Чуть подальше Иван набрел на первый обломок шлюпки, потом на второй, третий… В одной куче лежали искореженное кресло, рычаг, вырванный из пульта, автомат-парализатор, лучемет – все это было перепутано ремнями, проводами, вырвавшимися из кресла пружинками, еще чем-то, и наверное, благодаря этому не разлетелось по сторонам. Но следов удара шлюпки о поверхность нигде не было видно, она развалилась на подлете. Сбили? Сама разорвалась? У Ивана болела голова, он не мог думать обо всем этом.
Небо было низким, давящим и таким же серым как и земля, растения. Ни единого пригорочка, выступа – на сколько хватало глаз, простиралась ровная безжизненная пустыня.
Иван включил поясной анализатор: воздух был разреженным, мало пригодным для дыхания, в почве и растениях оказалось столько тяжелых металлов и прочей дряни, что было непонятно, как здесь растут эти изгрызенные лопухи. Иван понавешал на себя собранное оружие и побрел, куда глаза глядят.
Шел он долго. Начали болеть ноги, затекать спина. Да и не удивительно – с такой-то тяжестью на себе и за плечами! Но пустыня не кончилась, она казалась бескрайней. В конце концов, вся эта гнусная планета могла быть одной сплошной пустыней, таких полубезжизненных планет и по ту сторону воронки было хоть отбавляй. Даже ближайшие к Земле планеты до их геизации представляли из себя нечто подобное. Иван видал в атласах и учебных фильмах Марс начала двадцать первого столетия – та же картина, только краски иные: там красновато-багровые, здесь серые, да еще там лопухов не было и местами возвышались сглаженные временем склоны кратеров, темнели редкие трещины… а так, один к одному! Стоило лететь ради этого к черту на рога!
Небо становилось все более низким, гнетущим. Поднимался ветер, Иван почувствовал его налетающие, пока слабенькие порывы даже сквозь скафандр и все, что было под ним. Но Иван сейчас был рад любым переменам.
Ветер становился все сильнее. И когда Ивана сзади мягко, но сильно толкнуло в спину, он не удивился – значит, налетел шквал, значит, скоро буря. Он даже не повернул головы. Но его вдруг толкнуло сильнее. И он полетел на землю. Черная тень промелькнула над головой.
Иван перевернулся на спину. И застыл. Он ожидал чего угодно и кого угодно. Но то, что он увидал было нелепой фантазией, невозможной в этом чуждом мире. Прямо над ним, в каких-то десяти метрах над поверхностью нависал гигантский ящерообразный и перепончатокрылый дракон-птеродактиль. Ивана не поразило то, что у дракона было две головы на длинных извивистых шеях, две жуткие усеянные острейшими зубами пасти, он не удивился и тому, что крылья были полупрозрачны и сквозь них виднелось почти черное пасмурное небо… его ошеломило другое – в этой разреженной атмосфере не могло летать ни одно существо: даже комар или муха здесь сразу бы упали вниз, как бы ни трепыхали своими крылышками, ни одна птица бы не удержалась здесь на лету. А эта огромная мерзкая тварь висела словно на подвесках, она лишь лениво взмахивала сорокаметровыми крыльями, концы которых были усеяны шипами. Она висела свободно и легко, не прилагая для этого видимых усилий, так, словно в брюхе у нее был вмонтирован антигравитатор средней мощности.
Но Иван ясно видел, что тварь живая, что никаких антигравитаторов в ней быть не может. Он машинально, на ощупь подтянул к себе за ремень пулемет, слетевший при падении, упер его прикладом в землю, снял предохранитель. Но он решил не спешить.
При каждом взмахе гигантских крыльев Ивана прижимало к земле, вихревыми потоками гнало на него пыль, песок, камни – даже крупные тяжелые булыжники срывались с места, перекатывались, половину же лопухов просто посрывало, и они унеслись вдаль, половина приникла к поверхности, изъеденные листья дрожали, трепыхались.
Двуголовая гадина медленно снижалась. Иван никак не мог сосчитать, сколько же острейших когтей торчало из каждой лапы, казалось, их бессчетное множество – все они изгибались, то сжимаясь, то разжимаясь, словно они уже рвали чье-то тело. И все эти когти были нацелены на него. Но он лежал, надеясь, что дракон-птеродактиль сочтет его, заключенного в скафандр, за неживое, за часть этой мертвой каменистой поверхности, что он побрезгует столь непривлекательной поживой. Иван знал по Гадре и Гиргее натуры всех этих ящерообразных гадин: их лучше было не трогать, не задевать, они реагировали лишь на движущиеся предметы, ибо были предельно безмозглы и тупы. И потому он ждал.
Дракон снизился еще на метр. Взмахнул крыльями – Ивана чуть не перевернуло. Огромное чешуйчатое тело нависало живым дирижаблем, головы тянулись вниз. Дракон рассматривал непонятное существо. Но ни в одном из четырех застывших ярко-зеленых глаз не было ни любопытства, ни вообще какого-то интереса. Широченные полукруглые ноздри раздувались и опадали. Ивану казалось, что он чувствует горячее и вонючее дыхание. Но он конечно ничего не ощущал, шлем предохранял его от подобной мерзости.
Из пастей капала желтая слюна. Зеленые языки – змеистые и волдыристые – плотоядно подрагивали. А зубы были ослепительно, неестественно белы – будто их начищали, надраивали сутки, кряду! Ивану не нравились эти зубы – самый маленький был не меньше его локтя.
Шеи изгибались, головы опускались все ниже. Они были уже в трех метрах от Ивана, он слышал какое-то утробное чавканье и хлюпанье, вырывавшееся из пастей. Сиплое дыхание гадины обдавало его. Слюна уже не капала, она стекала пенистыми рваными дрожащими мочалами, заливала скафандр.
Иван не выдержал. В любой миг гадина могла его проглотить, именно проглотить, сожрать со всеми потрохами. Каким бы крепким ни был скафандр, но оказаться, даже будучи в нем, внутри чрева дракона-птеродактиля Иван не хотел. Очередь ударила сразу из обоих стволов. Иван стрелял в разинутую пасть левой головы, стрелял без передышки, стараясь, чтобы пули ложились в одну точку. Голова дернулась, и вслед за хрипом и бульканьем Ивана залило водопадом зеленой густой дряни, наверное, это была кровь гадины. Иван не стал разбираться. Он тут же перевернулся несколько раз вокруг себя, прижимая пулемет к груди. И вовремя – правая зубастая морда ткнулась в то место, где он только что лежал, с лязгом клацнули огромные зубы, челюсти сомкнулись.
Иван выставил стволы – теперь он палил в голую морщинистую шею с таким упорством и остервенением, будто вознамерился перебить ее напрочь. Крылья взмахнули как-то особенно сильно, и его отбросило на три метра. Но он зацепился за основание лопуха, развернулся, перезарядил пулемет. И снова на него потекла зеленая жижа, ослепляя, лишая возможности ориентироваться. Иван отбросил пулемет, счет шел на секунды, не до перезарядки! Сорвал с плеча, парализатор и выпустил подряд двенадцать ампул прямо вверх, в чешуйчатое брюхо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
Небо было низким, давящим и таким же серым как и земля, растения. Ни единого пригорочка, выступа – на сколько хватало глаз, простиралась ровная безжизненная пустыня.
Иван включил поясной анализатор: воздух был разреженным, мало пригодным для дыхания, в почве и растениях оказалось столько тяжелых металлов и прочей дряни, что было непонятно, как здесь растут эти изгрызенные лопухи. Иван понавешал на себя собранное оружие и побрел, куда глаза глядят.
Шел он долго. Начали болеть ноги, затекать спина. Да и не удивительно – с такой-то тяжестью на себе и за плечами! Но пустыня не кончилась, она казалась бескрайней. В конце концов, вся эта гнусная планета могла быть одной сплошной пустыней, таких полубезжизненных планет и по ту сторону воронки было хоть отбавляй. Даже ближайшие к Земле планеты до их геизации представляли из себя нечто подобное. Иван видал в атласах и учебных фильмах Марс начала двадцать первого столетия – та же картина, только краски иные: там красновато-багровые, здесь серые, да еще там лопухов не было и местами возвышались сглаженные временем склоны кратеров, темнели редкие трещины… а так, один к одному! Стоило лететь ради этого к черту на рога!
Небо становилось все более низким, гнетущим. Поднимался ветер, Иван почувствовал его налетающие, пока слабенькие порывы даже сквозь скафандр и все, что было под ним. Но Иван сейчас был рад любым переменам.
Ветер становился все сильнее. И когда Ивана сзади мягко, но сильно толкнуло в спину, он не удивился – значит, налетел шквал, значит, скоро буря. Он даже не повернул головы. Но его вдруг толкнуло сильнее. И он полетел на землю. Черная тень промелькнула над головой.
Иван перевернулся на спину. И застыл. Он ожидал чего угодно и кого угодно. Но то, что он увидал было нелепой фантазией, невозможной в этом чуждом мире. Прямо над ним, в каких-то десяти метрах над поверхностью нависал гигантский ящерообразный и перепончатокрылый дракон-птеродактиль. Ивана не поразило то, что у дракона было две головы на длинных извивистых шеях, две жуткие усеянные острейшими зубами пасти, он не удивился и тому, что крылья были полупрозрачны и сквозь них виднелось почти черное пасмурное небо… его ошеломило другое – в этой разреженной атмосфере не могло летать ни одно существо: даже комар или муха здесь сразу бы упали вниз, как бы ни трепыхали своими крылышками, ни одна птица бы не удержалась здесь на лету. А эта огромная мерзкая тварь висела словно на подвесках, она лишь лениво взмахивала сорокаметровыми крыльями, концы которых были усеяны шипами. Она висела свободно и легко, не прилагая для этого видимых усилий, так, словно в брюхе у нее был вмонтирован антигравитатор средней мощности.
Но Иван ясно видел, что тварь живая, что никаких антигравитаторов в ней быть не может. Он машинально, на ощупь подтянул к себе за ремень пулемет, слетевший при падении, упер его прикладом в землю, снял предохранитель. Но он решил не спешить.
При каждом взмахе гигантских крыльев Ивана прижимало к земле, вихревыми потоками гнало на него пыль, песок, камни – даже крупные тяжелые булыжники срывались с места, перекатывались, половину же лопухов просто посрывало, и они унеслись вдаль, половина приникла к поверхности, изъеденные листья дрожали, трепыхались.
Двуголовая гадина медленно снижалась. Иван никак не мог сосчитать, сколько же острейших когтей торчало из каждой лапы, казалось, их бессчетное множество – все они изгибались, то сжимаясь, то разжимаясь, словно они уже рвали чье-то тело. И все эти когти были нацелены на него. Но он лежал, надеясь, что дракон-птеродактиль сочтет его, заключенного в скафандр, за неживое, за часть этой мертвой каменистой поверхности, что он побрезгует столь непривлекательной поживой. Иван знал по Гадре и Гиргее натуры всех этих ящерообразных гадин: их лучше было не трогать, не задевать, они реагировали лишь на движущиеся предметы, ибо были предельно безмозглы и тупы. И потому он ждал.
Дракон снизился еще на метр. Взмахнул крыльями – Ивана чуть не перевернуло. Огромное чешуйчатое тело нависало живым дирижаблем, головы тянулись вниз. Дракон рассматривал непонятное существо. Но ни в одном из четырех застывших ярко-зеленых глаз не было ни любопытства, ни вообще какого-то интереса. Широченные полукруглые ноздри раздувались и опадали. Ивану казалось, что он чувствует горячее и вонючее дыхание. Но он конечно ничего не ощущал, шлем предохранял его от подобной мерзости.
Из пастей капала желтая слюна. Зеленые языки – змеистые и волдыристые – плотоядно подрагивали. А зубы были ослепительно, неестественно белы – будто их начищали, надраивали сутки, кряду! Ивану не нравились эти зубы – самый маленький был не меньше его локтя.
Шеи изгибались, головы опускались все ниже. Они были уже в трех метрах от Ивана, он слышал какое-то утробное чавканье и хлюпанье, вырывавшееся из пастей. Сиплое дыхание гадины обдавало его. Слюна уже не капала, она стекала пенистыми рваными дрожащими мочалами, заливала скафандр.
Иван не выдержал. В любой миг гадина могла его проглотить, именно проглотить, сожрать со всеми потрохами. Каким бы крепким ни был скафандр, но оказаться, даже будучи в нем, внутри чрева дракона-птеродактиля Иван не хотел. Очередь ударила сразу из обоих стволов. Иван стрелял в разинутую пасть левой головы, стрелял без передышки, стараясь, чтобы пули ложились в одну точку. Голова дернулась, и вслед за хрипом и бульканьем Ивана залило водопадом зеленой густой дряни, наверное, это была кровь гадины. Иван не стал разбираться. Он тут же перевернулся несколько раз вокруг себя, прижимая пулемет к груди. И вовремя – правая зубастая морда ткнулась в то место, где он только что лежал, с лязгом клацнули огромные зубы, челюсти сомкнулись.
Иван выставил стволы – теперь он палил в голую морщинистую шею с таким упорством и остервенением, будто вознамерился перебить ее напрочь. Крылья взмахнули как-то особенно сильно, и его отбросило на три метра. Но он зацепился за основание лопуха, развернулся, перезарядил пулемет. И снова на него потекла зеленая жижа, ослепляя, лишая возможности ориентироваться. Иван отбросил пулемет, счет шел на секунды, не до перезарядки! Сорвал с плеча, парализатор и выпустил подряд двенадцать ампул прямо вверх, в чешуйчатое брюхо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100