,
горло! Будут опять ловить негров и нападать на другие индейские племена!
Ты этого хочешь, Белый Ягуар?
Я возмутился.
- Нет, этого я не хочу! Но я не хочу и убивать детей!
- Четырнадцатилетние - это уже не дети! - вскричал, нет, завопил
Арасибо. Глаза его сверкнули, словно у разъяренного тигра.
Сразу же начался общий галдеж. Всем на шхуне вдруг захотелось
высказать свое мнение. Только четверо: Арнак, Вагура, Мигуэль и Симара -
продолжали сидеть молча.
Я встал и велел Симаре подать мне шкуру ягуара, а набросив ее на
плечи, дал знак всем умолкнуть. Когда шум стих, я, не скрывая в голосе
огорчения, заявил, что ухожу и вернусь через десять минут за окончательным
решением.
- Оставайтесь, люди племени араваков, прежде слывшие своей добротой и
великодушием! - бросил я им. - Я не верю, что вам свойственна жестокость!
Сказав это, я отошел шагов на двадцать и сел на корме. Оттуда мне
было слышно все, о чем они говорят.
Конечно же, мои друзья без труда сумели образумить людей, и все
решили, что да, детей младше четырнадцати лет трогать не будут. Не прошло
и десяти минут, как ко мне прихромал Арасибо и самым дружелюбным тоном, на
какой он был способен, стал уверять меня в своей верности и дружбе.
Подходя, он дружески протянул мне обе руки:
- Прости меня, Белый Ягуар. Я всегда был и останусь... - Он замялся,
и тогда я закончил за него:
- Знаю! Ты мой друг! - И добавил: - Но знай и ты, что я тоже хочу
быть твоим другом, но другом настоящего аравака!
РАЗГРОМ ГНЕЗДА ОХОТНИКОВ ЗА НЕВОЛЬНИКАМИ
Подготовка к операции заняла у нас целых три дня. Мы не только
пополняли запасы провизии, а шаман Арасибо собирал лекарственные травы для
ран, но и чистили огнестрельное оружие (а на каждого приходилось больше
чем по одному ружью), готовили впрок заряды, точили ножи и топоры,
особенно те, что нужны были для рубки проходов в чаще, пополняли колчаны
стрелами, изготовляли новые копья и дротики, готовили к бою палицы и щиты.
План наш состоял в следующем: после успешного уничтожения деревни
Боровай мы тут же возвращаемся на Эссекибо и в тот же день, не откладывая
ни на час, начинаем операцию против плантации Бленхейм: даем сигнал
невольникам к началу восстания и помогаем им захватить и покарать их
истязателей, затем берем в плен плантатора и его семью, а освобожденных
рабов отправляем на восток, на реку Бербис. После этого остается только
сровнять с землей всю плантацию.
На шхуне, среди араваков и всех остальных, царил такой подъем и такой
боевой дух, что все поголовно хотели идти на Боровай и никто не хотел
остаться охранять корабль. Чтобы хоть как-то утешить тех четверых, кому
выпало охранять шхуну, я поручил им важное задание: в ночь, когда мы
выступим в Боровай, они должны будут с величайшей осторожностью подплыть
на яботе к речной пристани в Бленхейм и, срезав с причала все имеющиеся
там лодки, отвести их в залив, в котором укрывалась наша шхуна.
К сожалению, кроме четверых воинов, выделенных для охраны шхуны, еще
пять человек, четыре воина и одна женщина, стали накануне операции жертвой
вампиров (которых немало было и здесь, в устье Майпури), а потому из-за
крайней слабости тоже вынуждены были остаться на корабле.
И вот настала решающая ночь, которая должна была нам принести победу
или гибель. Как только опустилась тьма, мы, около семидесяти человек,
переправились на двух итаубах и одном кориале через реку, и здесь, спрятав
лодки в прибрежных зарослях, вошли знакомой тропой в джунгли. Впереди шел
Арнак со своим отрядом и Дамяном в качестве проводника, за ним отряды
Вагуры и Уаки, потом мой личный отряд разведчиков с Арасибо, Мигуэлем и
его неграми и негритянками, а замыкали колонну Мендука и восемь его
варраулов. Аравакские женщины, как и мужчины, шли вместе с нами в полном
боевом снаряжении.
Было довольно светло - на чистом небе мерцали звезды, а после того,
как мы прошли лесом около мили, взошла луна, и свет ее пробивался сквозь
ветви деревьев. Джунгли есть джунгли, и, как обычно, в тропическом лесу со
всех сторон неслись голоса различных зверей, и кто мог сказать, что это -
приветственные клики, предостережение, угроза? Все вокруг вас квакало,
шипело, скулило, стонало, хрипело, ах! - да и кому под силу распознать все
то, что крылось в густых зарослях и решило вдруг подать свой голос!
И сколь многообразен и дивен был шум вокруг нас в джунглях, столь же
разные и противоречивые мысли обуревали человека. Чувство праведного гнева
и желание помочь порабощенным неграм понуждали нас идти на Боровай и
разгромить врага, но исподволь нас начинали точить сомнения: а такое ли уж
праведное дело мы вершим, идя убивать? Все мы знали, что да, дело это
действительно праведное, но откуда же тогда брались эти навязчивые мысли?
Я огляделся и увидел, что рядом со мной нет Симары, моего верного
ангела-хранителя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179
так давно вы, видя страдания людей, приняли решение освободить с плантации
Бленхейм тех рабов, которые захотят обрести свободу. Осталось ли в силе
ваше решение?
Все ответили, что да, осталось.
- Но, дабы открыть рабам путь к свободе, - продолжал я, - надо прежде
устранить препятствие, стоящее на этом пути. Необходимо уничтожить деревню
Боровай и живущих в ней карибов. Другого способа я не вижу.
Все со мной согласились.
- В одну из ближайших ночей нам всем, за исключением трех-четырех
человек, которые останутся охранять шхуну, предстоит окружить Боровай,
поджечь деревню и уничтожить всех, кто может представлять опасность для
нас и освобожденных рабов...
- Какую лучше выбрать ночь - светлую или темную? - спросил Уаки.
- Думаю, лучше светлую, лунную, - ответил я. - Лесная чаща подступает
к деревне с трех сторон, и, окружив ее, мы не станем выходить на поляну, а
откроем огонь прямо с опушки. Главное - не выпустить из окружения ни
одного воина. Поэтому светлая ночь лучше: в деревне поднимется паника, и
карибы бросятся бежать во все стороны.
- А как со стороны ручья? - вновь поинтересовался Уаки.
- На противоположной от деревни стороне ручья, тоже по опушке леса,
мы расставим своих стрелков...
Слово попросила юная Симара:
- Белый Ягуар, ты сказал, что надо убить только тех карибов из
Боровая, которые для нас опасны. А женщин и детей?
- Женщин - только тех, которые возьмут в руки оружие, а мужчин - всех
старше четырнадцати лет...
- А кому нет четырнадцати, - враждебно выкрикнул шаман Арасибо, - тех
отпустим?! Потом они через три-четыре года ножами перережут нам, аравакам,
горло! Будут опять ловить негров и нападать на другие индейские племена!
Ты этого хочешь, Белый Ягуар?
Я возмутился.
- Нет, этого я не хочу! Но я не хочу и убивать детей!
- Четырнадцатилетние - это уже не дети! - вскричал, нет, завопил
Арасибо. Глаза его сверкнули, словно у разъяренного тигра.
Сразу же начался общий галдеж. Всем на шхуне вдруг захотелось
высказать свое мнение. Только четверо: Арнак, Вагура, Мигуэль и Симара -
продолжали сидеть молча.
Я встал и велел Симаре подать мне шкуру ягуара, а набросив ее на
плечи, дал знак всем умолкнуть. Когда шум стих, я, не скрывая в голосе
огорчения, заявил, что ухожу и вернусь через десять минут за окончательным
решением.
- Оставайтесь, люди племени араваков, прежде слывшие своей добротой и
великодушием! - бросил я им. - Я не верю, что вам свойственна жестокость!
Сказав это, я отошел шагов на двадцать и сел на корме. Оттуда мне
было слышно все, о чем они говорят.
Конечно же, мои друзья без труда сумели образумить людей, и все
решили, что да, детей младше четырнадцати лет трогать не будут. Не прошло
и десяти минут, как ко мне прихромал Арасибо и самым дружелюбным тоном, на
какой он был способен, стал уверять меня в своей верности и дружбе.
Подходя, он дружески протянул мне обе руки:
- Прости меня, Белый Ягуар. Я всегда был и останусь... - Он замялся,
и тогда я закончил за него:
- Знаю! Ты мой друг! - И добавил: - Но знай и ты, что я тоже хочу
быть твоим другом, но другом настоящего аравака!
РАЗГРОМ ГНЕЗДА ОХОТНИКОВ ЗА НЕВОЛЬНИКАМИ
Подготовка к операции заняла у нас целых три дня. Мы не только
пополняли запасы провизии, а шаман Арасибо собирал лекарственные травы для
ран, но и чистили огнестрельное оружие (а на каждого приходилось больше
чем по одному ружью), готовили впрок заряды, точили ножи и топоры,
особенно те, что нужны были для рубки проходов в чаще, пополняли колчаны
стрелами, изготовляли новые копья и дротики, готовили к бою палицы и щиты.
План наш состоял в следующем: после успешного уничтожения деревни
Боровай мы тут же возвращаемся на Эссекибо и в тот же день, не откладывая
ни на час, начинаем операцию против плантации Бленхейм: даем сигнал
невольникам к началу восстания и помогаем им захватить и покарать их
истязателей, затем берем в плен плантатора и его семью, а освобожденных
рабов отправляем на восток, на реку Бербис. После этого остается только
сровнять с землей всю плантацию.
На шхуне, среди араваков и всех остальных, царил такой подъем и такой
боевой дух, что все поголовно хотели идти на Боровай и никто не хотел
остаться охранять корабль. Чтобы хоть как-то утешить тех четверых, кому
выпало охранять шхуну, я поручил им важное задание: в ночь, когда мы
выступим в Боровай, они должны будут с величайшей осторожностью подплыть
на яботе к речной пристани в Бленхейм и, срезав с причала все имеющиеся
там лодки, отвести их в залив, в котором укрывалась наша шхуна.
К сожалению, кроме четверых воинов, выделенных для охраны шхуны, еще
пять человек, четыре воина и одна женщина, стали накануне операции жертвой
вампиров (которых немало было и здесь, в устье Майпури), а потому из-за
крайней слабости тоже вынуждены были остаться на корабле.
И вот настала решающая ночь, которая должна была нам принести победу
или гибель. Как только опустилась тьма, мы, около семидесяти человек,
переправились на двух итаубах и одном кориале через реку, и здесь, спрятав
лодки в прибрежных зарослях, вошли знакомой тропой в джунгли. Впереди шел
Арнак со своим отрядом и Дамяном в качестве проводника, за ним отряды
Вагуры и Уаки, потом мой личный отряд разведчиков с Арасибо, Мигуэлем и
его неграми и негритянками, а замыкали колонну Мендука и восемь его
варраулов. Аравакские женщины, как и мужчины, шли вместе с нами в полном
боевом снаряжении.
Было довольно светло - на чистом небе мерцали звезды, а после того,
как мы прошли лесом около мили, взошла луна, и свет ее пробивался сквозь
ветви деревьев. Джунгли есть джунгли, и, как обычно, в тропическом лесу со
всех сторон неслись голоса различных зверей, и кто мог сказать, что это -
приветственные клики, предостережение, угроза? Все вокруг вас квакало,
шипело, скулило, стонало, хрипело, ах! - да и кому под силу распознать все
то, что крылось в густых зарослях и решило вдруг подать свой голос!
И сколь многообразен и дивен был шум вокруг нас в джунглях, столь же
разные и противоречивые мысли обуревали человека. Чувство праведного гнева
и желание помочь порабощенным неграм понуждали нас идти на Боровай и
разгромить врага, но исподволь нас начинали точить сомнения: а такое ли уж
праведное дело мы вершим, идя убивать? Все мы знали, что да, дело это
действительно праведное, но откуда же тогда брались эти навязчивые мысли?
Я огляделся и увидел, что рядом со мной нет Симары, моего верного
ангела-хранителя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179