Мой батюшка может носить ее титул по праву супруга, а это означает, что они теперь герцог и герцогиня Суффолкские и поднялись на высшую ступень сословия пэров.
Как только несчастная леди Суффолк отходит ко сну, милорд велит принести вина, дабы отметить свое возвышение.
– Кто бы мог поверить? – радуется миледи. – Нет, не то чтобы я не скорбела по моим младшим братьям, но пути Господни неисповедимы.
Батюшка разливает вино и раздает кубки. Даже Кэтрин получает кубок.
– За их светлости герцога и герцогиню Суффолкских! – кричит он.
Мы пьем вино.
– Вы знаете, что это значит для всех нас? – спрашивает миледи у меня и Кэтрин.
– Вы будете носить короны? – предполагает Кэтрин.
– Да, но только на приемах при дворе, – улыбается батюшка.
– Герцоги и герцогини занимают высшее положение среди придворной знати, – объясняет миледи. – У нас будет много привилегий. Мы будем иметь право располагаться в самых удобных апартаментах, привозить больше слуг и держать лошадей в королевских конюшнях.
– И наверняка нам станут отпускать больше хлеба, эля, дров и угля, – перебивает милорд, широко улыбаясь.
– Важнее всего, – продолжает миледи, не обращая на него внимания, – возможность сильнее влиять на короля и его светлость герцога Нортумберленда. И по этой причине, дорогой муж, я думаю, нам необходимо без промедления отправиться ко двору. Говорят, его величество переехал в Ричмонд.
– Едем немедленно, – соглашается он. – Прямо с утра. Вели паковать вещи.
– А как же леди Суффолк? – спрашиваю я.
– О Господи… я и забыла, – говорит матушка. – Ничего страшного. Пусть остается здесь, сколько захочет. Ты позаботишься о ней, Джейн.
Неделя, как они уехали ко двору, сил моих больше нет утешать бедную леди Суффолк, и тут приезжает гонец.
– Наша леди матушка заболела, – говорю я Кэтрин, прочитав письмо от батюшки. – Сначала они подумали, что это потница, и боялись, что она умрет за несколько часов.
– Бедная матушка! – тревожится Кэтрин.
– По счастью, оказалось, что это не так. Обычная лихорадка. Но меня вызывают в Ричмонд помочь за ней ухаживать, дабы ускорить ее выздоровление.
– Ты, может быть, увидишь короля! – Глаза Кэтрин взволнованно блестят.
– Может быть, – соглашаюсь я.
– А можно мне с тобой? – жалобно просит она.
– Нет, крошка. Мне жаль, но милорд велит тебе исполнять роль хозяйки в мое отсутствие.
Она огорчается.
– И о Мэри нужно позаботиться. Мы не можем бросить ее совсем одну.
Я обнимаю сестру.
– Если бы можно было, я бы охотно осталась здесь. Мне не по душе придворная жизнь. Но вот велено приехать, и у меня нет выбора.
– Как бы мне хотелось поменяться с тобой местами! – говорит Кэтрин.
– И мне! – пылко отвечаю я.
Фрэнсис Брэндон, герцогиня Суффолкская
Дворец Ричмонд, Суррей, октябрь 1551 года.
Идет октябрь, я уже совсем выздоровела и готова наслаждаться моим новым статусом герцогини Суффолкской. С наступлением холодов потница унялась, и советники и другие придворные вернулись в Лондон. Наконец-то мы с Генри начинаем ощущать преимущества нового положения: нам оказывают повышенное внимание и уважение на придворных праздниках и приемах. Мы приблизились к королю, как никогда ранее.
Другие также воспользовались изменениями в сословии пэров. Граф Уорвик попросту решил усилить свою власть, наградив своих сторонников, и заставил короля устроить раздачу титулов. Уильям Герберт, зять покойной королевы Екатерины, теперь граф Пемброк; Уильям Поль – маркиз Винчестер; а сам Уорвик стал теперь герцогом Нортумберлендом, дабы обеспечить себе старшинство над коллегами. Прочие получили рыцарство.
Генри говорит, что герцог Сомерсет, бывший регент, которого недавно освободили из Тауэра, чтобы он снова послужил королю (хотя и на более скромной должности и при условии, что он станет сотрудничать с новым режимом), видит в этой раздаче почестей враждебный ему выпад Нортумберленда, поскольку лишь он поднимает одинокий голос против власти Джона Дадли.
Нортумберленд недолго это терпит. На совете он обвиняет Сомерсета в измене и снова заключает его в Тауэр. Немногие изменники выходят из этой тюрьмы после однократного обвинения, а дважды не выходит никто.
При дворе царит уныние, пока против впавшего в немилость герцога готовится новое дело. В ноябре становится немного веселее, когда приходит весть, что Мария де Гиз, королева-регентша Шотландии, почтит английский двор своим присутствием по пути из Франции, где она навещала свою дочь, юную королеву шотландцев. К ее приему ведутся пышные приготовления, готовятся развлечения. Ну и мы, соответственно, заказываем себе новые роскошные наряды.
Джон Дадли, герцог Нортумберленд
Дворец Ричмонд, осень 1551 года.
– Ваше величество, – говорю я королю, – мы должны пригласить леди Марию.
– Для чего? – холодно спрашивает Эдуард. – Мы ею недовольны, и весьма.
– Ах, но ваше величество могли бы воспользоваться ее присутствием при дворе, чтобы снова допросить ее насчет ее упорной приверженности мессе и ее отношений с императором.
Подумав, он кивает:
– И правда. Это может быть полезно. Я сам с ней поговорю, милорд.
– Отлично! – сияю я.
Леди Мария представляет собой угрозу моему положению, и я хочу устранить эту опасность как можно быстрее. Я знаю, что она меня ненавидит, ибо я выступал против нее по делу о мессе. Случись Эдуарду умереть без наследников, она станет королевой, и ее месть не заставит себя ждать. Чем скорее мальчишка женится и заимеет сына, тем лучше.
– Сегодня я послал во Францию за портретом принцессы Елизаветы. – На самом деле я пока этого не сделал, но скоро исправлюсь. – Я слышал, будто с каждым днем она становится все краше. Вот мы и проверим, ваше величество, правду ли говорят люди.
– Мне не терпится увидеть ее портрет, – признается король. И затем, понижая голос: – Скажите, а она… а у нее красивая грудь?
Он краснеет. Я едва удерживаюсь, чтобы не хлопнуть моего повелителя по спине.
– Вот это да! – хохочу я. – Вижу, что ваше величество более чем готовы к брачной постели. Придется поторопить эти переговоры!
– Нет, милорд, не так скоро, – возражает Эдуард. – Прежде нужно разрешить вопрос с ее религией.
– Все в наших руках, сир, – уверяю я. – Я думаю, она охотно перейдет в нашу веру.
– Я хочу, чтобы это было подтверждено письменно, – заявляет мой юный господин. – А потом мы подумаем о плотских делах.
Леди Мария
Хадсон-хаус, Хартфордшир, октябрь-ноябрь 1551 года.
Я в смятении смотрю на приглашение короля.
– Догадываюсь, что стоит за этим. – Мой голос звучит хрипло, как всегда, когда я взволнована. – Это западня, куда меня хотят заманить. Они снова устроят мне допрос. Что ж, я не поеду, как бы мне ни хотелось повидать шотландскую королеву.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121
Как только несчастная леди Суффолк отходит ко сну, милорд велит принести вина, дабы отметить свое возвышение.
– Кто бы мог поверить? – радуется миледи. – Нет, не то чтобы я не скорбела по моим младшим братьям, но пути Господни неисповедимы.
Батюшка разливает вино и раздает кубки. Даже Кэтрин получает кубок.
– За их светлости герцога и герцогиню Суффолкских! – кричит он.
Мы пьем вино.
– Вы знаете, что это значит для всех нас? – спрашивает миледи у меня и Кэтрин.
– Вы будете носить короны? – предполагает Кэтрин.
– Да, но только на приемах при дворе, – улыбается батюшка.
– Герцоги и герцогини занимают высшее положение среди придворной знати, – объясняет миледи. – У нас будет много привилегий. Мы будем иметь право располагаться в самых удобных апартаментах, привозить больше слуг и держать лошадей в королевских конюшнях.
– И наверняка нам станут отпускать больше хлеба, эля, дров и угля, – перебивает милорд, широко улыбаясь.
– Важнее всего, – продолжает миледи, не обращая на него внимания, – возможность сильнее влиять на короля и его светлость герцога Нортумберленда. И по этой причине, дорогой муж, я думаю, нам необходимо без промедления отправиться ко двору. Говорят, его величество переехал в Ричмонд.
– Едем немедленно, – соглашается он. – Прямо с утра. Вели паковать вещи.
– А как же леди Суффолк? – спрашиваю я.
– О Господи… я и забыла, – говорит матушка. – Ничего страшного. Пусть остается здесь, сколько захочет. Ты позаботишься о ней, Джейн.
Неделя, как они уехали ко двору, сил моих больше нет утешать бедную леди Суффолк, и тут приезжает гонец.
– Наша леди матушка заболела, – говорю я Кэтрин, прочитав письмо от батюшки. – Сначала они подумали, что это потница, и боялись, что она умрет за несколько часов.
– Бедная матушка! – тревожится Кэтрин.
– По счастью, оказалось, что это не так. Обычная лихорадка. Но меня вызывают в Ричмонд помочь за ней ухаживать, дабы ускорить ее выздоровление.
– Ты, может быть, увидишь короля! – Глаза Кэтрин взволнованно блестят.
– Может быть, – соглашаюсь я.
– А можно мне с тобой? – жалобно просит она.
– Нет, крошка. Мне жаль, но милорд велит тебе исполнять роль хозяйки в мое отсутствие.
Она огорчается.
– И о Мэри нужно позаботиться. Мы не можем бросить ее совсем одну.
Я обнимаю сестру.
– Если бы можно было, я бы охотно осталась здесь. Мне не по душе придворная жизнь. Но вот велено приехать, и у меня нет выбора.
– Как бы мне хотелось поменяться с тобой местами! – говорит Кэтрин.
– И мне! – пылко отвечаю я.
Фрэнсис Брэндон, герцогиня Суффолкская
Дворец Ричмонд, Суррей, октябрь 1551 года.
Идет октябрь, я уже совсем выздоровела и готова наслаждаться моим новым статусом герцогини Суффолкской. С наступлением холодов потница унялась, и советники и другие придворные вернулись в Лондон. Наконец-то мы с Генри начинаем ощущать преимущества нового положения: нам оказывают повышенное внимание и уважение на придворных праздниках и приемах. Мы приблизились к королю, как никогда ранее.
Другие также воспользовались изменениями в сословии пэров. Граф Уорвик попросту решил усилить свою власть, наградив своих сторонников, и заставил короля устроить раздачу титулов. Уильям Герберт, зять покойной королевы Екатерины, теперь граф Пемброк; Уильям Поль – маркиз Винчестер; а сам Уорвик стал теперь герцогом Нортумберлендом, дабы обеспечить себе старшинство над коллегами. Прочие получили рыцарство.
Генри говорит, что герцог Сомерсет, бывший регент, которого недавно освободили из Тауэра, чтобы он снова послужил королю (хотя и на более скромной должности и при условии, что он станет сотрудничать с новым режимом), видит в этой раздаче почестей враждебный ему выпад Нортумберленда, поскольку лишь он поднимает одинокий голос против власти Джона Дадли.
Нортумберленд недолго это терпит. На совете он обвиняет Сомерсета в измене и снова заключает его в Тауэр. Немногие изменники выходят из этой тюрьмы после однократного обвинения, а дважды не выходит никто.
При дворе царит уныние, пока против впавшего в немилость герцога готовится новое дело. В ноябре становится немного веселее, когда приходит весть, что Мария де Гиз, королева-регентша Шотландии, почтит английский двор своим присутствием по пути из Франции, где она навещала свою дочь, юную королеву шотландцев. К ее приему ведутся пышные приготовления, готовятся развлечения. Ну и мы, соответственно, заказываем себе новые роскошные наряды.
Джон Дадли, герцог Нортумберленд
Дворец Ричмонд, осень 1551 года.
– Ваше величество, – говорю я королю, – мы должны пригласить леди Марию.
– Для чего? – холодно спрашивает Эдуард. – Мы ею недовольны, и весьма.
– Ах, но ваше величество могли бы воспользоваться ее присутствием при дворе, чтобы снова допросить ее насчет ее упорной приверженности мессе и ее отношений с императором.
Подумав, он кивает:
– И правда. Это может быть полезно. Я сам с ней поговорю, милорд.
– Отлично! – сияю я.
Леди Мария представляет собой угрозу моему положению, и я хочу устранить эту опасность как можно быстрее. Я знаю, что она меня ненавидит, ибо я выступал против нее по делу о мессе. Случись Эдуарду умереть без наследников, она станет королевой, и ее месть не заставит себя ждать. Чем скорее мальчишка женится и заимеет сына, тем лучше.
– Сегодня я послал во Францию за портретом принцессы Елизаветы. – На самом деле я пока этого не сделал, но скоро исправлюсь. – Я слышал, будто с каждым днем она становится все краше. Вот мы и проверим, ваше величество, правду ли говорят люди.
– Мне не терпится увидеть ее портрет, – признается король. И затем, понижая голос: – Скажите, а она… а у нее красивая грудь?
Он краснеет. Я едва удерживаюсь, чтобы не хлопнуть моего повелителя по спине.
– Вот это да! – хохочу я. – Вижу, что ваше величество более чем готовы к брачной постели. Придется поторопить эти переговоры!
– Нет, милорд, не так скоро, – возражает Эдуард. – Прежде нужно разрешить вопрос с ее религией.
– Все в наших руках, сир, – уверяю я. – Я думаю, она охотно перейдет в нашу веру.
– Я хочу, чтобы это было подтверждено письменно, – заявляет мой юный господин. – А потом мы подумаем о плотских делах.
Леди Мария
Хадсон-хаус, Хартфордшир, октябрь-ноябрь 1551 года.
Я в смятении смотрю на приглашение короля.
– Догадываюсь, что стоит за этим. – Мой голос звучит хрипло, как всегда, когда я взволнована. – Это западня, куда меня хотят заманить. Они снова устроят мне допрос. Что ж, я не поеду, как бы мне ни хотелось повидать шотландскую королеву.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121