Если верить Черкову, маркиза купил граф Пален. Большая
часть заговорщиков, утверждает Черков, хотела только низложить
царя и заточить в тюрьму. (Кажется, Александр и в самом деле
был сторонником такого решения.) Но Пален стремился покончить с
Павлом раз и навсегда. Маркизу Рольбону поручено было,
переговорив с каждым из заговорщиков по отдельности, склонить
их всех к убийству.
"Он каждому из них нанес визит и с необыкновенной
выразительностью представил в лицах сцену, которая должна
разыграться. Таким образом он пробудил, а может быть усилил, в
них жажду убийства".
Но Черкову я не доверяю. Это не трезвый свидетель, а
полусумасшедший знахарь-садист: он всегда все сводит к
демонизму. Я совершенно не представляю маркиза де Рольбона в
этой мелодраматической роли. Он в лицах изобразил сцену
убийства? Полноте! Маркиз -- человек холодный, ему не
свойственно увлекать, он не живописует, он внушает, и этот
способ воздействия, бесцветный и невыразительный, может найти
отклик только у людей его пошиба -- рассудочных интриганов,
политиков.
"Адемар де Рольбон, -- писала мадам де Шарьер, --
рассказывая, не рисовал картин, не жестикулировал, не
разнообразил интонации. Он говорил, полузакрыв глаза так, что
сквозь сомкнутые ресницы едва просвечивал ободок его серых
зрачков. Всего несколько лет назад я решилась наконец
признаться самой себе, что он наводит на меня невыносимую
скуку. Его разговоры напоминают сочинения аббата Мабли".
И этот человек своим мимическим даром способен был... Хотя
в таком случае как ему удавалось соблазнять женщин? К тому же
Сегюр описывает забавный случай, который кажется мне
правдоподобным:
"В 1787 году неподалеку от Мулена на постоялом дворе
умирал старик, друг Дидро, воспитанный на сочинениях философов.
Окрестные священники выбились из сил: старик не желал принять
соборование -- он был пантеистом. Проезжавший мимо маркиз де
Рольбон, который не верил ни в Бога, ни в черта, побился об
заклад с муленским кюре, что ему не понадобится и двух часов,
чтобы вернуть больного в лоно христианской церкви. Кюре принял
пари и проиграл: больной, за которого маркиз взялся в три часа
ночи, в пять утра исповедался и в семь утра умер. "Неужели вы
так сильны в диспуте? -- спросил кюре. -- Вы заткнули за пояс
всех нас!" -- "А я вовсе не затевал диспута, -- ответил маркиз.
-- Я просто запугал его адом".
Так вот, верно ли, что он принимал деятельное участие в
заговоре? В. тот вечер, около восьми, офицер из числа друзей
маркиза проводил Рольбона до дверей его дома. Если Рольбон
снова вышел, как он мог пройти по улицам Санкт-Петербурга и не
попасть под арест? Полубезумный Павел отдал приказ после девяти
вечера задерживать всех прохожих, кроме повитух и врачей.
Неужто поверить нелепой легенде, будто Рольбон, чтобы добраться
до дворца, переоделся повитухой? Впрочем, маркиз был на это
способен. Так или иначе, по-видимому, доказано, что в ночь
убийства дома его не было. Судя по всему, Александр всерьез
подозревал Рольбона, потому что после воцарения поспешил
удалить маркиза под предлогом какого-то невнятного поручения на
Дальний Восток.
Маркиз де Рольбон мне смертельно надоел. Я встаю.
Передвигаюсь в худосочном освещении и вижу, как оно меняется на
моих руках, на рукавах моей рубашки, -- не могу выразить, до
чего оно мне противно. Зеваю. Зажигаю настольную лампу --
может, ее свет заглушит дневной. Нет, лампа образует только
жалкую лужицу вокруг своей подставки. Гашу лампу, снова встаю.
На стене зияет белая дыра -- зеркало. Это ловушка. И я знаю,
что попадусь в нее. Так и есть. В зеркале появилось нечто
серое. Подхожу, гляжу и отойти уже не могу.
Это отражение моего лица. В такие гиблые дни я часто его
рассматриваю. Ничего я не понимаю в этом лице. Лица других
людей наделены смыслом. Мое -- нет. Я даже не знаю, красивое
оно или уродливое. Думаю, что уродливое -- поскольку мне это
говорили. Но меня это не волнует. По сути, меня возмущает, что
лицу вообще можно приписывать такого рода свойства -- это все
равно что назвать красавцем или уродом горсть земли или кусок
скалы.
Впрочем, есть одна вещь, которая радует глаз: повыше
вялого пространства щек, повыше лба мой череп золотит
прекрасное рыжее пламя -- мои волосы. Вот на них смотреть
приятно. По крайней мере, это совершенно определенный цвет, и я
доволен, что я рыжий. В зеркале это особенно бросается в глаза
--- волосы лучатся. Все-таки мне повезло: если бы мой лоб
украшала тусклая шевелюра, из тех, что никак не могут решиться,
пристать им к блондинам или к шатенам, лицо мое расплылось бы
мутным пятном, и меня воротило бы от него.
Мой взгляд медленно и неохотно скользит вниз -- на лоб, на
щеки: ничего устойчивого, все зыбко. Само собой, нос, глаза и
рот на месте, но все это лишено смысла, лишено даже
человеческого выражения. Однако Анни и Велин находили, что у
меня живая физиономия, -- может, я к ней просто слишком привык.
В детстве моя тетка Бижуа говорила мне: "Будешь слишком долго
глядеться в зеркало, увидишь в нем обезьяну". Но должно быть, я
гляделся еще дольше -- то, что я вижу в зеркале, куда ниже
обезьяны, это нечто на грани растительного мира, на уровне
полипов. Я не отрицаю, это нечто живое, но не об этой жизни
говорила Анни; я вижу какие-то легкие подергивания, вижу, как
трепещет обильная, блеклая плоть. С такого близкого расстояния
в особенности отвратительны глаза. Нечто стеклянистое,
податливое, слепое, обведенное красным -- ну в точности рыбья
чешуя.
Всей тяжестью навалившись на фаянсовую раму, я приближаю
свое лицо к стеклу, пока оно не упирается в него вплотную.
Глаза, нос, рот исчезают -- не остается ничего человеческого.
Коричневатые морщины по обе стороны горячечно вспухших губ,
трещины, бугорки. Широкие покатости щек покрыты светлым
шелковистым пушком, из ноздрей торчат два волоска: ну прямо
рельефная карта горных пород. И несмотря ни на что, этот
призрачный мир мне знаком. Я не то чтобы УЗНАЮ его подробности.
Но все вместе вызывает у меня ощущение "уже виденного", от
этого я тупею и меня потихоньку клонит в сон.
Мне хочется встряхнуться -- живое, резкое ощущение помогло
бы мне. Я прижимаю левую ладонь к щеке и оттягиваю кожу -- в
зеркале гримаса. Половина моего лица съехала в сторону, левая
часть рта скривилась, вздулась, обнажив зуб: в расселине
показалась белая выпуклость и розовая кровоточащая плоть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66