Мы часто слышим об этом от наших духовных пастырей... да снидет на них благословение божие. И нельзя винить бога, если человек, родившийся по его неизреченной милости в хорошей семье, сам себя губит.
— Этой весной — у нас, в Исландии, все беды случаются весной — на зеленом лугу, неподалеку от Хвитау, нашли двух девчушек, лежавших на подушке, набитой козьей шерстью. Дом их был разрушен, наследство поделено, и эта подушка из козьей шерсти была единственным достоянием близнецов. Они положили головки на подушку и так умерли. Их исклевали стервятники. Никто не позаботился об их останках. Я приказала их похоронить. Ведь они могли быть моими дочерьми. Нет, сестрица, я очень счастливая женщина.
— Зачем ты терзаешь себя такими мрачными историями, милая сестра,— сказала Йорун, лицо которой, несмотря на все ее благодушие, выражало некоторое нетерпение.
— В мае, перед самым церковным праздником, народ в Краукуре решил повесить овцекрада. Его судили уже не раз и даже отрубили ему руку, но от этого он не исправился и только стал воровать еще больше овец, чем прежде. После казни люди из верхнего Тунгура привязали его поперек седла и, проезжая мимо его хижины, швырнули труп в дверь, к жене и детям.. Нет, милая сестра, если есть в Исландии счастливая женщина, то это я. Ибо я тку ковры с изображениями героев минувших времен, вышиваю покровы на алтари и облачения для пастырей и коплю серебро у себя в ларе. К тому же господь сделал меня бесплодной, а это, пожалуй, величайшее счастье, какое только может выпасть на долю исландской женщины.
— Не будем спорить, сестра. Думаю все же, что творец вложил в душу каждой женщины желание родить здорового сына. Сколько радостей было у меня, когда мои сыновья были еще маленькими. И если женщина остается в браке бесплодной, то это не ее вина, а божья воля. Но если женщина знатного рода сравнивает свою жизнь с жизнью бродяг, она грешит перед господом. Должно быть, ты сильно изменилась, если довольствуешься такой жалкой долей.
— Всю свою жизнь я никогда ничем не была довольна. Поэтому я сама избрала свою участь и примирилась с ней.
— Тот, кто предается причудливым фантазиям, слишком поздно сознает, игрушкой каких чуждых сил он стал,— изрекла старшая сестра.— Ты вышла замуж против воли родителей, вопреки всем законам, божеским и человеческим. И только чтобы спасти тебя от еще большего позора, наш отец не расторг твоего брака. Вероятно, он хорошенько подумает, прежде чем отдать тебе родовое имение Магнуса Сигурдссона в обмен на твои владения, которые он не захотел дать за тобой. Но я знаю одного человека, нашего верного друга, он очень скромен, но никогда не устает говорить о твоем благополучии и денно и нощно молит бога о том, чтобы он позволил ему взять на себя заботы о тебе. Этот человек имеет не меньшее влияние на Вигфуса и его зятя, чем наш отец.
Это твой духовник, знаменитый поэт и ученый, смиренный служитель божий пастор Сигурдур Свейнссон, один из самых богатых служителей церкви.
— У меня были другие намерения на случай, если отец откажет мне в моей просьбе.
Супруга епископа поинтересовалась, что же имела в виду ее сестра.
— Говорят,— ответила та,— что после долгого отсутствия вернулся один друг.
Мгновенно от мягкой, снисходительной улыбки старшей сестры не осталось и следа. Вся кровь бросилась ей в лицо, глаза метали молнии. Йорун словно преобразилась. Она хотела что-то сказать, но смолчала.
Через минуту супруга епископа спросила глухим голосом:
— Откуда ты знаешь, что он приехал?
— Мы с тобой женщины, милая сестра,— ответила Снайфридур,— а у женщин бывают порой предчувствия. Мы узнаем о некоторых вещах, хотя бы и не слышали о них собственными ушами.
— И ты, значит, надумала разыскать его в Бессастадире или даже здесь, в Скаульхольте, и попросить, чтобы он выкупил Брай-дратунгу для Магнуса Сигурдссона и для тебя? Неужели ты в самом деле такой ребенок? И мир и все, что в нем происходит, остались для тебя книгой за семью печатями? Или, может быть, дорогая сестра, ты смеешься надо мной?
— Нет, я вовсе не собираюсь просить его купить для меня усадьбу. Поговаривают, впрочем, что он приехал, чтобы проверить, как представители власти выполняют здесь свой долг. Быть может, контракт между окружным судьей и контрабандным торговцем спиртным, с одной стороны, и моим мужем — с другой, покажется небезынтересным человеку, который собирает документы, касающиеся исландцев. Так думается мне.
— А знаешь ли ты, что за человек Арнас Арнэус, сестра? — серьезно спросила Йорун.
— Я знаю,— сказала Снайфридур,— что человека средней руки, которого ты и остальные члены моей семьи хотели выбрать для меня, я презираю сильнее, чем самого последнего из людей. Такова моя натура.
— Я не стану пытаться разгадать темный смысл твоих слов, сестра, но я никогда не поверила бы, что женщина из нашей семьи, здесь, в Исландии, может встать на сторону преступника против своего старого, ничем не запятнанного отца, на сторону того, кто натравливает осужденных против их праведного судьи, простой люд против его господ и хочет уничтожить патриархальные христианские нравы народа.
— А кто так поступает?
— Арнас Арнэус и те, кто его поддерживает.
— Я полагала, что Арнас Арнэус лишь потому вернулся на родину, что его полномочия превышают полномочия всех прочих людей в Исландии, вместе взятых.
— Несомненно, он прибыл в альтинг с письмом, подписанным самим королем,— заметила Йорун.— Говорят еще, что он будет творить суд и расправу над купцами, вторгнется в их фактории на юге страны, прикажет сбрасывать в море их товары или опечатывать именем короля их лавки, и тогда беднякам придется обращаться к нему за горстью муки или щепоткой табаку. Он, говорят, вступается за мошенников и обвиняет знатных лиц. Люди сведущие считают, что он послан теми, кто в Копенгагене изгнал из королевского совета высокородных дворян и посадил на их место ремесленников, пивоваров и бродяг. И не успел дойти до нас слух о его прибытии, как ты уже собираешься дать ему в руки улики против нашего славного отца. Разреши мне, сестра, напомнить тебе, что Дидрик из Муэндэ, который тоже уверял, будто у него имеются королевские грамоты, теперь лежит под грудой камней на том берегу реки.
Взглянув на сестру, Снайфридур заметила, что ее лицо все еще в красных пятнах.
— Не говори мне больше об Арнэусе, дорогая сестра, так же как и о судье Эйдалине. Прости меня, дорогая, но я думаю, что мы проявляем мало любви к отцу, сравнивая его нравственные качества с плутнями какого-нибудь контрабандиста, да еще представляя врагом судьи Эйдалина человека, сомневающегося в законности махинаций такого ничтожества, как Вигфус.
— Я не говорила, что власть имущие не могут поступать несправедливо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
— Этой весной — у нас, в Исландии, все беды случаются весной — на зеленом лугу, неподалеку от Хвитау, нашли двух девчушек, лежавших на подушке, набитой козьей шерстью. Дом их был разрушен, наследство поделено, и эта подушка из козьей шерсти была единственным достоянием близнецов. Они положили головки на подушку и так умерли. Их исклевали стервятники. Никто не позаботился об их останках. Я приказала их похоронить. Ведь они могли быть моими дочерьми. Нет, сестрица, я очень счастливая женщина.
— Зачем ты терзаешь себя такими мрачными историями, милая сестра,— сказала Йорун, лицо которой, несмотря на все ее благодушие, выражало некоторое нетерпение.
— В мае, перед самым церковным праздником, народ в Краукуре решил повесить овцекрада. Его судили уже не раз и даже отрубили ему руку, но от этого он не исправился и только стал воровать еще больше овец, чем прежде. После казни люди из верхнего Тунгура привязали его поперек седла и, проезжая мимо его хижины, швырнули труп в дверь, к жене и детям.. Нет, милая сестра, если есть в Исландии счастливая женщина, то это я. Ибо я тку ковры с изображениями героев минувших времен, вышиваю покровы на алтари и облачения для пастырей и коплю серебро у себя в ларе. К тому же господь сделал меня бесплодной, а это, пожалуй, величайшее счастье, какое только может выпасть на долю исландской женщины.
— Не будем спорить, сестра. Думаю все же, что творец вложил в душу каждой женщины желание родить здорового сына. Сколько радостей было у меня, когда мои сыновья были еще маленькими. И если женщина остается в браке бесплодной, то это не ее вина, а божья воля. Но если женщина знатного рода сравнивает свою жизнь с жизнью бродяг, она грешит перед господом. Должно быть, ты сильно изменилась, если довольствуешься такой жалкой долей.
— Всю свою жизнь я никогда ничем не была довольна. Поэтому я сама избрала свою участь и примирилась с ней.
— Тот, кто предается причудливым фантазиям, слишком поздно сознает, игрушкой каких чуждых сил он стал,— изрекла старшая сестра.— Ты вышла замуж против воли родителей, вопреки всем законам, божеским и человеческим. И только чтобы спасти тебя от еще большего позора, наш отец не расторг твоего брака. Вероятно, он хорошенько подумает, прежде чем отдать тебе родовое имение Магнуса Сигурдссона в обмен на твои владения, которые он не захотел дать за тобой. Но я знаю одного человека, нашего верного друга, он очень скромен, но никогда не устает говорить о твоем благополучии и денно и нощно молит бога о том, чтобы он позволил ему взять на себя заботы о тебе. Этот человек имеет не меньшее влияние на Вигфуса и его зятя, чем наш отец.
Это твой духовник, знаменитый поэт и ученый, смиренный служитель божий пастор Сигурдур Свейнссон, один из самых богатых служителей церкви.
— У меня были другие намерения на случай, если отец откажет мне в моей просьбе.
Супруга епископа поинтересовалась, что же имела в виду ее сестра.
— Говорят,— ответила та,— что после долгого отсутствия вернулся один друг.
Мгновенно от мягкой, снисходительной улыбки старшей сестры не осталось и следа. Вся кровь бросилась ей в лицо, глаза метали молнии. Йорун словно преобразилась. Она хотела что-то сказать, но смолчала.
Через минуту супруга епископа спросила глухим голосом:
— Откуда ты знаешь, что он приехал?
— Мы с тобой женщины, милая сестра,— ответила Снайфридур,— а у женщин бывают порой предчувствия. Мы узнаем о некоторых вещах, хотя бы и не слышали о них собственными ушами.
— И ты, значит, надумала разыскать его в Бессастадире или даже здесь, в Скаульхольте, и попросить, чтобы он выкупил Брай-дратунгу для Магнуса Сигурдссона и для тебя? Неужели ты в самом деле такой ребенок? И мир и все, что в нем происходит, остались для тебя книгой за семью печатями? Или, может быть, дорогая сестра, ты смеешься надо мной?
— Нет, я вовсе не собираюсь просить его купить для меня усадьбу. Поговаривают, впрочем, что он приехал, чтобы проверить, как представители власти выполняют здесь свой долг. Быть может, контракт между окружным судьей и контрабандным торговцем спиртным, с одной стороны, и моим мужем — с другой, покажется небезынтересным человеку, который собирает документы, касающиеся исландцев. Так думается мне.
— А знаешь ли ты, что за человек Арнас Арнэус, сестра? — серьезно спросила Йорун.
— Я знаю,— сказала Снайфридур,— что человека средней руки, которого ты и остальные члены моей семьи хотели выбрать для меня, я презираю сильнее, чем самого последнего из людей. Такова моя натура.
— Я не стану пытаться разгадать темный смысл твоих слов, сестра, но я никогда не поверила бы, что женщина из нашей семьи, здесь, в Исландии, может встать на сторону преступника против своего старого, ничем не запятнанного отца, на сторону того, кто натравливает осужденных против их праведного судьи, простой люд против его господ и хочет уничтожить патриархальные христианские нравы народа.
— А кто так поступает?
— Арнас Арнэус и те, кто его поддерживает.
— Я полагала, что Арнас Арнэус лишь потому вернулся на родину, что его полномочия превышают полномочия всех прочих людей в Исландии, вместе взятых.
— Несомненно, он прибыл в альтинг с письмом, подписанным самим королем,— заметила Йорун.— Говорят еще, что он будет творить суд и расправу над купцами, вторгнется в их фактории на юге страны, прикажет сбрасывать в море их товары или опечатывать именем короля их лавки, и тогда беднякам придется обращаться к нему за горстью муки или щепоткой табаку. Он, говорят, вступается за мошенников и обвиняет знатных лиц. Люди сведущие считают, что он послан теми, кто в Копенгагене изгнал из королевского совета высокородных дворян и посадил на их место ремесленников, пивоваров и бродяг. И не успел дойти до нас слух о его прибытии, как ты уже собираешься дать ему в руки улики против нашего славного отца. Разреши мне, сестра, напомнить тебе, что Дидрик из Муэндэ, который тоже уверял, будто у него имеются королевские грамоты, теперь лежит под грудой камней на том берегу реки.
Взглянув на сестру, Снайфридур заметила, что ее лицо все еще в красных пятнах.
— Не говори мне больше об Арнэусе, дорогая сестра, так же как и о судье Эйдалине. Прости меня, дорогая, но я думаю, что мы проявляем мало любви к отцу, сравнивая его нравственные качества с плутнями какого-нибудь контрабандиста, да еще представляя врагом судьи Эйдалина человека, сомневающегося в законности махинаций такого ничтожества, как Вигфус.
— Я не говорила, что власть имущие не могут поступать несправедливо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112