Собственно, особой разницы для них не составляло, кому платить за жилье, только разве что плата у Роодмаа была вдвое выше против нынешней.
Тоомасу легко сохранять уверенность в себе, он руководит большим цехом, и у него под началом много людей, там его слово имеет весомую силу. Это придает твердость. Астрид прежде всего ощущала обычную женскую тревогу за ют маленький обособленный мир, в котором они еще так мало успели прожить. До рождения Рээт она никогда не беспокоилась о жилье — много ли им вдвоем с Тоомасом надо? Хотя волостной староста в свое время сам и по доброй воле сдал им внаем квартиру, визит его предвещал недоброе. Тоомаса все это не заботило. По его мнению, не имело никакого значения, кто что говорил,— значат только дела.
Астрид посмеялась над собой. Видно, она просто глупая. Сидит дома, обабилась! Чего бояться и слушать, откуда теперь свалится на голову беда! У Рууди вон нет и тени сомнения, что скоро немцев погонят из Латвии и войне конец. Наслушалась тут всяких пересудов у деревенских баб, которые в каждом событии видят грозные предзнаменования и верещат об ужасах.
Острая тоска, будто пронзительный звук, кольнула Астрид. Как хорошо все же было на маслобойне — все девушки в красивых белоснежных халатах, весь день хорошее настроение, шутки и смех, работа совершенно не утомляла. И это удивительное чувство, что ты к чему-то причастна, что ты нужна.
В соседней комнате проснулась Рээт и захныкала. Астрид поспешила к ребенку, забыв про свои тревоги.
После обеда к Астрид наведалась Хельга, жена двоюродного брата Ильмара. Поставила велосипед возле двери и, как свой человек, поднялась по лестнице. Хельге надо было отвести душу.
— Ильмар в последнее время просто изводит! — в сердцах возмущалась Хельга.— Без конца лается да винит, будто я и в том и в другом виновата. Ужасно по машине убивается, даже на меня, бывает, волком смотрит. Будто мне самой не жалко — большая и дорогая вещь, сколько денег положили. Только я разве виновата, что мой брат парторгом стал.
— А что, он так и говорит? — удивилась Астрид.— Рууди такой хороший человек.
— Да что там говорит, больше подразумевает. Я уже просила Рууди, пусть лучше сейчас без дела к нам, в Ванатоа, не наведывается, потом одни неприятности, чего только выслушивать не приходится.
— Как там хоть кончились у него эти шашни с Сентой? — поинтересовалась Астрид.
Хельга махнула рукой и отвела платок с левой щеки.
— Вот они, следы последнего разговора!
Астрид с возмущением смотрела на большой желтовато-зеленый кровоподтек, который начинался от угла левого глаза и кончался у волос. Астрид было трудно представить, чтобы нечто подобное мог совершить ее муж. Тоомас? Смешно, Тоомас ни в жизнь не поднял бы на нее руку, какая бы там размолвка ни была!
— Чего же это он так? — растерянно спросила Астрид.
— Да ему и самому небось тошно, что бегает за юбкой и удержаться не может. Впору хоть выкладывать, как жеребца,— думаешь, он сам этого не понимает? Растравит себя и на мне зло срывает. Не сходят с языка эти семьдесят тысяч, которые он за мной недополучил. Знаешь, такое зло берет, прямо хоть в шлюхи подавайся, чтобы ему эти деньги выложить! Другой раз думаю, что вот на это и всю жизнь положишь. Но взять неоткуда. Вескимяэ — хутор маленький, да и не было у отца таких денег, куражился под пьяную руку, чтобы только люди сказали: ты смотри, до чего крепкий мужик этот вескимяэский Март, дает за Хельгой семьдесят тысяч! Будто я без того малость чокнутая или подпорченная! Теперь, когда хозяйство ведет Михкель, чего ради ему отрывать кусок от себя и выплачивать Ильмару? Сама знаешь, Яан сразу после гимназии пошел на военную службу, Рууди подыскал работу в поселке — что мне, у них клянчить? Да и нет у них...
— Так Ильмар что, не понимает разве? Не дурак же он!
— Понимает там или не понимает — страсть к деньгам у него выше разума. Я уже сколько раз слышала, какую бы он вместо меня мог в волости найти невесту и с гораздо большим приданым. Послушать его, так в Виймаствере все наследницы только его и дожидались, это я ему помешала выбрать товар получше, да и обманула в придачу. Но когда спрашиваю, чем же это я плоха или чем обделена, то в рот воды набирает. Тогда сказать нечего!
— А я думала, вы по любви сошлись,— проговорила Астрид с некоторой укоризной.
Хельга замолчала, какие-то теплые воспоминания нахлынули на нее, решительное выражение лица смягчилось, и ее большие серые глаза засияли.
— Да уж без этого, конечно бы, не пошла, по себе знаешь,— сказала она, и добрая улыбка коснулась ее губ. — Когда эти смутные времена наконец кончатся, может, он и переменится. Ильмар страшно вспыльчивый, если что не по нем, сразу взбрыкивает. После того как пришли к власти красные, особенно после истории с этой несчастной машиной, он стал сам не свой. Снова повадился к Сенте, а так не бывал у нее уже несколько лет. Будто находит там облегченье. Дома покрикивает и все старается задеть. Все будто ждет какого-то переворота, только я думаю, пусть уж будет как есть, лишь бы хуже не было!
В голове у Астрид промелькнула упрямая мысль, что если они с Тоомасом когда-нибудь проживут вместо полутора лет вместе все девять, как Хельга и Ильмар, то и это ничего не изменит. Все равно останутся друг для друга Парнем и Кузнечиком — такими уж они созданы, что их любовь становится все сильнее. С высоты этого собственного превосходства ей вдруг стало жаль Хельгу.
— Позавчера встретила Рууди,—сказала она.— Был в хорошем настроении, обещал скоро прогнать немцев из Латвии и навести дома порядок. Посулил, что и мне работу подыщет, когда Рээт чуть подрастет.
— Для Рууди все ясно,— отозвалась Хельга.— Будь его воля, может, и навел бы порядок. Знаешь, это просто ужасно, когда одни уводят других, а третьи крадутся с ружьями в кустах. Хоть бы наконец спокойно стало!
— У нас в поселке все спокойно,— бодро заявила Астрид.— Только на Тоомаса наваливают столько работы, что вкалывает от петухов до полночи, мне едва удается на него взглянуть.
Хельга вздохнула.
— Ильмар по хозяйству себя не очень-то утруждает. Помахает немного косой — и опять пропал. Все какими-то своими делами занимается, и не спроси. Пару дней назад ушел ночью, слова не сказал, вернулся лишь на второй день к вечеру. У меня уж сердце переболело, что с ним стряслось! И словом не обмолвился. Страх берет, все думаю, когда только кончится война эта проклятая и мужики прежними станут. Мне все-таки муж, а детям отец нужен. Тебе-то что, у тебя все в порядке. Если муж держится жены, все одолеть можно. Только вот что я тебе скажу: от Сенты я его все-таки отважу, ни за что не отступлюсь!
Астрид задумалась. Она ощущала голод по общению с людьми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129
Тоомасу легко сохранять уверенность в себе, он руководит большим цехом, и у него под началом много людей, там его слово имеет весомую силу. Это придает твердость. Астрид прежде всего ощущала обычную женскую тревогу за ют маленький обособленный мир, в котором они еще так мало успели прожить. До рождения Рээт она никогда не беспокоилась о жилье — много ли им вдвоем с Тоомасом надо? Хотя волостной староста в свое время сам и по доброй воле сдал им внаем квартиру, визит его предвещал недоброе. Тоомаса все это не заботило. По его мнению, не имело никакого значения, кто что говорил,— значат только дела.
Астрид посмеялась над собой. Видно, она просто глупая. Сидит дома, обабилась! Чего бояться и слушать, откуда теперь свалится на голову беда! У Рууди вон нет и тени сомнения, что скоро немцев погонят из Латвии и войне конец. Наслушалась тут всяких пересудов у деревенских баб, которые в каждом событии видят грозные предзнаменования и верещат об ужасах.
Острая тоска, будто пронзительный звук, кольнула Астрид. Как хорошо все же было на маслобойне — все девушки в красивых белоснежных халатах, весь день хорошее настроение, шутки и смех, работа совершенно не утомляла. И это удивительное чувство, что ты к чему-то причастна, что ты нужна.
В соседней комнате проснулась Рээт и захныкала. Астрид поспешила к ребенку, забыв про свои тревоги.
После обеда к Астрид наведалась Хельга, жена двоюродного брата Ильмара. Поставила велосипед возле двери и, как свой человек, поднялась по лестнице. Хельге надо было отвести душу.
— Ильмар в последнее время просто изводит! — в сердцах возмущалась Хельга.— Без конца лается да винит, будто я и в том и в другом виновата. Ужасно по машине убивается, даже на меня, бывает, волком смотрит. Будто мне самой не жалко — большая и дорогая вещь, сколько денег положили. Только я разве виновата, что мой брат парторгом стал.
— А что, он так и говорит? — удивилась Астрид.— Рууди такой хороший человек.
— Да что там говорит, больше подразумевает. Я уже просила Рууди, пусть лучше сейчас без дела к нам, в Ванатоа, не наведывается, потом одни неприятности, чего только выслушивать не приходится.
— Как там хоть кончились у него эти шашни с Сентой? — поинтересовалась Астрид.
Хельга махнула рукой и отвела платок с левой щеки.
— Вот они, следы последнего разговора!
Астрид с возмущением смотрела на большой желтовато-зеленый кровоподтек, который начинался от угла левого глаза и кончался у волос. Астрид было трудно представить, чтобы нечто подобное мог совершить ее муж. Тоомас? Смешно, Тоомас ни в жизнь не поднял бы на нее руку, какая бы там размолвка ни была!
— Чего же это он так? — растерянно спросила Астрид.
— Да ему и самому небось тошно, что бегает за юбкой и удержаться не может. Впору хоть выкладывать, как жеребца,— думаешь, он сам этого не понимает? Растравит себя и на мне зло срывает. Не сходят с языка эти семьдесят тысяч, которые он за мной недополучил. Знаешь, такое зло берет, прямо хоть в шлюхи подавайся, чтобы ему эти деньги выложить! Другой раз думаю, что вот на это и всю жизнь положишь. Но взять неоткуда. Вескимяэ — хутор маленький, да и не было у отца таких денег, куражился под пьяную руку, чтобы только люди сказали: ты смотри, до чего крепкий мужик этот вескимяэский Март, дает за Хельгой семьдесят тысяч! Будто я без того малость чокнутая или подпорченная! Теперь, когда хозяйство ведет Михкель, чего ради ему отрывать кусок от себя и выплачивать Ильмару? Сама знаешь, Яан сразу после гимназии пошел на военную службу, Рууди подыскал работу в поселке — что мне, у них клянчить? Да и нет у них...
— Так Ильмар что, не понимает разве? Не дурак же он!
— Понимает там или не понимает — страсть к деньгам у него выше разума. Я уже сколько раз слышала, какую бы он вместо меня мог в волости найти невесту и с гораздо большим приданым. Послушать его, так в Виймаствере все наследницы только его и дожидались, это я ему помешала выбрать товар получше, да и обманула в придачу. Но когда спрашиваю, чем же это я плоха или чем обделена, то в рот воды набирает. Тогда сказать нечего!
— А я думала, вы по любви сошлись,— проговорила Астрид с некоторой укоризной.
Хельга замолчала, какие-то теплые воспоминания нахлынули на нее, решительное выражение лица смягчилось, и ее большие серые глаза засияли.
— Да уж без этого, конечно бы, не пошла, по себе знаешь,— сказала она, и добрая улыбка коснулась ее губ. — Когда эти смутные времена наконец кончатся, может, он и переменится. Ильмар страшно вспыльчивый, если что не по нем, сразу взбрыкивает. После того как пришли к власти красные, особенно после истории с этой несчастной машиной, он стал сам не свой. Снова повадился к Сенте, а так не бывал у нее уже несколько лет. Будто находит там облегченье. Дома покрикивает и все старается задеть. Все будто ждет какого-то переворота, только я думаю, пусть уж будет как есть, лишь бы хуже не было!
В голове у Астрид промелькнула упрямая мысль, что если они с Тоомасом когда-нибудь проживут вместо полутора лет вместе все девять, как Хельга и Ильмар, то и это ничего не изменит. Все равно останутся друг для друга Парнем и Кузнечиком — такими уж они созданы, что их любовь становится все сильнее. С высоты этого собственного превосходства ей вдруг стало жаль Хельгу.
— Позавчера встретила Рууди,—сказала она.— Был в хорошем настроении, обещал скоро прогнать немцев из Латвии и навести дома порядок. Посулил, что и мне работу подыщет, когда Рээт чуть подрастет.
— Для Рууди все ясно,— отозвалась Хельга.— Будь его воля, может, и навел бы порядок. Знаешь, это просто ужасно, когда одни уводят других, а третьи крадутся с ружьями в кустах. Хоть бы наконец спокойно стало!
— У нас в поселке все спокойно,— бодро заявила Астрид.— Только на Тоомаса наваливают столько работы, что вкалывает от петухов до полночи, мне едва удается на него взглянуть.
Хельга вздохнула.
— Ильмар по хозяйству себя не очень-то утруждает. Помахает немного косой — и опять пропал. Все какими-то своими делами занимается, и не спроси. Пару дней назад ушел ночью, слова не сказал, вернулся лишь на второй день к вечеру. У меня уж сердце переболело, что с ним стряслось! И словом не обмолвился. Страх берет, все думаю, когда только кончится война эта проклятая и мужики прежними станут. Мне все-таки муж, а детям отец нужен. Тебе-то что, у тебя все в порядке. Если муж держится жены, все одолеть можно. Только вот что я тебе скажу: от Сенты я его все-таки отважу, ни за что не отступлюсь!
Астрид задумалась. Она ощущала голод по общению с людьми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129