— Мартинесу не нравится, когда его отель используют как дом свиданий, да я ему хорошо плачу.
Он помолчал, потом предложил:
— Пошли выпьем?
— Ты прости, но у меня нет денег на выпивку. Я ведь еще не нашел работу.
— Я приглашаю.
— Ну раз так...
Он похвастался передо мной своим МГ: четыре скорости, 220 по шоссе. Если бы у людей по жилам бежало что-нибудь вместо крови, у Тони Мендеса это, несомненно, был бы бензин.
В утлом барчике около пляжа мы высосали почти три бутылки джина. Тони налился вдребезги, я пил медленнее и умереннее, чтобы не терять ясности головы. Когда он был уже совсем тепленьким, я снова напомнил ему, что у меня еще нет работы.
— Н-ну это уж мое д-дело, бр-рат, — заплетаясь, выдавил он.
И он по мере своих силенок поведал мне, что его отец владеет конторой по продаже подержанных автомобилей.
— Я т-тебя уст-трою...
Пришлось па спине тащить его в машину и самому сесть за руль. Я отыскивал дорогу, задавая вопросы на каждом перекрестке и все время дрожа, как бы полиция не задержала меня за то, что веду машину, не имея при себе прав. Мы добрались до «Сильвии». Я разбудил Мартинеса и упросил его вместе со мной отнести Тони в мой номер.
Всю ночь я просидел на стуле, прислушиваясь к его храпу и невнятному бормотанию.
По счастью, он и на утро был столь же любезен и не забыл своего обещания.
— Ладно, соотечественник, я тебя устрою.
Я подошел ближе. Конечно, это она. Йоланда сидела на песке, обняв руками колени и опершись на них подбородком.
— Йоланда!
Она медленно обернулась.
Осторожно подняла темные очки и пристально посмотрела на меня. Вдруг резко вскочила, растерянно замерла, держа очки в руке.
— Рикардо.
Она закинула мне руки за шею.
Какое-то время мы так и стояли безмолвно, крепко сжимая друг друга в объятиях. Потом она медленно отодвинулась. Уронила очки на песок, мы оба поспешно нагнулись поднять их и столкнулись лбами.
— Рикардо, — недоуменно шептала она. — Рикардо...
Она разложила на картонные тарелочки омлет и ушла в ванную.
— Убери, пожалуйста, в шкафчик плитку и открой бутылку. Я в пять минут приму душ.
Дверь ванной закрылась, я закурил. Потом поспешно убрал в шкафчик плитку, взял нож и принялся открывать одну из бутылок с вином. Поставил ее на ночной столик и снова сел на кровать.
— Можно тебя спросить? — громко крикнул я.
Изнутри, почти заглушённый шумом воды, раздался ее голос:
— Что?
— Можно спросить тебя о чем-то? — еще громче крикнул я.
— Хорошо.
Я встал и подошел к двери:
— Почему ты не приехала с мужем? Несколько минут слышался только шум воды.
— Потому что он умер... — наконец ответила она.
Я снова бросился на кровать.. Рядом со мной стоял ее чемодан. Я осторожно, стараясь не шуметь, поднял крышку. От какого-то неопределенного, странного аромата у меня раздулись ноздри. Пахло чем-то очень чистым, неясным, свежим. Звук воды вдруг прекратился, и я опустил крышку.
Дверь открылась, и появилась Йоланда в темно-сером халатике. От нее исходил нежный аромат духов.
— Ты разлил вино?
— Нет еще, — ответил я. — Но бутылка открыта.
Я наполнил два стакана, мы сели друг против друга за ночным столиком: я на кровати, она на единственном стоявшем в комнате стуле.
— Ты с какого времени работаешь? — спросил я.
— Да уже много лет.
Она оперлась локтями о стол и наклонилась ко мне. Отпила несколько глотков вина.
— Скажи мне одну вещь. Ты почему развелся с...? Как ее звали?
— Ирмина.
— Ага, — бросила она, — с Ирминой.
— Мы совершили ошибку, поженившись. А муж твой отчего умер?
Похоже, она не ждала этого вопроса.
— Несчастный случай? — настаивал я.
— Не совсем так, Рикардо, — она прямо взглянула мне в глаза. — Он в 1960 году уехал из страны.
Она поднялась и стала собирать тарелки. Мы уже выпили одну бутылку вина и теперь начали вторую. Я с нежностью следил за каждым ее движением, за каждым жестом.
— Ну что ж, — сказала она. — Теперь твоя очередь.
Она повернулась ко мне спиной и принялась убирать в шкафчик посуду и продукты. Под халатиком вырисовывались ее твердые загорелые бедра.
— Почему ты снова не женился?
— А тебе что, это так важно? И почему ты сама снова не вышла замуж?
Она резко повернулась. Грубость моего ответа удивила меня самого.
— Прости, — прошептал я. — Я выпил лишнего.
Я поднялся и подошел к двери. Открыл ее: снаружи стояла сырая, беззвездная ночь. Моря не было видно, слышалось лишь его мерное, величавое дыхание.
— Может быть, — пробормотал я, не глядя на нее, — может быть, я не встретил...
— И ты такой же как все, — оборвала она меня. — Каждый второй твердит одно и то же. А те, кто не говорит, думают.
Я обернулся к ней:
— Думаю, ты ошибаешься.
Не могу сказать, что Тони уж очень хорошо меня «устроил», но он упросил отца дать мне место продавца с еженедельным жалованием в 80 долларов. Я с понедельника начал работу и в пятницу отказался от эмигрантского пособия, так как теперь мог зарабатывать сам и совершенно незачем было лишний раз напоминать о себе ФБР.
Тони познакомил меня и с Вандой, веснушчатой девицей с большими кроличьими зубами и красивыми голубыми глазами. Она была североамериканкой. Она жила в квартирке на
67-й улице. Вместе с нею обитала Эйлис — девушка Тони, пухленькая смугляночка с пышной грудью и довольно тощими ногами.
В июне — три месяца спустя после прибытия — я уже получал девяносто пять долларов и мог оплачивать скромную, но отдельную квартиру.
Двери Национального революционного движения открылись передо мной однажды вечером...
Однажды вечером на стоянке своих машин, предназначенных к продаже, отец Тони познакомил меня с Джеком Морено — одним из доверенных людей хромого Оросмана.
Человек протянул мне руку. Несмотря на «Джека» он, казалось, только что вывалился из бильярдной, что на улице Санха в китайском квартале Гаваны. Длинные бачки, огромная медаль из дешевого золота с изображением святой Варвары на шее, штаны из чертовой кожи.
— Расторопный парень, — похвалил меня отец Тони. Мужчина лучезарно улыбнулся, блеснув всеми своими золотыми коронками.
— Сегодня вечером мы собираемся в «Бискайе», — сказал мне он.
— Национальное революционное движение?
— Конечно. Кто же еще?
Я пошел в «Бискайю». У дверей меня остановил устрашающего вида светловолосый мастодонт, говоривший на варварском! английском, но я назвал Джека Морено, и, немного поколебавшись, он меня пропустил.
Собралось около ста человек. Мы расселись на складных стульях перед столиком президиума, за которым довольно-долго никого не было. В 9 вечера появился Педро Оросман в окружении целой свиты адъютантов и телохранителей. Однако за столик сели только он сам, Джек Морено, еще двое незнакомых мне людей и старик, не выпускавший трубки изо рта, которого потом нам представили как сенатора Виктора Пеппера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
Он помолчал, потом предложил:
— Пошли выпьем?
— Ты прости, но у меня нет денег на выпивку. Я ведь еще не нашел работу.
— Я приглашаю.
— Ну раз так...
Он похвастался передо мной своим МГ: четыре скорости, 220 по шоссе. Если бы у людей по жилам бежало что-нибудь вместо крови, у Тони Мендеса это, несомненно, был бы бензин.
В утлом барчике около пляжа мы высосали почти три бутылки джина. Тони налился вдребезги, я пил медленнее и умереннее, чтобы не терять ясности головы. Когда он был уже совсем тепленьким, я снова напомнил ему, что у меня еще нет работы.
— Н-ну это уж мое д-дело, бр-рат, — заплетаясь, выдавил он.
И он по мере своих силенок поведал мне, что его отец владеет конторой по продаже подержанных автомобилей.
— Я т-тебя уст-трою...
Пришлось па спине тащить его в машину и самому сесть за руль. Я отыскивал дорогу, задавая вопросы на каждом перекрестке и все время дрожа, как бы полиция не задержала меня за то, что веду машину, не имея при себе прав. Мы добрались до «Сильвии». Я разбудил Мартинеса и упросил его вместе со мной отнести Тони в мой номер.
Всю ночь я просидел на стуле, прислушиваясь к его храпу и невнятному бормотанию.
По счастью, он и на утро был столь же любезен и не забыл своего обещания.
— Ладно, соотечественник, я тебя устрою.
Я подошел ближе. Конечно, это она. Йоланда сидела на песке, обняв руками колени и опершись на них подбородком.
— Йоланда!
Она медленно обернулась.
Осторожно подняла темные очки и пристально посмотрела на меня. Вдруг резко вскочила, растерянно замерла, держа очки в руке.
— Рикардо.
Она закинула мне руки за шею.
Какое-то время мы так и стояли безмолвно, крепко сжимая друг друга в объятиях. Потом она медленно отодвинулась. Уронила очки на песок, мы оба поспешно нагнулись поднять их и столкнулись лбами.
— Рикардо, — недоуменно шептала она. — Рикардо...
Она разложила на картонные тарелочки омлет и ушла в ванную.
— Убери, пожалуйста, в шкафчик плитку и открой бутылку. Я в пять минут приму душ.
Дверь ванной закрылась, я закурил. Потом поспешно убрал в шкафчик плитку, взял нож и принялся открывать одну из бутылок с вином. Поставил ее на ночной столик и снова сел на кровать.
— Можно тебя спросить? — громко крикнул я.
Изнутри, почти заглушённый шумом воды, раздался ее голос:
— Что?
— Можно спросить тебя о чем-то? — еще громче крикнул я.
— Хорошо.
Я встал и подошел к двери:
— Почему ты не приехала с мужем? Несколько минут слышался только шум воды.
— Потому что он умер... — наконец ответила она.
Я снова бросился на кровать.. Рядом со мной стоял ее чемодан. Я осторожно, стараясь не шуметь, поднял крышку. От какого-то неопределенного, странного аромата у меня раздулись ноздри. Пахло чем-то очень чистым, неясным, свежим. Звук воды вдруг прекратился, и я опустил крышку.
Дверь открылась, и появилась Йоланда в темно-сером халатике. От нее исходил нежный аромат духов.
— Ты разлил вино?
— Нет еще, — ответил я. — Но бутылка открыта.
Я наполнил два стакана, мы сели друг против друга за ночным столиком: я на кровати, она на единственном стоявшем в комнате стуле.
— Ты с какого времени работаешь? — спросил я.
— Да уже много лет.
Она оперлась локтями о стол и наклонилась ко мне. Отпила несколько глотков вина.
— Скажи мне одну вещь. Ты почему развелся с...? Как ее звали?
— Ирмина.
— Ага, — бросила она, — с Ирминой.
— Мы совершили ошибку, поженившись. А муж твой отчего умер?
Похоже, она не ждала этого вопроса.
— Несчастный случай? — настаивал я.
— Не совсем так, Рикардо, — она прямо взглянула мне в глаза. — Он в 1960 году уехал из страны.
Она поднялась и стала собирать тарелки. Мы уже выпили одну бутылку вина и теперь начали вторую. Я с нежностью следил за каждым ее движением, за каждым жестом.
— Ну что ж, — сказала она. — Теперь твоя очередь.
Она повернулась ко мне спиной и принялась убирать в шкафчик посуду и продукты. Под халатиком вырисовывались ее твердые загорелые бедра.
— Почему ты снова не женился?
— А тебе что, это так важно? И почему ты сама снова не вышла замуж?
Она резко повернулась. Грубость моего ответа удивила меня самого.
— Прости, — прошептал я. — Я выпил лишнего.
Я поднялся и подошел к двери. Открыл ее: снаружи стояла сырая, беззвездная ночь. Моря не было видно, слышалось лишь его мерное, величавое дыхание.
— Может быть, — пробормотал я, не глядя на нее, — может быть, я не встретил...
— И ты такой же как все, — оборвала она меня. — Каждый второй твердит одно и то же. А те, кто не говорит, думают.
Я обернулся к ней:
— Думаю, ты ошибаешься.
Не могу сказать, что Тони уж очень хорошо меня «устроил», но он упросил отца дать мне место продавца с еженедельным жалованием в 80 долларов. Я с понедельника начал работу и в пятницу отказался от эмигрантского пособия, так как теперь мог зарабатывать сам и совершенно незачем было лишний раз напоминать о себе ФБР.
Тони познакомил меня и с Вандой, веснушчатой девицей с большими кроличьими зубами и красивыми голубыми глазами. Она была североамериканкой. Она жила в квартирке на
67-й улице. Вместе с нею обитала Эйлис — девушка Тони, пухленькая смугляночка с пышной грудью и довольно тощими ногами.
В июне — три месяца спустя после прибытия — я уже получал девяносто пять долларов и мог оплачивать скромную, но отдельную квартиру.
Двери Национального революционного движения открылись передо мной однажды вечером...
Однажды вечером на стоянке своих машин, предназначенных к продаже, отец Тони познакомил меня с Джеком Морено — одним из доверенных людей хромого Оросмана.
Человек протянул мне руку. Несмотря на «Джека» он, казалось, только что вывалился из бильярдной, что на улице Санха в китайском квартале Гаваны. Длинные бачки, огромная медаль из дешевого золота с изображением святой Варвары на шее, штаны из чертовой кожи.
— Расторопный парень, — похвалил меня отец Тони. Мужчина лучезарно улыбнулся, блеснув всеми своими золотыми коронками.
— Сегодня вечером мы собираемся в «Бискайе», — сказал мне он.
— Национальное революционное движение?
— Конечно. Кто же еще?
Я пошел в «Бискайю». У дверей меня остановил устрашающего вида светловолосый мастодонт, говоривший на варварском! английском, но я назвал Джека Морено, и, немного поколебавшись, он меня пропустил.
Собралось около ста человек. Мы расселись на складных стульях перед столиком президиума, за которым довольно-долго никого не было. В 9 вечера появился Педро Оросман в окружении целой свиты адъютантов и телохранителей. Однако за столик сели только он сам, Джек Морено, еще двое незнакомых мне людей и старик, не выпускавший трубки изо рта, которого потом нам представили как сенатора Виктора Пеппера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29