Тогда он подошел ближе, поднял с пола бутылку из-под виски и швырнул ею в крысу, бутылка не попала в цель, крыса с легкостью увернулась.
Иван вдруг вспомнил про яйцо, вытащил его. Заметил, что крыса подалась вперед, – задрожала. Он подошел еще ближе, вытянул руку с яйцом. Крыса недоверчиво, но как-то бесшабашно и слепо, будто ее тянуло магнитом, поползла к яйцу, ткнулась в его тупой конец усатой дрожащей мордой, замерла.
Иван сжал яйцо рукой. И произошло то, на что он был уже настроен, чего ждал невольно – крыса пропала, словно ее и не было. На краю стола, свесив толстые крепкие ноги с совершенно обалделой рожей сидел, стриженный здоровяк с бычьей шеей, тот самый. В глазах его стоял такой восторг, будто он только что вопреки всем законам природы и Божественному Промыслу воскрес из мертвых.
Иван подошел вплотную. Спрятал яйцо в карман, предварительно обтерев его платком. Платок выбросил. А потом коротко и сильно ударил стриженного и челюсть. Тот упал со стола, застыл в нелепой, позе посреди кучи объедков и битого стекла. Иван взял наполовину пустую бутылку шампанского, полил стриженного сверху. Тот продрал глаза, потер ладонью челюсть.
– Это я тебе должок вернул, не обижайся!
– Чего об такой ерунде говорить, – отозвался снизу стриженный, – это я тебе теперь должен по гроб!
В эту минуту в комнату на трех конечностях, пыхтя и сопя, вполз багроволицый непомерно толстый Гуг Хлодрик.
– О-о-о, кого я вижу! – заорал он, с порога. – Лысый, падла! Как ты себя чувствуешь, крысеныш поганый?!
Стриженный здоровяк подбежал к Гугу, помог ему подняться, усадил в кресло. Чувствовалось, что он уважает «пахана».
Иван встрепенулся.
– Слушай, а вправду, как ты себя ощущал в этой шкуре, а? – спросил он с заметным интересом.
– Нормально, – ответил Лысый, – все путем, даже лучше как-то, вроде бы и шустрее, и сильнее, и нервишки не так шалят.
– Да нет, я не о том, – оборвал его Иван, – кем ты себя чувствовал: человеком или крысой?
Лысый обиделся, надулся.
– Чего ты, издеваться надумал? Скажешь еще крысой! Не, ты, мужик, меня не задевай, я нервный!
Дальнейших объяснений Ивану не требовалось. В нем вдруг разыгрался бешенный аппетит. Он присел к столу и набросился на объедки, выбирая нетронутые, посвежее. Запивал только шипучкой, которая давным-давно выдохлась, к спиртному не притрагивался. Гуг поглядывал на жующего Ивана с ехидцей, перемигивался с Лысым – им, наверное, было что вспомнить.
Едва он немного насытился, как раздался лязг. Какие-то скрытые верхние люки одновременно распахнулись. И в комнату, будто военный десант с небес, спрыгнули одновременно человек тридцать в одинаковых зеленоватых форменках и касках.
Лысого, попытавшегося приподняться над стулом, срезали очередью из пулемета без предупреждения.
Он упал с удивленно вытаращенными глазами, наверное, так и не разобравшись перед смертью, что же случилось.
Гуг Хлодрик сидел спокойно, не дергался. Но на него тут же набросили мелкоячеистую пластиконовую сеть – набросили в три или четыре слоя, Иван не успел сосчитать. Прямо в лицо ему смотрело черное холодное отверстие ствола пулемета.
Высокий усатый человек, с золотой посверкивающей фиксой во рту и темными очками, скрывающими глаза, подошел совсем близко, отвел рукой ствол пулемета. И произнес официальным напыщенным тоном:
– Вам предлагается в течение полутора часов покинуть территорию Объединенной Европы. Предупреждаю, неисполнение требования поставит вас вне закона, а тогда… – он развел руками. – Тогда мы вам ничем не сможем помочь!
Гуг Хлодрик зашевелися под слоем сетей.
– Иван – сказал он мягко, но убежденно. – Я тоже думаю, тебе надо проваливать отсюда, не спорь с ними! Уматывай в Россию, пока цел!
– А ты? – спросил Иван.
– С ним особые счеты, – ответил за Гуга усатый, – не волнуйтесь, мы никого не обидим.
– Это точно, Ваня, они меня не обидят, им на Гадре очень кстати опытные работнички, что делать, Ваня, надо ведь и кому-то выдавать на гора руду с ридориумом, верно?
– Не буду спорить, – согласился усатый. – Работники нужны и на Гадре, и на Сельме, и на Гиргее… Скажи спасибо, Хлодрик, что смертная казнь отменена, что тебе еще будет позволено таскать твое жирное брюхо на твоих протезах.
Гуг засопел, заерзал.
– Мы с тобой, легавая гадина, еще обсудим эти вопросы, – процедил он раздельно и зло, – при первой же встрече тет-а-тет, ты уж не сумлевайся любезный мой!
– Ладно, хватит болтать! Не позорься при посторонних!
– Это вы для него посторонние, легаш!
Усатый повернулся к Ивану.
– В вашем распоряжении остается один час и двадцать четыре минуты. Я вам советую долго не раздумывать, до границы лету тридцать одна минута, да пока доберетесь до стоянки… Поспешите!
Иван виновато поглядел на Гуга Хлодрика, опутанного словно он дикий зверь, будто он беснующийся птицекальмар с Гиргеи. Бросать старого друга в таком положении не хотелось.
– Или ты хочешь со мною, на рудники? – спросил Гуг.
Нет, у Ивана были совсем иные планы. Он не мог распоряжаться собою, как ему вздумается. Он был обязан выполнить свой долг.
– Давай, Ваня, возвращайся к себе. И прощай, может, не свидимся боле!
– Прощай, Гуг! – еле слышно ответил Иван. Он чувствовал, как яйцо – превращатель в кармане давит прямо на печень. Он удивлялся, что его не обыскивают и вообще не трогают. Но он знал, что в чужой монастырь со своим уставом не ходят. – Прощай!
На выходе он спросил у сопровождавшего его усатого человека в темных очках:
– Но вы можете объяснить, почему вдруг мне нельзя находиться в Объединенной Европе?
– Приказ, – безжизненным голосом ответил усатый и сверкнул фиксой.
– Я понимаю, что приказ. Но должна же быть и причина для приказа?
– Там, наверху, ее, наверное, знают. А я маленький человек, я исполнитель, – усатый заулыбался во весь рот. – Скажу только одно: видно, вы крепко насолили кому-то из этих, понимаете, о ком я говорю?
– Я ни черта не понимаю! – разозлился Иван.
– У нас такой порядок – со всеми поддерживать дружественные отношения и ни во что не вмешиваться. А про вас поговаривают, что вы влезли в дела, где замешаны неземляне, понятно, надеюсь? Ну вот, вижу, что понятно. Сами подумайте, зачем Объединенной Европе встревать между вами и иной цивилизацией, если она, конечно, есть?! Что скажете?
Ивану было нечего сказать. Он недоумевал – откуда им стало известно! Да и мало ли что! Какое они имеют право на таком шатком, полуреальном основании третировать его! Нет, бред, паранойя, шизофрения, алкогольный психоз! Причем тут Европа! Причем тут все они?! Его горло перехватило от ярости и обиды. И он ничего не ответил.
– А кое-кто поговаривает, что эта самая цивилизация тыщ на пять лет обогнала нас в развитии, чуете, чем пахнет?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
Иван вдруг вспомнил про яйцо, вытащил его. Заметил, что крыса подалась вперед, – задрожала. Он подошел еще ближе, вытянул руку с яйцом. Крыса недоверчиво, но как-то бесшабашно и слепо, будто ее тянуло магнитом, поползла к яйцу, ткнулась в его тупой конец усатой дрожащей мордой, замерла.
Иван сжал яйцо рукой. И произошло то, на что он был уже настроен, чего ждал невольно – крыса пропала, словно ее и не было. На краю стола, свесив толстые крепкие ноги с совершенно обалделой рожей сидел, стриженный здоровяк с бычьей шеей, тот самый. В глазах его стоял такой восторг, будто он только что вопреки всем законам природы и Божественному Промыслу воскрес из мертвых.
Иван подошел вплотную. Спрятал яйцо в карман, предварительно обтерев его платком. Платок выбросил. А потом коротко и сильно ударил стриженного и челюсть. Тот упал со стола, застыл в нелепой, позе посреди кучи объедков и битого стекла. Иван взял наполовину пустую бутылку шампанского, полил стриженного сверху. Тот продрал глаза, потер ладонью челюсть.
– Это я тебе должок вернул, не обижайся!
– Чего об такой ерунде говорить, – отозвался снизу стриженный, – это я тебе теперь должен по гроб!
В эту минуту в комнату на трех конечностях, пыхтя и сопя, вполз багроволицый непомерно толстый Гуг Хлодрик.
– О-о-о, кого я вижу! – заорал он, с порога. – Лысый, падла! Как ты себя чувствуешь, крысеныш поганый?!
Стриженный здоровяк подбежал к Гугу, помог ему подняться, усадил в кресло. Чувствовалось, что он уважает «пахана».
Иван встрепенулся.
– Слушай, а вправду, как ты себя ощущал в этой шкуре, а? – спросил он с заметным интересом.
– Нормально, – ответил Лысый, – все путем, даже лучше как-то, вроде бы и шустрее, и сильнее, и нервишки не так шалят.
– Да нет, я не о том, – оборвал его Иван, – кем ты себя чувствовал: человеком или крысой?
Лысый обиделся, надулся.
– Чего ты, издеваться надумал? Скажешь еще крысой! Не, ты, мужик, меня не задевай, я нервный!
Дальнейших объяснений Ивану не требовалось. В нем вдруг разыгрался бешенный аппетит. Он присел к столу и набросился на объедки, выбирая нетронутые, посвежее. Запивал только шипучкой, которая давным-давно выдохлась, к спиртному не притрагивался. Гуг поглядывал на жующего Ивана с ехидцей, перемигивался с Лысым – им, наверное, было что вспомнить.
Едва он немного насытился, как раздался лязг. Какие-то скрытые верхние люки одновременно распахнулись. И в комнату, будто военный десант с небес, спрыгнули одновременно человек тридцать в одинаковых зеленоватых форменках и касках.
Лысого, попытавшегося приподняться над стулом, срезали очередью из пулемета без предупреждения.
Он упал с удивленно вытаращенными глазами, наверное, так и не разобравшись перед смертью, что же случилось.
Гуг Хлодрик сидел спокойно, не дергался. Но на него тут же набросили мелкоячеистую пластиконовую сеть – набросили в три или четыре слоя, Иван не успел сосчитать. Прямо в лицо ему смотрело черное холодное отверстие ствола пулемета.
Высокий усатый человек, с золотой посверкивающей фиксой во рту и темными очками, скрывающими глаза, подошел совсем близко, отвел рукой ствол пулемета. И произнес официальным напыщенным тоном:
– Вам предлагается в течение полутора часов покинуть территорию Объединенной Европы. Предупреждаю, неисполнение требования поставит вас вне закона, а тогда… – он развел руками. – Тогда мы вам ничем не сможем помочь!
Гуг Хлодрик зашевелися под слоем сетей.
– Иван – сказал он мягко, но убежденно. – Я тоже думаю, тебе надо проваливать отсюда, не спорь с ними! Уматывай в Россию, пока цел!
– А ты? – спросил Иван.
– С ним особые счеты, – ответил за Гуга усатый, – не волнуйтесь, мы никого не обидим.
– Это точно, Ваня, они меня не обидят, им на Гадре очень кстати опытные работнички, что делать, Ваня, надо ведь и кому-то выдавать на гора руду с ридориумом, верно?
– Не буду спорить, – согласился усатый. – Работники нужны и на Гадре, и на Сельме, и на Гиргее… Скажи спасибо, Хлодрик, что смертная казнь отменена, что тебе еще будет позволено таскать твое жирное брюхо на твоих протезах.
Гуг засопел, заерзал.
– Мы с тобой, легавая гадина, еще обсудим эти вопросы, – процедил он раздельно и зло, – при первой же встрече тет-а-тет, ты уж не сумлевайся любезный мой!
– Ладно, хватит болтать! Не позорься при посторонних!
– Это вы для него посторонние, легаш!
Усатый повернулся к Ивану.
– В вашем распоряжении остается один час и двадцать четыре минуты. Я вам советую долго не раздумывать, до границы лету тридцать одна минута, да пока доберетесь до стоянки… Поспешите!
Иван виновато поглядел на Гуга Хлодрика, опутанного словно он дикий зверь, будто он беснующийся птицекальмар с Гиргеи. Бросать старого друга в таком положении не хотелось.
– Или ты хочешь со мною, на рудники? – спросил Гуг.
Нет, у Ивана были совсем иные планы. Он не мог распоряжаться собою, как ему вздумается. Он был обязан выполнить свой долг.
– Давай, Ваня, возвращайся к себе. И прощай, может, не свидимся боле!
– Прощай, Гуг! – еле слышно ответил Иван. Он чувствовал, как яйцо – превращатель в кармане давит прямо на печень. Он удивлялся, что его не обыскивают и вообще не трогают. Но он знал, что в чужой монастырь со своим уставом не ходят. – Прощай!
На выходе он спросил у сопровождавшего его усатого человека в темных очках:
– Но вы можете объяснить, почему вдруг мне нельзя находиться в Объединенной Европе?
– Приказ, – безжизненным голосом ответил усатый и сверкнул фиксой.
– Я понимаю, что приказ. Но должна же быть и причина для приказа?
– Там, наверху, ее, наверное, знают. А я маленький человек, я исполнитель, – усатый заулыбался во весь рот. – Скажу только одно: видно, вы крепко насолили кому-то из этих, понимаете, о ком я говорю?
– Я ни черта не понимаю! – разозлился Иван.
– У нас такой порядок – со всеми поддерживать дружественные отношения и ни во что не вмешиваться. А про вас поговаривают, что вы влезли в дела, где замешаны неземляне, понятно, надеюсь? Ну вот, вижу, что понятно. Сами подумайте, зачем Объединенной Европе встревать между вами и иной цивилизацией, если она, конечно, есть?! Что скажете?
Ивану было нечего сказать. Он недоумевал – откуда им стало известно! Да и мало ли что! Какое они имеют право на таком шатком, полуреальном основании третировать его! Нет, бред, паранойя, шизофрения, алкогольный психоз! Причем тут Европа! Причем тут все они?! Его горло перехватило от ярости и обиды. И он ничего не ответил.
– А кое-кто поговаривает, что эта самая цивилизация тыщ на пять лет обогнала нас в развитии, чуете, чем пахнет?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100