А что тут: прикидывай не прикидывай — уже влез по уши. Если сейчас отказаться, неизвестно, сможет ли он еще за ней поухаживать. А затягивать дело с женитьбой он не собирался и потому кивнул:
— Ладно. Пошли танцевать.
Пока суть да дело, пока что-нибудь найдется, он успеет жениться и детей завести. А там ей будет уже не до посла. Разглашать тайны клиентов нехорошо, это он с детства усвоил.
Они станцевали и три, и шесть раз, а потом вдруг услышали, как часы на ратуше бьют пять.
«Ой, хватит, — подумала Мэй. — В полдень надо быть на пристани. А этого мальчишку я и так уже здорово разорила, да еще и работать заставила. Пора домой».
— Мне пора, — сказала она чуть печально. — У меня завтра дела. Пойдем?
Город еще шумел. Люди начнут расходиться на рассвете. Рейнольд снова провел ее кратчайшим путем — задворками. У дома она с улыбкой спросила:
— Не жалеете, что дали деньги?
Вместо ответа он привлек ее к себе и попытался поцеловать, но уткнулся губами в маленькое холодное запястье.
— Как это мило, что вы, аристократ, мне, простой девушке, целуете руки, — сказала Мэй, мягко освобождаясь из его объятий, и убежала.
Рейнольд твердо убедился в том, что сделал правильный выбор. Любая девушка Лайи была бы счастлива, стоило ему бросить на нее один взгляд. А эта — нет. Она будет такой женой, какая нужна настоящему аристократу — ни на кого не похожей.
Мэй обернулась только на пороге. Рейнольд уже исчез. Она постояла немного, слушая кузнечиков и пытаясь унять сердце. Но оно все равно стучало, словно язык в колоколе. Она не понимала, что творится, только чувствовала, что задыхается от полноты жизни, от бесконечной любви к пьяному городу, к молчаливым звездам, к обиженному мальчику, который убегал сейчас прочь от нее по темным переулкам, к этой холодной и щедрой земле.
Мэй толкнула дверь. В адъютантской никого не было. Она хотела подняться к себе, но услышала голоса на кухне. Камеристки и кухарка, видно, тоже недавно вернулись домой — все трое были еще в бальных платьях, только сняли маски, распустили волосы и скинули туфли. Но в плите потрескивал огонь, а на плите причмокивал закипающий кофейник. При виде Мэй женщины даже не встали — все уже были без сил. Только Камилла сказала:
— Доброе утро, Ваше Величество. Кофе пить будете?
— Вот столько кофе и вот столько молока. — Мэй тоже плюхнулась на стул и с наслаждением вытянула ноги. — А то я уже никогда не усну.
Серена сладко потянулась и с видом великомученицы направилась к плите.
— Ну, как успехи, Ваше Величество? — поинтересовалась она.
— Трое, — скромно ответила Мэй. — А ваши?
— Ха! Какие могли быть успехи, если мы весь вечер возились с этим пьяницей, вашим женихом? — возмутилась кухарка.
— Ну мы все же не посрамили себя, — мягко возразила Камилла. — А кое-кто был, по-моему, даже не против… — И она скосила глаза на раскрасневшуюся Хелыу.
— А посол — интересный мужчина, — задумчиво вставила Серена, наливая кофе для Мэй.
— Откуда ты знаешь? — полюбопытствовала Камилла.
— Мне ли не знать?
Представив себе посла, сраженного чарами ее кухарки, Мэй расхохоталась и вдруг с удивлением поняла, что по ее щекам текут слезы.
«Совсем уже нервы размочалились», — подумала она, тайком вытирая глаза. Хотела расспросить Серену поподробнее, но тут в дом буквально вломились протрезвевшие и совершенно несчастные королевские охранники. Оказывается, они всю ночь носились по городу в поисках подопечной.
— Нечего было петь так фальшиво, — рассудительно ответила Мэй на их упреки. — Я испугалась и убежала. А один милый молодой аристократ приютил меня.
— Где, Ваше Величество? Скажите только где?
— Ха! Так я вам и сказала! Мы, лисье племя, умеем прятаться. — Королева засмеялась и снова почувствовала, что сейчас заплачет.
— Ваше Величество, по-моему, вы не понимаете, что ваша безопасность…
— Ой, ради Звезды, Камилла, дай ты им денег на конфеты и выпроводи их отсюда. Я сейчас упаду. Хельга, пойдем, поможешь мне раздеться. Ты тут, похоже, самая трезвая и здравомыслящая.
И, уже на лестнице, добавила потихоньку:
— Я возьму сегодня твое платье, то, светло-желтое, простое, можно?
— Конечно, Ваше Величество.
— И еще: разбуди меня в десять, осторожненько, чтоб никто об этом не знал.
Разумеется, они обе проспали, и, когда перепуганная Хельга прибежала будить свою хозяйку, был уже двенадцатый час. С ее помощью Мэй в спешке кое-как натянула платье, плеснула в лицо холодной воды, провела два раза щеткой по волосам и опрометью бросилась вниз по лестнице.
На улицах все еще не было ни души. Солнце сияло весело и отчаянно в ярко-синих, без единого облачка небесах. Мэй со всех ног побежала к пристани. Еще издали она увидела стоящего на самом солнцепеке Эрвинда. Он прифрантился — был в новом камзоле и без повязки. Она споткнулась, потеряла туфлю, заскакала на одной ноге, прямо с разбегу повисла у него на шее и потянулась изголодавшимися губами.
Когда Мэй снова обрела способность глядеть по сторонам, выяснилось, что они не одни на пристани. Сваленные неподалеку бревна украшала мрачная черная фигура церетского врача, а в лодке у причала сидел Ивэйн, убийца Стейнора.
Не разжимая рук, она спросила:
— Эрвинд, что тут делает твой черный гений? И вы? Я рада вас видеть, но…
Принц усмехнулся:
— Ты уж прости, не мог отделаться от Теодора. Все боится, что снова придется меня латать. А господин Ивэйн нас немного покатает.
Мэй взглянула повнимательнее на эту троицу. Она знала, что Ивэйн — тоже аристократ, а священное право аристократов заключать браки никто не отменял, следовательно…
— Так ты что же… женишься на мне?!
— Ага. — Он провел рукой по ее волосам. — Если ты не против. Серьги, увы, подарить не могу — рылом не вышел, так давай хоть по-простому.
Вместо ответа она снова прижалась к нему — животом к животу, коленями к коленям.
— Ох, Эрвинд, Эрвинд…
— Ах, королева, королева, — передразнил он ее. — Ладно, поехали, а там будь что будет.
Ивэйн, не доверяя причалу, посадил лодку на камни, дождался, пока Мэй устроится на корме, а потом вместе с принцем столкнул суденышко на глубину.
— Это вы хорошо придумали, — сказал он. — У нас уже давно не было хорошего урожая. Я-то помню, какой был урожай в тот год, когда вы родились, — сказал он Эрвинду.
Тот покраснел до ушей, и лодка отчаянно закачалась.
Река, прорезавшая Аврувию, широко разливалась у моря, затопляя болотистые луга, нагоняя песчаные отмели, где в зарослях тростника гнездились птицы. Четыре больших острова делили ее на пять рукавов, оттого она называлась Хеннеке — открытая рука. Маленьких же островов было не счесть.
У Эрвинда не было никакой особой причины играть свадьбу в дельте, кроме безотчетного желания спрятаться ото всех.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
— Ладно. Пошли танцевать.
Пока суть да дело, пока что-нибудь найдется, он успеет жениться и детей завести. А там ей будет уже не до посла. Разглашать тайны клиентов нехорошо, это он с детства усвоил.
Они станцевали и три, и шесть раз, а потом вдруг услышали, как часы на ратуше бьют пять.
«Ой, хватит, — подумала Мэй. — В полдень надо быть на пристани. А этого мальчишку я и так уже здорово разорила, да еще и работать заставила. Пора домой».
— Мне пора, — сказала она чуть печально. — У меня завтра дела. Пойдем?
Город еще шумел. Люди начнут расходиться на рассвете. Рейнольд снова провел ее кратчайшим путем — задворками. У дома она с улыбкой спросила:
— Не жалеете, что дали деньги?
Вместо ответа он привлек ее к себе и попытался поцеловать, но уткнулся губами в маленькое холодное запястье.
— Как это мило, что вы, аристократ, мне, простой девушке, целуете руки, — сказала Мэй, мягко освобождаясь из его объятий, и убежала.
Рейнольд твердо убедился в том, что сделал правильный выбор. Любая девушка Лайи была бы счастлива, стоило ему бросить на нее один взгляд. А эта — нет. Она будет такой женой, какая нужна настоящему аристократу — ни на кого не похожей.
Мэй обернулась только на пороге. Рейнольд уже исчез. Она постояла немного, слушая кузнечиков и пытаясь унять сердце. Но оно все равно стучало, словно язык в колоколе. Она не понимала, что творится, только чувствовала, что задыхается от полноты жизни, от бесконечной любви к пьяному городу, к молчаливым звездам, к обиженному мальчику, который убегал сейчас прочь от нее по темным переулкам, к этой холодной и щедрой земле.
Мэй толкнула дверь. В адъютантской никого не было. Она хотела подняться к себе, но услышала голоса на кухне. Камеристки и кухарка, видно, тоже недавно вернулись домой — все трое были еще в бальных платьях, только сняли маски, распустили волосы и скинули туфли. Но в плите потрескивал огонь, а на плите причмокивал закипающий кофейник. При виде Мэй женщины даже не встали — все уже были без сил. Только Камилла сказала:
— Доброе утро, Ваше Величество. Кофе пить будете?
— Вот столько кофе и вот столько молока. — Мэй тоже плюхнулась на стул и с наслаждением вытянула ноги. — А то я уже никогда не усну.
Серена сладко потянулась и с видом великомученицы направилась к плите.
— Ну, как успехи, Ваше Величество? — поинтересовалась она.
— Трое, — скромно ответила Мэй. — А ваши?
— Ха! Какие могли быть успехи, если мы весь вечер возились с этим пьяницей, вашим женихом? — возмутилась кухарка.
— Ну мы все же не посрамили себя, — мягко возразила Камилла. — А кое-кто был, по-моему, даже не против… — И она скосила глаза на раскрасневшуюся Хелыу.
— А посол — интересный мужчина, — задумчиво вставила Серена, наливая кофе для Мэй.
— Откуда ты знаешь? — полюбопытствовала Камилла.
— Мне ли не знать?
Представив себе посла, сраженного чарами ее кухарки, Мэй расхохоталась и вдруг с удивлением поняла, что по ее щекам текут слезы.
«Совсем уже нервы размочалились», — подумала она, тайком вытирая глаза. Хотела расспросить Серену поподробнее, но тут в дом буквально вломились протрезвевшие и совершенно несчастные королевские охранники. Оказывается, они всю ночь носились по городу в поисках подопечной.
— Нечего было петь так фальшиво, — рассудительно ответила Мэй на их упреки. — Я испугалась и убежала. А один милый молодой аристократ приютил меня.
— Где, Ваше Величество? Скажите только где?
— Ха! Так я вам и сказала! Мы, лисье племя, умеем прятаться. — Королева засмеялась и снова почувствовала, что сейчас заплачет.
— Ваше Величество, по-моему, вы не понимаете, что ваша безопасность…
— Ой, ради Звезды, Камилла, дай ты им денег на конфеты и выпроводи их отсюда. Я сейчас упаду. Хельга, пойдем, поможешь мне раздеться. Ты тут, похоже, самая трезвая и здравомыслящая.
И, уже на лестнице, добавила потихоньку:
— Я возьму сегодня твое платье, то, светло-желтое, простое, можно?
— Конечно, Ваше Величество.
— И еще: разбуди меня в десять, осторожненько, чтоб никто об этом не знал.
Разумеется, они обе проспали, и, когда перепуганная Хельга прибежала будить свою хозяйку, был уже двенадцатый час. С ее помощью Мэй в спешке кое-как натянула платье, плеснула в лицо холодной воды, провела два раза щеткой по волосам и опрометью бросилась вниз по лестнице.
На улицах все еще не было ни души. Солнце сияло весело и отчаянно в ярко-синих, без единого облачка небесах. Мэй со всех ног побежала к пристани. Еще издали она увидела стоящего на самом солнцепеке Эрвинда. Он прифрантился — был в новом камзоле и без повязки. Она споткнулась, потеряла туфлю, заскакала на одной ноге, прямо с разбегу повисла у него на шее и потянулась изголодавшимися губами.
Когда Мэй снова обрела способность глядеть по сторонам, выяснилось, что они не одни на пристани. Сваленные неподалеку бревна украшала мрачная черная фигура церетского врача, а в лодке у причала сидел Ивэйн, убийца Стейнора.
Не разжимая рук, она спросила:
— Эрвинд, что тут делает твой черный гений? И вы? Я рада вас видеть, но…
Принц усмехнулся:
— Ты уж прости, не мог отделаться от Теодора. Все боится, что снова придется меня латать. А господин Ивэйн нас немного покатает.
Мэй взглянула повнимательнее на эту троицу. Она знала, что Ивэйн — тоже аристократ, а священное право аристократов заключать браки никто не отменял, следовательно…
— Так ты что же… женишься на мне?!
— Ага. — Он провел рукой по ее волосам. — Если ты не против. Серьги, увы, подарить не могу — рылом не вышел, так давай хоть по-простому.
Вместо ответа она снова прижалась к нему — животом к животу, коленями к коленям.
— Ох, Эрвинд, Эрвинд…
— Ах, королева, королева, — передразнил он ее. — Ладно, поехали, а там будь что будет.
Ивэйн, не доверяя причалу, посадил лодку на камни, дождался, пока Мэй устроится на корме, а потом вместе с принцем столкнул суденышко на глубину.
— Это вы хорошо придумали, — сказал он. — У нас уже давно не было хорошего урожая. Я-то помню, какой был урожай в тот год, когда вы родились, — сказал он Эрвинду.
Тот покраснел до ушей, и лодка отчаянно закачалась.
Река, прорезавшая Аврувию, широко разливалась у моря, затопляя болотистые луга, нагоняя песчаные отмели, где в зарослях тростника гнездились птицы. Четыре больших острова делили ее на пять рукавов, оттого она называлась Хеннеке — открытая рука. Маленьких же островов было не счесть.
У Эрвинда не было никакой особой причины играть свадьбу в дельте, кроме безотчетного желания спрятаться ото всех.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86