— Тут живут большей частью люди рассудительные, они не станут играть с огнем.
— А как же вы рискнули?
— Подвели меня...
— Раз подвели вас, с таким же успехом могут подвести и другого. Прикиньте получше. Начните с первого этажа и квартира за квартирой поднимайтесь до самого верха.
— Коко! — восклицает женщина, едва дав мне договорить. -- Если найдется в нашем доме такой, то это именно он, и никто другой.
— Никто другой?
— Никто, уверяю вас! Я пятнадцать лет здесь живу...
— А кто он такой, этот Коко?
— Ничтожество. Повеса. Квартира досталась ему от матери, так он, представьте себе, продает две комнаты своему двоюродному брату ради того, чтобы купить «мерседес»! Есть у него голова на плечах? Потом начал тайком развозить пассажиров с вокзала, зарабатывать деньги, только его накрыли два-три раза, и пришлось ему отказаться от этого дела. Кончилось тем, что он продал свой «мерседес», а деньги пропил со своими дружками. А теперь нанялся в таксисты.
— А не могли бы вы сказать, какую жизнь он ведет, чем занимается?
Минут пять спустя я уже сожалею, что задал необдуманный вопрос. Я наверняка не стал бы его задавать, вспомни вовремя, что имею дело с парикмахершей. Касабова изрыгает такой мощный поток всевозможных сведений, что я уже чувствую себя утопленником, попавшим в водоворот нескончаемых сплетен о ночных попойках, азартных играх, о связях то с той, то с другой, которая потом таскалась с тем-то, вы, должно быть, слышали о нем, он в прошлом году попал в катастрофу возле Панчерева, даже газеты писали, но вышел сухим из воды, потому что у женщины, которую он сшиб, оказалось только два сломанных ребра, ему, конечно, пришлось платить, но что толку от его денег, когда тебе переломают ребра, и так далее, и так далее...
— Вы о ком, о Коко?.. — время от времени спрашиваю я, чтоб как-то всплыть на поверхность.
На что неизменно следует ответ:
— Нет, о его дружке, но не об этом, про которого я только что говорила, а о другом. А что касается Коко, то не бойтесь, вы и о нем сейчас узнаете. Только этот Сте-фо, вы себе представить не можете, что это за проходимец, ввязался в драку с Коко из-за Лены, а у Лены губа не дура, ведь ему дядя слал доллары, а доллары он менял на сертификаты, потом выменивал левы по четыре за доллар, и деньжищ у него было целая прорва, только потом дядя перестал слать ему доллары, и, как только закрылась кормушка, все пошло прахом, и Лена ему говорит: «Чао, бамбино», а сама снова норовит вернуться к Коко, да не тут-то было, осталась она с носом, потому что, должна вам сказать, Коко не из тех, что сидят и ждут сложа руки, нет, он уже снюхался с этой, с Жаннет, тоже мне Жаннет, да она самая обыкновенная Иванка, а поди ж ты, хочет, чтобы ее звали Жаннет, ну и, конечно, нигде не работает да отцовские денежки транжирит.
И я снова чувствую, что бурный водоворот захватил меня и уносит в глубь, в пучину этого словесного моря.
— Довольно, хватит! — наконец собрался я с духом. — Надо отдать вам должное, характеристика получилась исчерпывающая, вы обладаете исключительным даром речи. Не знаю только, насколько вы владеете умением молчать.
— Когда это необходимо...
— Необходимо именно теперь. Необходимо нам, а тем более вам. Если вы хотите еще какое-то время .провести здесь, в этой уютной квартире, а не в тюрьме, и если вы по-настоящему желаете, чтобы я исполнил свое обещание, вам просто-напросто следует забыть, что между нами был какой бы то ни было разговор, и вообще забыть, что я к вам приходил.
— Ладно. Забуду.
— Но имейте в виду, — добавляю я, — не вздумайте опустить что-нибудь в почтовый ящик.
— Что именно?
— Вы знаете что: призыв о помощи, сигнал или какой намек. Не считая оперативных работников, никто, кроме вас, не знает об этой истории с почтовым ящиком. Так что, если противник что-либо пронюхает, мы ни на йоту не станем сомневаться, что в предательстве повинны вы. И тогда...
— Нечего мне объяснять, — прерывает меня женщина. — Устою перед соблазном, не стану делать себе харакири.
— Я бы хотел вас видеть, — слышу в трубке голос Бояна.
— Что-то очень важное?
— В данный момент не особенно важное, но может стать важным, — неопределенно говорит он.
— Хорошо. Мы увидимся в семь.
И я даю ему адрес одной служебной квартиры.
Ныне понедельник, и операция на вилле Раева в ночь с субботы на воскресенье прошла нормально, так что мне не ясно, зачем Бояну срочно понадобилось встретиться со мной. Но даже если нет серьезного повода, встретиться с парнем нелишне хотя бы ради того, чтоб как-то поддержать его морально.
Квартира, как было сказано, служебная, обставленная стандартной мебелью двадцатилетней давности, громоздкой, тяжелой, мрачной, внушающей уважение разве что своей уродливостью. Словом, как будто я нахожусь в обычной домашней обстановке, с той лишь разницей, что у меня не такой застоявшийся воздух. Я вытягиваюсь на твердом, как доска, диване, объятый неповторимым чувством холостяцкого уюта, и, вероятно, начинаю дремать, потому что, когда от двери доносится звонок, я машинально поднимаю левую руку, чтобы поднять трубку несуществующего телефона.
Входит Боян, слегка запыхавшийся и немного возбужденный, он бормочет что-то вроде извинений — отнимает, дескать, у меня время.
— Ты убедился, что за тобой следом никто не шел?
Он кивает.
— И надеюсь, не слишком озирался по сторонам...
— Я делал в точности так, как вы советовали.
—Тогда садись и рассказывай, что там в данный момент не особенно важное, но может стать важным.
— Лили, — лаконично отвечает он и плюхается на стул.
— Коньяк будешь пить?
— Спасибо, не могу. Недавно выпил целых две рюмки.
— Значит, Лили? — спрашиваю, наливая себе полрюмки из бутылки, которую принес с собой. — И что же с ней стряслось, с Лили?
— Как вам сказать? Ходит за мною как тень.
— И чем ты это объясняешь?
— А что тут объяснять... — Он как-то мнется. Потом вдруг выдает: — Она влюблена в меня.
— И как ведет себя? Ходит всюду за тобой по пятам?
— Ну, до этого еще не дошло. Но позавчера, в субботу, как раз когда я сидел с Анной в «Софии», Лили тоже пришла туда и села за соседний столик. Она никогда не бывала в «Софии», но когда те стали ее подначивать, что я будто бы днюю и ночую в «Софии», она не долго думая и приперлась туда, уселась в трех шагах от нас и сидела до тех пор, пока мы не ушли.
— Сидела тихо, спокойно?
— Да, тихо и спокойно, но бросала в нашу сторону такие взгляды, что все было ясно как день. Я вертелся, делая вид, будто у меня насморк, только Анну не проведешь, настроение у нее испортилось, а когда мы вышли, начался, как водится, скандал, и я с трудом успокоил ее. А вчера Лили опять принесло, опять она села у нас под носом. И сегодня тоже, только в этот раз не нашлось свободного места, поэтому она ходила туда-сюда
мимо нас, все время глазея в нашу сторону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
— А как же вы рискнули?
— Подвели меня...
— Раз подвели вас, с таким же успехом могут подвести и другого. Прикиньте получше. Начните с первого этажа и квартира за квартирой поднимайтесь до самого верха.
— Коко! — восклицает женщина, едва дав мне договорить. -- Если найдется в нашем доме такой, то это именно он, и никто другой.
— Никто другой?
— Никто, уверяю вас! Я пятнадцать лет здесь живу...
— А кто он такой, этот Коко?
— Ничтожество. Повеса. Квартира досталась ему от матери, так он, представьте себе, продает две комнаты своему двоюродному брату ради того, чтобы купить «мерседес»! Есть у него голова на плечах? Потом начал тайком развозить пассажиров с вокзала, зарабатывать деньги, только его накрыли два-три раза, и пришлось ему отказаться от этого дела. Кончилось тем, что он продал свой «мерседес», а деньги пропил со своими дружками. А теперь нанялся в таксисты.
— А не могли бы вы сказать, какую жизнь он ведет, чем занимается?
Минут пять спустя я уже сожалею, что задал необдуманный вопрос. Я наверняка не стал бы его задавать, вспомни вовремя, что имею дело с парикмахершей. Касабова изрыгает такой мощный поток всевозможных сведений, что я уже чувствую себя утопленником, попавшим в водоворот нескончаемых сплетен о ночных попойках, азартных играх, о связях то с той, то с другой, которая потом таскалась с тем-то, вы, должно быть, слышали о нем, он в прошлом году попал в катастрофу возле Панчерева, даже газеты писали, но вышел сухим из воды, потому что у женщины, которую он сшиб, оказалось только два сломанных ребра, ему, конечно, пришлось платить, но что толку от его денег, когда тебе переломают ребра, и так далее, и так далее...
— Вы о ком, о Коко?.. — время от времени спрашиваю я, чтоб как-то всплыть на поверхность.
На что неизменно следует ответ:
— Нет, о его дружке, но не об этом, про которого я только что говорила, а о другом. А что касается Коко, то не бойтесь, вы и о нем сейчас узнаете. Только этот Сте-фо, вы себе представить не можете, что это за проходимец, ввязался в драку с Коко из-за Лены, а у Лены губа не дура, ведь ему дядя слал доллары, а доллары он менял на сертификаты, потом выменивал левы по четыре за доллар, и деньжищ у него было целая прорва, только потом дядя перестал слать ему доллары, и, как только закрылась кормушка, все пошло прахом, и Лена ему говорит: «Чао, бамбино», а сама снова норовит вернуться к Коко, да не тут-то было, осталась она с носом, потому что, должна вам сказать, Коко не из тех, что сидят и ждут сложа руки, нет, он уже снюхался с этой, с Жаннет, тоже мне Жаннет, да она самая обыкновенная Иванка, а поди ж ты, хочет, чтобы ее звали Жаннет, ну и, конечно, нигде не работает да отцовские денежки транжирит.
И я снова чувствую, что бурный водоворот захватил меня и уносит в глубь, в пучину этого словесного моря.
— Довольно, хватит! — наконец собрался я с духом. — Надо отдать вам должное, характеристика получилась исчерпывающая, вы обладаете исключительным даром речи. Не знаю только, насколько вы владеете умением молчать.
— Когда это необходимо...
— Необходимо именно теперь. Необходимо нам, а тем более вам. Если вы хотите еще какое-то время .провести здесь, в этой уютной квартире, а не в тюрьме, и если вы по-настоящему желаете, чтобы я исполнил свое обещание, вам просто-напросто следует забыть, что между нами был какой бы то ни было разговор, и вообще забыть, что я к вам приходил.
— Ладно. Забуду.
— Но имейте в виду, — добавляю я, — не вздумайте опустить что-нибудь в почтовый ящик.
— Что именно?
— Вы знаете что: призыв о помощи, сигнал или какой намек. Не считая оперативных работников, никто, кроме вас, не знает об этой истории с почтовым ящиком. Так что, если противник что-либо пронюхает, мы ни на йоту не станем сомневаться, что в предательстве повинны вы. И тогда...
— Нечего мне объяснять, — прерывает меня женщина. — Устою перед соблазном, не стану делать себе харакири.
— Я бы хотел вас видеть, — слышу в трубке голос Бояна.
— Что-то очень важное?
— В данный момент не особенно важное, но может стать важным, — неопределенно говорит он.
— Хорошо. Мы увидимся в семь.
И я даю ему адрес одной служебной квартиры.
Ныне понедельник, и операция на вилле Раева в ночь с субботы на воскресенье прошла нормально, так что мне не ясно, зачем Бояну срочно понадобилось встретиться со мной. Но даже если нет серьезного повода, встретиться с парнем нелишне хотя бы ради того, чтоб как-то поддержать его морально.
Квартира, как было сказано, служебная, обставленная стандартной мебелью двадцатилетней давности, громоздкой, тяжелой, мрачной, внушающей уважение разве что своей уродливостью. Словом, как будто я нахожусь в обычной домашней обстановке, с той лишь разницей, что у меня не такой застоявшийся воздух. Я вытягиваюсь на твердом, как доска, диване, объятый неповторимым чувством холостяцкого уюта, и, вероятно, начинаю дремать, потому что, когда от двери доносится звонок, я машинально поднимаю левую руку, чтобы поднять трубку несуществующего телефона.
Входит Боян, слегка запыхавшийся и немного возбужденный, он бормочет что-то вроде извинений — отнимает, дескать, у меня время.
— Ты убедился, что за тобой следом никто не шел?
Он кивает.
— И надеюсь, не слишком озирался по сторонам...
— Я делал в точности так, как вы советовали.
—Тогда садись и рассказывай, что там в данный момент не особенно важное, но может стать важным.
— Лили, — лаконично отвечает он и плюхается на стул.
— Коньяк будешь пить?
— Спасибо, не могу. Недавно выпил целых две рюмки.
— Значит, Лили? — спрашиваю, наливая себе полрюмки из бутылки, которую принес с собой. — И что же с ней стряслось, с Лили?
— Как вам сказать? Ходит за мною как тень.
— И чем ты это объясняешь?
— А что тут объяснять... — Он как-то мнется. Потом вдруг выдает: — Она влюблена в меня.
— И как ведет себя? Ходит всюду за тобой по пятам?
— Ну, до этого еще не дошло. Но позавчера, в субботу, как раз когда я сидел с Анной в «Софии», Лили тоже пришла туда и села за соседний столик. Она никогда не бывала в «Софии», но когда те стали ее подначивать, что я будто бы днюю и ночую в «Софии», она не долго думая и приперлась туда, уселась в трех шагах от нас и сидела до тех пор, пока мы не ушли.
— Сидела тихо, спокойно?
— Да, тихо и спокойно, но бросала в нашу сторону такие взгляды, что все было ясно как день. Я вертелся, делая вид, будто у меня насморк, только Анну не проведешь, настроение у нее испортилось, а когда мы вышли, начался, как водится, скандал, и я с трудом успокоил ее. А вчера Лили опять принесло, опять она села у нас под носом. И сегодня тоже, только в этот раз не нашлось свободного места, поэтому она ходила туда-сюда
мимо нас, все время глазея в нашу сторону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43