Для них еврей с красной шеей из холмистой Джорджии был такой же диковинкой, как чернокожие иудеи из Эфиопии. «Иудеи? Ну да, вполне может быть. Номинально, так сказать. Но, разумеется, не такие, как мы. Не нашего сорта». Но даже такое однобокое – «номинальное» – признание было Солину на руку, ибо он прекрасно понимал – янки ему не стать никогда, ни «номинально», ни даже гипотетически.
Именно поэтому он ухватился за Говарда и его «братство», как утопающий хватается за соломинку. От него не требовалось проходить какое-либо испытание, представлять справку о нацпринадлежности или характеристику. Солин просто сказал Говарду, что он еврей и желает надрать кое-кому задницу, и Говард, испытывавший недостаток в рекрутах, горячо прижал его к груди. Или, вернее, тому, что считается грудью у этого худосочного городского мальчика, подумал Солин. Солин не был уверен, что Говард «голубой», он предпочитал считать его нормальным, но мальчик определенно был со странностями. Все речи и постоянные разглагольствования Говарда об истории и теории еврейства, бдительности и грядущем отмщении казались Солину пустой болтовней, хотя часть его речей про месть пришлась ему по душе. С ней он был согласен. Всем в этом проклятом городе не мешало пару раз врезать по морде за заносчивость. Солин был бы счастлив отвесить каждому янки по щедрой оплеухе, что только пошло бы им на пользу.
Остальные ребята в «братстве» оказались вполне ничего – смягченный северный вариант, – за исключением Бородина. В Бородине не было ничего мягкого кроме мозга. Они все тоже, конечно, слишком много болтали. И слишком много думали, что еще хуже, поскольку это мешало им действовать. Но все они были вполне нормальными ребятами. Они приняли его в свою среду как равного. Они даже стали ему чем-то вроде семьи, насколько северяне могли сродниться с южанином. Конечно, не настоящей семьей, но родная семья Солина тоже не очень походила на настоящую – там его не слишком жаловали.
Но Говард научил Солина подчеркнутой неприязни ко всем неевреям и просветил насчет нацеленных на евреев враждебных сил общества. Солина не требовалось долго науськивать. Он всегда подозревал, что большая часть мира настроена против него, но Говард яснее обрисовал ему лицо врага. В маленьком городке, где Солин рос, у него не было причин ненавидеть всех неевреев. Среди его приятелей не было евреев, а Солин никогда не был настолько глуп, чтобы разжигать в себе ненависть к веселым собутыльникам, которыми он великолепно проводил вечера в барах. В Нью-Йорке, однако, объектов для ненависти нашлось немало и вызвать в себе ненависть оказалось легче. Здесь жила огромная обособленная еврейская община, где Солин мог угнездиться, ради удобства презирая всех чужаков, что считалось не только уместным, но и почти обязательным.
И все же, он предпочитал пить с ирландцами.
Когда на телевизионном экране пошел репортаж о событиях в мечети, Солин мог только смотреть картинку. Шум в баре был слишком громким и полностью заглушал комментарий. К тому же, какой-то идиот заорал песню прямо ему в ухо. Увидев намалеванные на стене мечети огромные буквы «С.Б.» Солин вскочил со стула и пробрался поближе к телевизору.
Значит, это сделало «братство»? Конечно! Кто еще мог вывести на стенах мечети «СБ.»? Наверняка это они! Черт, они, в конце концов, взялись за настоящее дело и надрали кое-кому задницу! И без него!
Вспыхнувшая гордость за товарищей обратилась в ярость: они позволили ему уйти; да нет, они выкинули его, как мусор, словно он ничего для них не значил. Никто даже не попытался ему помочь, когда этот сосун Кейн ударил его. Ни один не вышел в прихожую убедиться, что с ним все в порядке. Ни один не позвонил ему на следующий день и не попросил вернуться. Он участвовал вместе с ними в схватке с бритоголовыми – и это было здорово! – он ликовал вместе с ними, когда они все вместе снова и снова просматривали видеокассету с записью той замечательной драки. А затем они позволили новичку жестоко избить его и бесцеремонно выкинуть из квартиры.
Ярость Солина разгорелась и перешла в горечь, сжавшую губы и горло. Полиция разыскивает преступников, осквернивших мечеть? Это Солин понял, наблюдая на экране интервью с полицейскими. В верхней части экрана вспыхивал контактный телефон для тех, у кого имелась информация по этому делу. Солин пробрался в кабинку в конце бара.
После третьего звонка ему ответил мужской голос, сообщивший, что сейчас все заняты, и ему ответят, как только кто-нибудь освободится. Солин повесил трубку. Все равно у него возникла идея получше, чем заложить полиции своих бывших дружков.
Он набрал другой номер, и ему ответил Говард.
– Я держу тебя за яйца, паскуда, – сказал Солин.
– Кто это?
– Я держу тебя за яйца и могу в любую секунду дернуть. У тебя вроде бы есть яйца, а, Говард?
– Солин?
– Говард? – с насмешкой переспросил он. – Говард, это ты?
– Что тебе нужно?
– Тебя ищет полиция, а, Говард? Полиция тебя ищет, а я знаю, где тебя найти. Что ты на это скажешь?
– На что? Что ты собираешься делать?
– Уже все сделано, Говард. Три минуты назад я позвонил легавым.
В трубке наступило молчание. До Солина доносилось бормотание телевизора в квартире Говарда.
– Что ты сказал полиции? – спросил Говард очень тихим и ясным голосом.
– Я сказал им, что такое «СБ.» и где им искать твою поганую задницу.
Трубка снова замолчала.
– Говард, с кем ты там разговариваешь? С этой свиньей Кейном?
– Я ни с кем не разговариваю, – ответил Говард.
– Передай Кейну, что он получит все, что ему причитается.
– По-моему, ты сказал, что уже позвонил в полицию?
– Это был предварительный звонок, – с усмешкой признался Солин: теперь он мог вертеть растяпой Говардом, как ему вздумается. Зачем обрывать веревочку, когда можно еще помучить Говарда? Помучить их всех некоторое время, пока ему не надоест эта забава?
– Где ты сейчас? – спросил Говард.
– Веселюсь с друзьями. – Солин дал послушать Говарду шум бара. – Развлекаюсь понемногу.
– Думаю, нам следует поговорить, – сказал Говард. – Не нужно ничего делать сгоряча.
– Вот в этом ты ох как прав, – с воодушевлением согласился Солин. – Я ничего не собираюсь делать сгоряча. Я это сделаю потихоньку. Медленно. Я буду прижимать тебя и твоих сволочных приятелей сантиметр за сантиметром и с наслаждением наблюдать, как вы станете корчиться.
– Давай встретимся. Мы можем договориться...
– Спокойной ночи, Говард. И помни, полиция может в любую секунду постучаться в твою дверь, так что – приятных сновидений.
Солин вернулся к стойке, испытывая жгучее чувство удовлетворения. Пусть дрожат от страха. Пусть боятся Солина и его мести за предательство. Так или иначе он добьется своего, а как он поступит – позвонит в полицию или нет, – будет зависеть от его ощущений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
Именно поэтому он ухватился за Говарда и его «братство», как утопающий хватается за соломинку. От него не требовалось проходить какое-либо испытание, представлять справку о нацпринадлежности или характеристику. Солин просто сказал Говарду, что он еврей и желает надрать кое-кому задницу, и Говард, испытывавший недостаток в рекрутах, горячо прижал его к груди. Или, вернее, тому, что считается грудью у этого худосочного городского мальчика, подумал Солин. Солин не был уверен, что Говард «голубой», он предпочитал считать его нормальным, но мальчик определенно был со странностями. Все речи и постоянные разглагольствования Говарда об истории и теории еврейства, бдительности и грядущем отмщении казались Солину пустой болтовней, хотя часть его речей про месть пришлась ему по душе. С ней он был согласен. Всем в этом проклятом городе не мешало пару раз врезать по морде за заносчивость. Солин был бы счастлив отвесить каждому янки по щедрой оплеухе, что только пошло бы им на пользу.
Остальные ребята в «братстве» оказались вполне ничего – смягченный северный вариант, – за исключением Бородина. В Бородине не было ничего мягкого кроме мозга. Они все тоже, конечно, слишком много болтали. И слишком много думали, что еще хуже, поскольку это мешало им действовать. Но все они были вполне нормальными ребятами. Они приняли его в свою среду как равного. Они даже стали ему чем-то вроде семьи, насколько северяне могли сродниться с южанином. Конечно, не настоящей семьей, но родная семья Солина тоже не очень походила на настоящую – там его не слишком жаловали.
Но Говард научил Солина подчеркнутой неприязни ко всем неевреям и просветил насчет нацеленных на евреев враждебных сил общества. Солина не требовалось долго науськивать. Он всегда подозревал, что большая часть мира настроена против него, но Говард яснее обрисовал ему лицо врага. В маленьком городке, где Солин рос, у него не было причин ненавидеть всех неевреев. Среди его приятелей не было евреев, а Солин никогда не был настолько глуп, чтобы разжигать в себе ненависть к веселым собутыльникам, которыми он великолепно проводил вечера в барах. В Нью-Йорке, однако, объектов для ненависти нашлось немало и вызвать в себе ненависть оказалось легче. Здесь жила огромная обособленная еврейская община, где Солин мог угнездиться, ради удобства презирая всех чужаков, что считалось не только уместным, но и почти обязательным.
И все же, он предпочитал пить с ирландцами.
Когда на телевизионном экране пошел репортаж о событиях в мечети, Солин мог только смотреть картинку. Шум в баре был слишком громким и полностью заглушал комментарий. К тому же, какой-то идиот заорал песню прямо ему в ухо. Увидев намалеванные на стене мечети огромные буквы «С.Б.» Солин вскочил со стула и пробрался поближе к телевизору.
Значит, это сделало «братство»? Конечно! Кто еще мог вывести на стенах мечети «СБ.»? Наверняка это они! Черт, они, в конце концов, взялись за настоящее дело и надрали кое-кому задницу! И без него!
Вспыхнувшая гордость за товарищей обратилась в ярость: они позволили ему уйти; да нет, они выкинули его, как мусор, словно он ничего для них не значил. Никто даже не попытался ему помочь, когда этот сосун Кейн ударил его. Ни один не вышел в прихожую убедиться, что с ним все в порядке. Ни один не позвонил ему на следующий день и не попросил вернуться. Он участвовал вместе с ними в схватке с бритоголовыми – и это было здорово! – он ликовал вместе с ними, когда они все вместе снова и снова просматривали видеокассету с записью той замечательной драки. А затем они позволили новичку жестоко избить его и бесцеремонно выкинуть из квартиры.
Ярость Солина разгорелась и перешла в горечь, сжавшую губы и горло. Полиция разыскивает преступников, осквернивших мечеть? Это Солин понял, наблюдая на экране интервью с полицейскими. В верхней части экрана вспыхивал контактный телефон для тех, у кого имелась информация по этому делу. Солин пробрался в кабинку в конце бара.
После третьего звонка ему ответил мужской голос, сообщивший, что сейчас все заняты, и ему ответят, как только кто-нибудь освободится. Солин повесил трубку. Все равно у него возникла идея получше, чем заложить полиции своих бывших дружков.
Он набрал другой номер, и ему ответил Говард.
– Я держу тебя за яйца, паскуда, – сказал Солин.
– Кто это?
– Я держу тебя за яйца и могу в любую секунду дернуть. У тебя вроде бы есть яйца, а, Говард?
– Солин?
– Говард? – с насмешкой переспросил он. – Говард, это ты?
– Что тебе нужно?
– Тебя ищет полиция, а, Говард? Полиция тебя ищет, а я знаю, где тебя найти. Что ты на это скажешь?
– На что? Что ты собираешься делать?
– Уже все сделано, Говард. Три минуты назад я позвонил легавым.
В трубке наступило молчание. До Солина доносилось бормотание телевизора в квартире Говарда.
– Что ты сказал полиции? – спросил Говард очень тихим и ясным голосом.
– Я сказал им, что такое «СБ.» и где им искать твою поганую задницу.
Трубка снова замолчала.
– Говард, с кем ты там разговариваешь? С этой свиньей Кейном?
– Я ни с кем не разговариваю, – ответил Говард.
– Передай Кейну, что он получит все, что ему причитается.
– По-моему, ты сказал, что уже позвонил в полицию?
– Это был предварительный звонок, – с усмешкой признался Солин: теперь он мог вертеть растяпой Говардом, как ему вздумается. Зачем обрывать веревочку, когда можно еще помучить Говарда? Помучить их всех некоторое время, пока ему не надоест эта забава?
– Где ты сейчас? – спросил Говард.
– Веселюсь с друзьями. – Солин дал послушать Говарду шум бара. – Развлекаюсь понемногу.
– Думаю, нам следует поговорить, – сказал Говард. – Не нужно ничего делать сгоряча.
– Вот в этом ты ох как прав, – с воодушевлением согласился Солин. – Я ничего не собираюсь делать сгоряча. Я это сделаю потихоньку. Медленно. Я буду прижимать тебя и твоих сволочных приятелей сантиметр за сантиметром и с наслаждением наблюдать, как вы станете корчиться.
– Давай встретимся. Мы можем договориться...
– Спокойной ночи, Говард. И помни, полиция может в любую секунду постучаться в твою дверь, так что – приятных сновидений.
Солин вернулся к стойке, испытывая жгучее чувство удовлетворения. Пусть дрожат от страха. Пусть боятся Солина и его мести за предательство. Так или иначе он добьется своего, а как он поступит – позвонит в полицию или нет, – будет зависеть от его ощущений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91